«Коррида, мать ее! Коррида и есть. Или ты быка за яйца, или он тебя, а уйти с арены… Ну кто же себя настолько не уважает?»
Следующий звонок был Альфе.
— Доброе утро, Карл Иванович.
— И вам того же, Иннокентий Захарович! Чем могу быть полезен?
— Вы с Постниковым уже говорили?
— Да, — ответил Альфа. — И я бы позволил себе заметить, разговор у нас получился хороший. Задушевный.
— Что-то существенное?
— Не думаю. Скорее декларация о намерениях. Но кое-какие пустяки клиент нам в залог, так сказать, оставил.
— Ну что ж, — сказал Греч, который на большее и не рассчитывал. — «Пустяки» срочно вышлите мне, а контакт с Постниковым… Впрочем, это зависит от того, что вы ответите на мой следующий вопрос.
— Я весь внимание, — ответил Альфа.
— В деле фру Амт, — объяснил Греч. — Это что-то меняет?
— Дайте подумать, — и Альфа замолчал на минуту или две.
— Я остаюсь в деле, — сказал Альфа после затянувшейся паузы. — Но тариф следует поднять. Боевой плюс 200 %.
— Идет, — не торгуясь, согласился Греч. — Меняйте квартиру и легенду. Связь по третьему варианту.
— Тогда, я пошел.
— Удачи.
А потом он звонил уже всем подряд. Бете, Каппе, Сигме, Фельдфебелю…
Срочно разорвать контакт со всеми «заинтересованными» лицами и до особого распоряжения прекратить все активные мероприятия… Сменить адреса и легенды, намертво рубя при этом концы… Сидеть тихо, носа не высовывать, но «воздух нюхать», потому что «я хочу знать, что происходит». Как первая реакция на кризис, это было абсолютно правильное решение, но только так, потому что сворачивать операцию Марк не собирался.
А еще потом, пошла информация. Не много, но для размышлений вполне достаточно. В 11.30 позвонил Бета и сообщил, что по его сведениям рейс ЕА17856 прибыл в 2.37 ночи на частный аэродром товарищества «Вперед» в Ораниенбауме. Чартер из Нового Амстердама — «Фоккер 611»[122] — 83 пассажира и порядка 20 тонн груза (чемоданы, кофры, стандартные контейнеры). Таможенного досмотра не проводилось, так как рейс встречали какие-то крупные чины из МИДа и канцелярии премьер-министра (идентифицировать пока не удалось, словесные портреты прилагаются). Прибывшие разместились в трех группах машин и убыли в неизвестном направлении. Однако конечный пункт одной из этих групп Греч уже знал, а в 12.10 Фельдфебель смог уже уточнить, как маршрут этой самой группы, так и двух других кортежей. Отключить специально для фру Амт камеры уличного наблюдения никто ведь не озаботился, и, если полицейская сеть все еще оставалась для Греча недоступной, камеры, принадлежащие городской думе, тоже позволяли многое увидеть и понять. Во всяком случае, предположительные места базирования двух других групп, одна из которых сильно смахивала на отряд Винсента Саардана, Марк теперь знал.
Таким образом, к двум часам дня Греч успел составить себе общее впечатление о том, что и как будет теперь происходить в Петрове. Оставалось только решить, какими в этом случае должны быть его собственные действия. Здесь требовался творческий подход, тем более, что в 13.47 он получил сообщение по электронной почте, что, начиная со вчерашнего вечера кто-то настоятельно разыскивает некоего неназванного по имени отставного офицера в звании от майора до полковника, возможно, наемника, приметы которого подозрительно совпадали с описанием человека, встретившегося несколько дней назад с покойным Механиком.
«Оперативно…» — Но в профессионализме людей Домфрона Марк, в принципе, и не сомневался.
Сомневался он пока только в том, стоит ли тревожить по этому поводу Зою. Однако обдумав все обстоятельства еще раз, решил, что береженого бог бережет, и Зое все-таки позвонил.
— Что? — спросила она так, как если бы могла читать его мысли.
— Пока ничего, — успокоил ее Греч. — Но ситуация осложнилась. Собери чемодан, через час подъедет Серафим Кириллович и отвезет вас на другую квартиру. Квартира хорошая, но выходить из дому день-два нельзя. Все, что вам будет нужно, будет приносить Серафим или его жена. Никому не звони и на телефонные звонки не отвечай, — предупредил Греч. — Связь только со мной. Если заметишь что-то подозрительное, сразу же дай знать. И… и держи револьвер под рукой. Ты меня поняла?
— Так плохо? — голос ее звучал уверенно, но тем не менее в нем слышалась тревога.
— Да, нет, — мягко возразил Греч. — Если бы было плохо, я бы забрал вас из Петрова, но положение серьезное, и я не хочу рисковать.
Долго прятаться невозможно. То есть, возможно все, но Греч такой вариант в расчет не принимал. Однако на пару дней он освобождал себя от необходимости заботиться и волноваться о «своих женщинах». Даже если, Амт или кто-нибудь другой пройдет всю цепочку и доберется до «Альянса» или до Риты Готлиб, найдут они тщательно охраняемый, но пустой дом на Песочной набережной, вляпаются — или не вляпаются — в засаду и останутся ни с чем, потому что Зоя и Вероника будут скрываться на другом конце города, и охранять их будут Каппа и Лямбда, выйти на которых тот еще геморрой.
Приняв душ и сварив крепкий кофе, Греч вернулся к терминалу. Он плеснул в стакан немного коньяка — исключительно для тонуса — закурил сигарету и начал просматривать накопившуюся в вычислителе информацию.
Как и следовало ожидать, «пустяки» Постникова оказались именно тем, чем и должны были быть — «декларацией о намерениях». Никак не больше. План апартаментов Домфрона, численность личной охраны, распорядок дня… Но, с другой стороны, мелочей в таком деле не бывает, и порой какой-нибудь пустяк…
«Как ты сказал, полковник? Западная галерея? А что у нас с запада? — Греч вывел на экран план «Итальянского палаццо», совместил с топографической картой и сориентировал на местности. — Ничего. Ни колоколенки какой-нибудь, ни многоэтажного дома. Одно только чистое небо. Чистое… Небо. Полчаса — час на западной галерее… Кофе, сигара, немного виски… Но у него наверняка есть наблюдатели на крыше и в окрестностях. Ну не поставит же он там радар?! Или поставит?»
— Бета, — сказал Марк, набрав номер. — Проверь радиоизлучение вокруг Итальянского Палаццо.
«Возможно…»
Идея, что и говорить, вполне сумасшедшая, но Греч не раз убеждался, именно такие безумные идеи — разумеется, после тщательной проработки деталей — и оказываются на поверку самыми стоящими. Самолет на высоте 5–6 километров… Это, естественно, если у них нет там радара ПВО. Но кто же будет подписываться на такое изощренное безумие? Максимум, горизонтальный радар против геликоптеров. Значит, все-таки самолет. Самолет и затяжной прыжок, как тогда в Катманду, выстрел… Нет, прицельный выстрел тут невозможен, но вот самонаводящаяся ракета…
«На что кстати наводящаяся? На тепловое излучение? На частоту телефона?»
Это, да. Ракета все к чертовой матери разнесет, если боеголовка нормальная. Но где взять ракету? И какую?
«Сулица[123], - вспомнил Греч. — Их же поставляли… Куда их только не поставляли!»
В принципе, «Сулица» являлась идеальным решением, но где ее взять?
«Легче всего в Зальцбурге, — решил Марк, перебрав в уме все возможные варианты. — Прелат? Да, пожалуй. И ведь он быстро работает. Значит, «Сулица», Зальцбург, Прелат и… и еще нелегальная переброска на территорию каганата. И ведь за оперативность придется приплатить. А где взять столько денег?»
Столько денег Греч мог взять только в одном месте. В фонде Корфа.
«Но это означает…»
Что это означало, Греч знал и без подсказки. Это означало окончательно раскрыться. Рассказать всем — «Городу и миру», — что Карл Аспид жив, и что это именно он завалил Домфрона.
«Как ни крути, самая безумная операция получается», — усмехнулся Греч, подливая себе коньяка.
Да, шуму будет… И на Аспида снова спустят всех собак. Но другого способа, может и не быть.
«А если промажет? А кто нам мешает использовать кассетную боеголовку? У Корфа денег хватит, а там — на «Пасеке» — посечет все подряд, даже ближайшие помещения…»
Увы, выходило хоть и эффектно, но дорого. Не в смысле денег, а в смысле…
«Плевать!» — Решил Греч, подводя черту сомнениям.
Зое и Веронике новые документы, а сам… А сам, как выйдет. В бега или… или в землю.
— Похожи, — сказала Полина. — Не значит идентичны. К тому же снимки разного качества и делать на основании внешнего сходства выводы…
— Далеко идущие, — кивнул Вадим.
— Что? — Сбилась с мысли Полина.
— Я говорю, что ты права, и мы не будем делать далеко идущие выводы.
— Издеваешься?
— Нет, — покачал головой Вадим. — Люди так долго не живут.
Действительно, Зимин родился в 1879 году, а самая поздняя фотография, из тех, что хранились в Архиве Петровского университета, была датирована 1922 годом. Стало быть, Алексею Николаевичу было тогда пятьдесят три года, хотя, следует признать, выглядел он куда моложе. А учетный лист на профессора Людова завели и того позже, в 1951, и выглядел Петр Григорьевич на фотографии в правом верхнем углу документа максимум на сорок. Зимину же, не погибни он в 1930, было бы тогда уже восемьдесят два и, соответственно, под девяносто — в 1956, когда Булчан Хутуркинов оставил своему брату фотографию с весьма лаконичной надписью на оборотной стороне:
«Сыну, на память и для памяти. Отец. 11.23.56».
«11.23.56…»
— Вот еще интересно, — сказал Реутов вслух. — Почему он поставил дату по-древнерусски.
— В Новой Голландии тоже так пишут, — возразил Давид. — Одиннадцатого месяца в двадцать третий день… Может быть, он оригинал был.
— Может быть, — согласился Вадим. — А может и не быть…
Что-то буквально толкалось в запертые двери памяти, силясь прорваться наружу, но пока безуспешно.
«11.23… Время? Время или…?»