— Ладно, — сказал он через секунду, снова беря себя в руки. — Проехали. Я пойду, а вы… Вот, что, полковник, я так понимаю, у вас тут любовь… Сбереги девку, Христом богом тебя прошу, — неожиданно закончил он и, крякнув по-стариковски, вылез из машины.
До девяти вечера сидели в пивной в районе станции Новгород-Сортировочная. Место неприметное, посетители в основном работяги, шоферы-дальнобойщики да железнодорожники. Просторный зал под низким сводчатым потолком, опирающимся на краснокирпичные колонны, затянут табачным дымом, а меню не блистает изысками и разнообразием, но зато на них здесь никто не обращает внимания. Сидят себе люди в нише за колонной, едят, пьют, тихо разговаривают, и пусть себе. А им троим только это и требовалось. После пережитого стресса и мужчинам, и в особенности Полине нужен был отдых, да и возвращения Лили следовало дождаться, не мозоля при этом глаз на улицах города и уж, тем более, не шляясь по его центру.
Честно сказать, чувствовал себя Реутов отвратительно, и психологически, и физически. Нервы разыгрались не на шутку, и во всем теле ощущалась страшная усталость и ломота. Казалось, ноют и «жалуются» на непомерную нагрузку все до единой мышцы, какие ни на есть в его несчастном старом уже, если признать очевидное, организме. Но в присутствии Полины ни жаловаться, ни кряхтеть по-стариковски было неудобно. Да и Казареев, посматривавший время от времени на Реутова с неприкрытым интересом, к откровенной демонстрации своей мужской несостоятельности не располагал. Однако, как бы то ни было, поначалу Вадим даже есть не мог. Буквально кусок в горло не лез. Только ужасно хотелось пить, так что пол-литровую кружку пива он выпил едва ли не залпом, но этого даже не заметил. Впрочем, особого аппетита не чувствовали, кажется, и остальные.
Посидели молча, выпили по паре кружек темного пива, вкуса которого Вадим, если честно, даже не разобрал. Пришли немного в себя, чуть расслабились, и тогда уже заказали рассольник с почками и ушное[46], настоятельно и, как выяснилось, не без причины рекомендованное услужливым половым, и вот под еду — а аппетит-то вдруг возьми да проснись у всех троих — начали говорить.
— Что же это такое?! — По-видимому, Полина созрела наконец чтобы задать этот давно напрашивающийся вопрос. — Кто они? Ведь папа…
— Да, — совершенно серьезно ответил ей Давид. — Осуществить посреди дня нападение на начальника делопроизводства Генерального Штаба, это что-то.
— Они не на него нападали, — возразил Вадим. — Им нужна была Полина.
— Ну да, — зло усмехнулся в ответ Давид. — Не играйте в слова, господин полковник. Если вы еще не обратили внимания, — кивнул он на экран телевизора, висевшего на стене совсем рядом с их столиком, — Полина Спиридоновна Кетко в розыск не объявлена. Ее имя, как и наши с тобой кстати, в связи с инцидентом на Софийской набережной даже не упоминаются. Ты, Вадик, куда свой револьвер дел?
— Бросил где-то, — пожал плечами Реутов.
— Бросил, — кивнул головой Давид. — Ты бросил, а на нем, между прочим, пальчики… А отпечатки твоих, Вадик, пальцев, насколько я знаю, еще с той войны в банке данных МВД лежат. Или я ошибаюсь?
— Ну да, — неуверенно признал Вадим, начиная понимать, какими надо обладать возможностями, чтобы рискнуть напасть на генерала Шуга, а потом сделать так, чтобы ни Вадим, ни Давид, ни Полина не попали в сводки новостей. И это притом, что генерал Шуг остался жив и, следовательно, может рассказать, кто там был, и кого там не было.
— Вот именно, — продолжил гнуть свою линию Давид. — А о тебе, mon cher ami[47], между прочим, даже не вспомнили.
Действительно, в сводках новостей об инциденте на Софийской набережной говорили много и едва ли не с упоением, что, в принципе, и понятно. Не каждый день случается вооруженное нападение на ресторан, да еще в центре города. Во всяком случае, в России, такое являлось большой редкостью, а в столице каганата тем более. Для обывателей это, разумеется, был немалый шок, а для журналистов — хлеб насущный. Настоящая сенсация! Однако поражало в этих сообщениях другое. Имея огромное количество свидетелей, а Реутов, как никто другой, знал, сколько народу находилось в тот момент внутри ресторана и на набережной, репортеры, описывавшие инцидент, рассказывали совершенно невероятные истории, ничуть не похожие на то, что произошло там на самом деле. Единственным более или менее достоверным фактом в их фантазиях являлось лишь упоминание некоего офицера Генштаба N, который и дал отпор налетчикам из табельного оружия. И все. Остальное полный бред. Криминальные разборки… Война между враждующими бандитскими кланами… Налет с целью ограбления… Но, бог с ними с репортерами уголовной хроники, однако именно такую версию — «налет с целью ограбления» — высказал и высокопоставленный чин сыскной полиции в интервью одному из журналистов.
— Что рассказал тебе отец? — спросил Вадим, решительно меняя тему.
— К нему обратились вчера утром, — ответила Полина и в третий раз на памяти Реутова потянулась к лежащей на столе пачке за сигаретой. — Он не сказал кто, но по его словам можно понять, что это была какая-то весьма высокопоставленная фигура. Возможно, кто-то из правительства, а может быть, и нет. Я не поняла. Но папу настоятельно попросили помочь задержать меня для приватной беседы. Ему так и сказали, «задержать» и «приватная беседа». И тут же заверили, что мне ничего не грозит, но одновременно намекнули, что я замешана в каком-то крайне неприятном деле, которое может стоить мне свободы, а ему карьеры. Ну и… Вы просто не знаете отца! Он, конечно, солдафон, но это по большей части напускное. Вообще-то он образованный и умный… И того человека, я так думаю, отец знает давно и не сильно ему доверяет. Поэтому он и подстраховался, хотел сначала выяснить, что происходит на самом деле. И еще, в тот же день, в новости центрального телевидения попало сообщение из Петрова об исчезновении Вадика. Фамилия отцу показалась знакомой, то есть он ее знал, и очень удивился, когда совпало еще и имя. И он попросил контрразведчиков дать ему подробную сводку по этому делу. Так что уже вчера вечером у него на столе лежало подробное досье на профессора Реутова, а в нем твои фотографии и биография, опубликованная в Архивах Академии Наук. Ну и что должен был подумать отец, учитывая, что он твердо знал, что ты убит? Лицо то же самое — у него вообще память на лица и имена феноменальная — в биографии черным по белому записано, что воевал ты во 2-м казачьем корпусе… Но и это не все. Там, в Петрове, один репортер уголовной хроники раскопал и выдал в местных новостях, правда всего один только раз (потом эта информация больше ни разу не повторялась), что Вадим Реутов исчез, по-видимому, ночью, после того, как накануне вечером ужинал в ресторане со своей студенткой Полиной Кетко, — на этом месте Полина явно несколько смутилась, но рассказывать не перестала, — и другом детства Давидом Казареевым… А супруги Казареевы, оказывается, тоже исчезли, и госпожу Кетко найти никак не удается… В общем, он понял, что происходит что-то экстраординарное, и уже начал предпринимать попытки найти нас своими средствами, рассудив что коль скоро кому-то мое появление в Новгороде кажется вероятным, следовательно, мы или, во всяком случае, я — жива и невредима. И, разумеется, он был готов к моему звонку. Он хотел спрятать нас «до выяснения» на какой-то своей базе, но…
— Все выяснилось само собой, — невесело усмехнулся Вадим и тоже потянулся за сигаретами. Купить папиросы он опять забыл.
— Да. — Полина была очевидным образом расстроена. Дела явно обернулись совсем не так, как она, судя по всему, надеялась, направляясь в столицу. Ведь если даже отец — генерал Генерального Штаба — на которого она рассчитывала, как на бога, ничего не может сделать, а, напротив, сам, как простой смертный, оказался под огнем, то означать это могло лишь то, что мир перевернулся, или, лучше сказать, рухнул, а жить на руинах мироздания страшно и неуютно. И Реутов ее очень хорошо понимал, сам он испытывал точно такие же чувства.
— Он тебе еще что-то рассказал? — спросил Вадим, пытаясь вести себя, как мужчина. — Что-то обо мне?
— Не успел, — покачала головой Полина. — Мы с ним больше обо мне говорили, и он меня о тебе расспрашивал. Какой ты, как выглядишь, как ходишь и говоришь… Обо всем, в общем. Спросил, говорили ли мы о твоем прошлом, и я рассказала ему о Марке Грече, и про казачий сайт тоже. А потом… Потом началась стрельба, и стало уже не до этого.
— Ну и что все это может означать? — Вадим почти дословно повторил вопрос Полины, с которого, собственно, и начался разговор, но даже не заметил этого.
— Понимаешь, Вадик, — Давид сказал это так, словно на самом деле говорил сейчас сам с собой или рассуждал вслух, — не оставляет меня впечатление, что все это каким-то образом связано с тобой.
— Со мной? — удивился Вадим. — Но тебя же тоже арестовали, причем в то же самое время, что и меня.
— Да, я и не спорю. — Сразу же согласился Давид. — Возможно, что все дело в том, что мы с тобой встретились. Знаешь, как работают бинарные боеприпасы?
— Читал, — буркнул в ответ Вадим. — Но пока не понимаю, к чему ты клонишь.
— Видишь ли, в чем штука. Я в каганате уже третий раз. Два года назад приезжал, был в Харбине, Порт-Артуре, Хабаровске, Владивостоке. Два месяца прожил, и никто ничего ко мне не имел. Никаких вопросов. Ни единой претензии. Потом еще раз, чуть меньше года назад. Казань, Нижний, Итиль… Все нормально. И вот приезжаю я теперь, встречаюсь с тобой, и… Что изменилось?
— Я появился, — согласился Вадим. — А у меня появилась Полина.
— Тебя выдвинули на премию, — добавила Полина.
— На какую премию?
— Ламарковскую, — нехотя объяснил Реутов.
— Ламарковскую?! — Ну что ж, Давид был искренне удивлен, вот только удовлетворения это Реутову не принесло.