ть. Но не суть важно. Главное-то понять уже несложно. Они нашли меня, выяснили, что я из себя представляю и сильно удивились потому, что по их данным я должен был — в лучшем случае — доживать свои дни в закрытой лечебнице для инвалидов войны. Думаю, что, имея достаточно информации — а они должны были ее иметь, хотя со мной и не поделились — Рутберг и его люди добрались и до Хутуркинова, а там уже надо быть полным ослом, чтобы не связать концы с концами. У них ведь была и записка генерала Уварова, и обрывки сожженного документа, и, наверняка, что-то еще.
— Допустим, — согласился Греч, прикинувший уже, как бы действовал при таких обстоятельствах он сам. Выходило, что «прокачать» историю Вадика, тем более при наличии пусть и небольшой, но профессиональной организации, вполне реально. А Бюро Научно-Технической Информации, скорее всего, и являлось такой именно конторой.
— Значит, он выяснил, что электрошоком сможет вернуть тебе память, — сказал Греч, обдумав все, что успел рассказать Реутов.
— Ну, я бы выразился несколько осторожнее, — усмехнулся в ответ на реплику Греча Вадим. — Рутберг предположил, что все это не с проста и попробовал… Он ведь не только электрошок ко мне применил. Получается, угадал…
И снова, как уже несколько раз во время этого разговора, Марк почувствовал за словами Реутова что-то еще, во что посвящать его Вадим не спешил.
— Понятно, — сказал он вслух, чтобы не создалось ощущения неловкости и недоговоренности. — В принципе, они ошиблись только в одном. Ты ничего не затевал. Типичное стечение обстоятельств, но ведь и в самом деле выглядит весьма двусмысленно. Твои исследования пересекаются с темами, над которыми работал Людов….
— Не пересекаются, — покачал головой Реутов.
— Но они-то могли этого и не понять, — пожал плечами Греч. — А на мой взгляд… вполне. И женщина твоя не кто-нибудь, а дочь Шуга. И с Каменцом ты очень уж ловко пересекся, и Давид твой вдруг в Петрове возник, — Греч даже головой покрутил, представляя, какой фурор у некоторых заинтересованных персон должно было вызвать это известие. Еще бы! Аргентинский разведчик — целый бригадный генерал! — работающий на Холстейна, который, в свою очередь…
«Да, круто замешано, — подумал он с горькой усмешкой. — И даже если все неправда, выглядит-то как самая что ни на есть настоящая многоходовка. Разве что присутствие Лилиан Бург явный перебор. Но это смотря, на чей вкус».
— Ну, где-то так, — согласился Вадим и взял в руку бокал с коньяком.
— А что Каменец? — спросил тогда Марк. — Что он там такого надыбал в Аргентине?
— А ты разве не читал? — искренне удивился Реутов. — Ты же сам мне…
— Я в чужие секреты не суюсь, если они, разумеется, принадлежат моим друзьям, — объяснил Греч. — Мышь расшифровал, и я сразу же отправил файл тебе. А у себя все стер. Да и не до того, честно говоря, было. Других дел хватало.
— А я думал ты на основе этой информации… — протянул Реутов. — Впрочем, не важно. Ты прав, Марик. Там все очень неудачно сложилось. Или, напротив, удачно. Смотря для кого. Тут такая история… В Третьем Главном Управлении Канцелярии его Величества в шестьдесят восьмом служил капитан Неклюдов. И вот в семьдесят четвертом, когда он был уже майором, влип этот господин в какую-то грязную историю и, не дожидаясь суда, сделал ноги. Что там с ним было дальше, я не знаю, но архив Неклюдова, а он выходит, ушел за кордон не с пустыми руками, всплыл аккурат весной этого года и не где-нибудь, а именно в Новом Амстердаме. И покупателем выступил…
— Домфрон, — Греч такому повороту дел даже не удивился. Все одно к одному, так что и удивляться, уже нечему. Но с другой стороны…
«Экая оказия, однако», — подумал он, не зная даже, горевать ли о таком стечении обстоятельств или восхищаться невероятным выкрутасам случая.
— Домфрон, — подтвердил Реутов. — И, судя по тому, что написал Каменец, получил этот сукин сын всю ту информацию, которой располагает и Рутберг. Ну, может быть, не всю, но уж точно, значительную ее часть. Так что, теперь они с меня точно не слезут.
— Ты от комбрига имел что-нибудь? — Время подходило к девяти, и Греч решил вернуться к главному. «Намерения сторон», в принципе, определились, и размазывать кашу по тарелке представлялось теперь делом никчемным еще и потому, что одним фактом биографии больше или меньше, значения не имело. Все основное Марк уже знал, а о том, чего не знал, мог догадаться.
— Он в Псковской бригаде, если ты это имел в виду, — с явным облегчением улыбнулся Вадим. — Сегодня попробую с ним повидаться, но, сам понимаешь, в нынешних обстоятельствах…
— Помочь? — спросил Греч.
— Не надо, — отмахнулся Реутов. — Сами справимся. Но ты пока так и не сказал, как тебе мой план.
Ну что ж, Реутов сделал предложение, и теперь очередь была за Гречем. Это ведь только сказать легко, — «Мы снова в одной лодке» — но вот принять решение, имеющее настолько серьезные последствия, гораздо труднее. И не то, чтобы план комбата был плох. Напротив, содержалась в нем доля здорового безумия, которая и вообще была свойственна планам Реутова, какими их помнил со времен войны Греч. Вполне реальный сценарий — в смысле реализуемый — но вот то, что он подразумевал… А подразумевал он именно то, что было сформулировано во фразе про лодку. Но в лодке ведь не только гребут вместе, с лодки не спрыгнешь. А он теперь не один и думать должен не только о себе.
— Нам понадобится пилот, — как в воду с обрыва бросаясь, сказал Греч.
— Пусть тебя это не тревожит. — Лицо Вадима стало серьезным, Отвердел и его взгляд. — Ты лучше подумай, где нам достать самолет. И еще, нам нужны будут документы на первый скачек, но такие, чтобы и концов не найти.
— Самолет я достану, — уверенно ответил Марк, тоже становясь предельно серьезным. — Но документы… Впрочем, дай мне обмозговать это дело день-два, может быть, что-то и придумается. А сроки?
— Тянуть нельзя, — Реутов скосил взгляд на полупустую пачку «Беломора», но все-таки не закурил. — Но и спешить, я думаю, не стоит. Когда ты собираешься решать свою проблему? — дипломатично спросил он.
— Два, максимум, три дня, — без обиняков ответил Греч, буквально физически ощутивший вдруг, как уходит драгоценное время.
— Вот от этого и будем плясать, — кивнул Вадим. — Помощь потребуется?
— Возможно. — Уже несколько минут, с тех пор как он почувствовал, что в конце концов такой вопрос будет задан, Греч прикидывал, каким образом сможет задействовать в своей операции Вадима и — чем черт не шутит — его аргентинского приятеля. Но в любом случае, сейчас, увидев комбата таким, каким тот стал за последние две недели, Марк был уверен, что участие Реутова в «операции Домфрон» резко повышало шансы на успех.
— Тогда до связи, — кивнул, вставая, Вадим. — Мой номер телефона ты знаешь…
— Знаю, — Греч бросил на стол сотенную купюру и тоже встал. — Удачи!
— И тебе того же, — Вадим взял со стола Марикову сотню и, заменив ее на свой пятидесятирублевый билет, возвратил Гречу. — Не сори деньгами, Марик, они нам, думаю, еще пригодятся.
Глава 14. Вор увидел замок и захохотал[155]
По преданию, если Василиск увидит свое отражение в зеркале, он умрет
Как ни странно, новость его не убила. Даже не ранила. Но, возможно, папочка это заранее предусмотрел и «соломки подстелил»? Однако факт: Реутов не сломался и не поплыл. Принял к сведению, «отряхнулся» и пошел дальше, лишь через пару дней ненароком обнаружив, что на самом деле событие бесследно для него не прошло. Впрочем, результат оказался совсем не таким, какой можно было ожидать, случись Вадиму узнать про всю эту поганую историю месяцем раньше или около того. Но вот, что интересно: новые обстоятельства, хоть и не освободили его вовсе от сомнительной склонности к рефлексии, сами становиться ее предметом решительно не желали. Никак.
— Здесь, — Реутов аккуратно выбрался из потока машин и припарковался на единственном свободном месте, забравшись левой парой колес на тротуар. — Дальше пешком.
— Как скажешь, — Полина выскользнула из темно-синего «Итиля», изящно увернулась от спешившего на кладбище «Русобалта», проводив сукина сына сочным, эпитетом — вполне в духе генерала Шуга — и, обогнув машину, одарила Вадима самой очаровательной улыбкой, какую он только мог вообразить: — Я готова.
— Тогда вперед, — Реутов поглубже загнал сжавший было сердце мгновенный страх и, подхватив свою «блондинку» под руку, потянул за собой. Куда и зачем они идут, он Полине заранее не сказал, и теперь ей оставалось только полагаться на своего, как она выразилась намедни, «замечательного во всех отношениях кавалера».
— Мужа, — поправил ее развеселившийся от такого определения Вадим, но был остановлен, что называется, на скаку.
— Без хупы[156] — не муж!
— А при чем здесь хупа? — удивился Реутов. — Ты же православная.
— Во-первых, не православная, — давясь от еле сдерживаемого смеха, ответила Полина. — Несториане мы, мил человек. А во-вторых, что-то мне не кажется, что ты готов креститься.
— Ну, где-то так, — вынужден был признать Вадим, который, не будучи человеком набожным и уж тем более религиозным, полагал, тем не менее, что кто кем родился, тем и должен оставаться. — Но ведь существует и гражданский брак.
— А смысл? — картинно подняла бровь Полина и, увидев, что он ее не понимает, объяснила: — Ну, если у тебя, милый, имеются свои тараканы в башке, почему бы и мне не иметь своих?
— Сюда, — Вадим отогнал непрошенные мысли, и свернул в переулок, где, как и предполагалось, почти никого в этот час не было. Лишь с противоположной стороны, от Стремянной, неторопливо шел навстречу какой-то мужчина в длиннополом черном пальто, застегнутом на все пуговицы, и низко надвинутой на глаза широкополой шляпе.