«Или будут?» — Задумался Илья, прокручивая в голове все детали создавшейся ситуации и стараясь не упустить при этом ни одной мелочи. Получалось, что могут и рассказать, если, разумеется, знать, как спросить.
Однако подробности гибели группы Типунова Илью не интересовали. Все равно он ничего не мог теперь изменить, и, следовательно, все это являлось неважным. А вот система охраны господина Домфрона интересовала Караваева по-прежнему. И время для этого, кажется, пришло.
— Здравствуйте, Карл Иванович, — сказал он, соединившись с Альфой. — Как поживаете?
— Благодарствуйте, — ответил Альфа, говоривший по-русски правильно, но с сильным ирландским акцентом. — Божьим промыслом, все идет хорошо.
— Ну и слава богу, — поддерживая, заданный «Карлом Ивановичем» стиль разговора, сказал Илья. — А у меня к вам просьба образовалась.
— Я весь внимание, уважаемый Григорий Матвеевич.
— Надо бы познакомиться с одним человеком и обсудить с ним вопросы взаимовыгодного сотрудничества. Экспорт — импорт, сами понимаете.
— Понимаю, — не стал спорить Альфа. — Жду подробностей.
— Уже, — ответил на это Караваев, сбрасывая на электронный адрес «Карла Ивановича» файл со всеми полученными им от своих источников данными на Ивана Силовича Постникова. — Сейчас будет.
— Секунду, — попросил Альфа и после короткой паузы подтвердил получение: — Есть. Не извольте беспокоиться, сегодня же и займусь.
— Ну бог вам в помощь! — Вполне искренне пожелал Илья и выключил телефон.
Решив, таким образом, главную задачу дня, Караваев переключился на другие срочные дела. Группа Механика из игры выбыла, это, к сожалению, являлось медицинским фактом. Но охота на Домфрона продолжалась. И хотя в рядах загонщиков образовались досадные прорехи, которые, разумеется, следовало как можно скорее залатать, вырваться за линию флажков Князю уже вряд ли удастся. А функции Механика, решил Караваев, возьмет на себя Каппа. Вот введением в игру резервной группы Гюнтера Паля по кличке Фельдфебель Илья теперь и занялся.
«Нет, — решил наконец Реутов. — Рутберг был со мной искренен ровно настолько, насколько это выгодно ему самому».
Однако Вадим иллюзиями себя не тешил. Возможно, на данный момент генерал и являлся союзником, но только сейчас и ровно настолько, насколько это соответствовало его собственным — до конца Реутову, к слову сказать, неизвестным — планам. И вытекало это отнюдь не из общих соображений, а становилось вполне очевидным, если правильно проанализировать все имеющиеся факты. Помог ли Рутберг им бежать с баржи? Вполне возможно, что и помог. Но что это была за помощь? А была она такой, чтобы, с одной стороны, уровнять шансы жертвы и преследователя, а, с другой, не дай бог не подставиться самому. Ну а дальше, как бог рассудит. Сможет Реутов сбежать — хорошо, не сможет — кисмет. По крайней мере, так все это выглядело, если посмотреть на события того дня беспристрастно. Но именно это Вадим сейчас и делал. Сидел на кухне, пил крепкий кофе, листал полученные от генерала документы и думал. Анализировал факты, сопоставлял, искал противоречия и пытался при этом построить непротиворечивую модель событий. И получалось, что Рутберг передал Реутову весьма ценные документы, которые, несомненно, позволяли продвинуться вперед в поисках ответов на те вопросы, что из просто интересных давно уже превратившиеся в жизненно важные. Но при этом, что-то существенное и, судя по всему, принципиальное для понимания известных Реутову фактов, Моисей Аронович все-таки придержал. Дело в том, что из тех бумаг, которые Реутов уже выучил едва ли не наизусть, совершенно невозможно было вывести, почему Рутберг приготовил для Вадима свой «клад капитана Крузо». Вернее, в данном случае, правильнее было бы говорить о «посылке капитана Немо», которую однажды обнаружили на морском берегу обитатели «Таинственного острова». Но капитан Немо знал, что может понадобиться Сайресу Смиту и его спутникам, чтобы выжить на необитаемом острове. Содержимое же двух чемоданов, найденных Вадимом на конспиративной квартире, наводило на совсем другие мысли. Закладка, судя по слою пыли на полу и самих чемоданах, была сделана как минимум за несколько дней до того, как Реутов встретился с «полковником». Даты на банковских упаковках тоже были не свежие. Деньги были получены через два дня после ночного заплыва в Неве. То есть даже если предположить, что собирали чемоданы не в тот же день, а несколько — но все равно ненамного — позже, то и тогда, оставалось непонятным, откуда Рутберг знал, что понадобиться Вадиму могут не только паспорт и деньги, но и оружие. Как он вообще мог предположить, что Реутов сможет — да еще в таком состоянии — сбежать с баржи? Ведь не мог же этот обер-шпион не знать, что Вадиму в любом случае придется рвать цепь, снимать часового и плыть ночью через холодную реку. На что же он надеялся? На Давида? Возможно. Однако должен был все-таки понимать, что один Казареев двоих не вытащит. Но тогда получалось, что генералу заранее было известно, что электрошок и нервный стресс способны или даже должны помочь Реутову не только вспомнить прошлое, но и восстановиться физически.
«Адаптироваться, — вспомнилось Реутову использованное Рутбергом слово. — Сукин сын сказал, адаптироваться!»
Но в документах если и содержался намек на такое развитие событий, то это был действительно всего лишь намек. И понятен он становился только в контексте тех событий, которые произошли в последние десять дней. Но если так, то у Рутберга должны были быть веские основания предполагать именно такое развитие событий, и, следовательно, он рассказал Вадиму отнюдь не все, что знал.
«Сукин сын!»
Впрочем, имелся тут и еще один шов, шитый — и, вероятно, не без умысла — белыми нитками. Само это противоречие между реальными действиями генерала и той информацией, которой он «столь щедро» поделился с Вадимом, являлось настолько очевидным, что наводило на мысль, что Рутберг продолжает играть с ним в какую-то свою, совершенно непонятную пока игру. Помогает и тут же дает понять, что мог бы помочь и большим, но этого не делает. Ведь не мог же он, в самом деле, надеяться, что Реутов этого противоречия не заметит!
«Он или за дурака меня держит, что на правду не похоже, — подытожил Вадим свои размышления. — Или намеренно подталкивает к каким-то определенным — выгодным, но отнюдь не для меня, действиям».
Второе выглядело куда как правдоподобнее.
«Я ему нужен всего лишь, как приманка… Самостоятельной ценности у меня в его глазах нет!»
Ну что ж, если разобраться, это было уже кое-что. Своих врагов, как и своих друзей, предпочтительнее знать если и не в лицо, то хотя бы по именам.
В половине второго неожиданно позвонил Греч. Реутов все еще сидел за столом на кухне и продолжал собирать из имеющихся в распоряжении деталей сложноустроенную модель реальности, когда дернулся вдруг лежащий рядом с рукой чудо-телефон Марика и двинулся куда-то, лихорадочно подрагивая, по гладкой поверхности столешницы.
«Это кто еще?! — Удивился Вадим, взглянув на шалтер терминала. — Ночь ведь уже… Давид?»
Но это был не Казареев.
— Доброй ночи! — Сказал в трубку Марик. — Разбудил?
— Ни в коем случае, — ответил заинтригованный неурочным звонком Реутов. — Случилось что?
— Как посмотреть, — не слишком вразумительно объяснил Марик. — Ты… Ты не мог бы отлучиться на час-два?
— Отлучиться? — Переспросил Вадим, лихорадочно соображая, что из подарков Рутберга следует с собой прихватить. — Да, конечно. Автомат брать?
— Нет, — усмехнулся в ответ Греч. — Не в этом смысле. Я просто хотел тебе предложить посидеть где-нибудь. Выпить…
«Дела!»
— Приезжай к нам, — предложил Вадим, решивший вопрос доверия еще накануне. — Полина спит, квартира большая.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— Спасибо. А выпить-то у тебя…
— Есть у меня, что выпить, — остановил Греча Вадим. — И закуска найдется. Приезжай.
— Давай адрес, — не стал ломаться Греч.
Он приехал очень быстро — вероятно находился недалеко — но при том успел где-то отовариться по полной программе. На освобожденный по такому случаю кухонный стол были торжественно водружены две бутылки марочного перевара[98], палка беловежской казы[99], лепешки из белой муки, и картонные судки с горячими еще кукломой[100], такошем[101] и шарбином[102].
— Ну ты даешь, Марик, — усмехнулся Реутов, рассматривая этикетку на бутылке. — Двенадцать лет выдержки… Однако! Это же мы с тобой упьемся вусмерть.
— Не гони! — Отмахнулся Греч. — Что тут пить?
— И в самом деле! Ты что думал, у меня и угостить тебя нечем?
— Но кукломы-то у тебя нет, — улыбнулся Греч.
— Ну разве что, — согласился Реутов, который на самом деле, бог весть, сколько лет не пробовал настоящей хазарской кухни. — Ты где это все раздобыл?
— Места надо знать, — хмыкнул в ответ Греч, срывая с бутылки сургуч. — А посуда у тебя имеется или из горла, как на фронте?
— Имеется, — Реутов открыл настенный шкафчик и стал выставлять на стол тарелки, чашки и рюмки.
— Ну вот, — удовлетворенно подвел итог его трудам Марик, разливая перевар по граненым восьмидесятиграммовым рюмкам. — Это и называется семейный уют.
Глава 11. Как вас теперь называть?
Случается в Африке, что змеи собираются на пир возле издохшего мула. Вдруг они слышат жуткий вой василиска и поспешно уползают прочь, оставляя ему падаль. Василиск же, насытившись, снова издает страшный вой и уползает восвояси.