Вадим прислушался. Показалось, что он слышит голоса разноразмерных дарбук[173], сагат[174] и бубна, и еще, кажется, уда[175], но абсолютной уверенности, разумеется, не было. Зато вспомнилось вдруг одно древнее изречение, вполне возможно, принадлежащее и его «афганским предкам»: когда женщина танцует, табла повелевает ее бедрами, сагаты стерегут ее сердце, и удом поет ее душа.
«Когда женщина танцует…» — Он очень живо вообразил танцующую женщину, и даже танец ее, скорее всего, можно было назвать восточным, вот только выглядела она… Ну, что ж, по эту сторону Хазарского моря блондинки — да еще такие, как Полина, золотистые с оттенком красноты — были не просто редкостью, а чем-то почти нереальным. Но только не для Вадима. Вадим бы грезил ею и в сердце черной Африки, если бы его вдруг занесла туда нелегкая. Но в Африку Реутов пока не собирался, хотя Сингапур — а в кармане его пиджака лежал билет именно в Сингапур, так же как в паспорте имелась виза Малаккского королевства — ничем не лучше какой-нибудь Кении или Занзибара. Но искусство отсекания хвостов и заметания следов, как и любое другое искусство, требует жертв.
«Вот именно!» — Реутов бросил взгляд на зеркальную поверхность стены, мимо которой проходил, и даже хмыкнул. Естественно, только мысленно, но все же хмыкнул, увидев идущего к стойкам регистрации здоровенного афганца с темным от загара лицом — тональная крем-пудра творит чудеса! — черными зрачками «бандитских» глаз — а это были, разумеется, линзы — окладистой черной бородой и бритой наголо башкой. Впрочем, голова у него была покрыта — афганская шапка из черного каракуля дополняла вполне аутентичный наряд состоятельного и, вероятно, европейски образованного пуштуна.
Вадим быстро и без приключений прошел регистрацию, общаясь с улыбчивой девушкой за стойкой исключительно на смеси пушту, франкского и английского, сдал багаж — средних размеров «почти новый» чемодан, и, оставшись налегке, пошел на паспортный контроль. Но и тут его не ожидало ровным счетом никаких неожиданностей. Документы у Реутова были настоящие, точно так же как и многочисленные визы в паспорте, позволявшие без ненужных сложностей свободно перемещаться едва ли не по всем государствам Дальнего Востока.
В зоне отлета, бросив взгляд на огромные электронные часы — серебряный полумесяц и золотое солнце — и убедившись, что по-прежнему движется строго по графику, Вадим прошел в одну из открытых греческих кофеен, а именно, ту, что располагалась недалеко от перехода к третьему терминалу, и заказал себе кофе. Хотелось и чего-нибудь покрепче, но не в роли афганца. Увы.
Реутов достал трубку, неторопливо набил ее, примял табак пальцем и со вкусом раскурил. И в ту же секунду — словно провидение «придержало» время, давая ему приготовиться — Вадим увидел двух женщин в традиционной одежде правоверных магометанок и в хиджабах, скрывающих лица. Таких здесь было довольно много, и Вадим никак не смог бы выделить именно этих двух из общей массы «женщин востока», если бы не одно, но принципиальное обстоятельство: одна из «незнакомок» держала на руках очаровательную девочку, и хотя Веронике покрасили волосы, Реутов ее все-таки узнал. Впрочем, возможно, все дело было в том, что он ждал именно двух женщин и девочку? Может быть, и так, но ему это было неважно. Главное, что Полина, Зоя и Вероника добрались уже до третей «станции» и сейчас вылетают в Гонконг, где их «встретит» и подстрахует Давид.
Женщины постояли немного, сблизив головы и обмениваясь, вероятно, впечатлениями, и вошли в переход, а Реутов посидел еще в кофейне, покурил, выпил пару чашек крепкого ароматного кофе без сахара, и только минут через двадцать отправился искать свой рейс.
Сменив за четыре дня три комплекта документов и побывав в столицах нескольких государств дальнего востока, Айвен Шиер, как теперь звали Реутова, прибыл во вторник 8 октября на железнодорожный вокзал Антверпена. Вообще-то господин Шиер — гражданин Германской империи и гешефтман[176] по роду занятий — всего несколько часов назад прилетел в Амстердам из Мумбаи, но в экономической столице королевства не задержался, а сразу же выехал на поезде в Антверпен. И то сказать, торопился он неспроста, так как документы Айвена Шиера, как наряд Золушки в сказке Шарля Перо, должны были вскоре «исчезнуть» и «исчезли», разумеется. Только не в полночь, а в 15.30 по Гринвичу, когда со своей стоянки в порту ушел курсом на Стокгольм паром «Гений Севера», увозя на борту серый «Фольксваген 722» и хозяина автомобиля герра Шиера, получившего за четыре дня простоя вполне внушительную компенсацию в виде подписанного им — им ли? — договора на поставку большой партии режущего инструмента одной из индийских фирм. Но раз так, значит он и, в самом деле, побывал в Мумбае, а не отдыхал в третьеразрядной гостинице, где даже не спрашивают документов? Все возможно, однако Вадима эта история перестала интересовать в тот самый момент, когда, перестав быть немцем — конверт с документами, использованными авиабилетами, и подписанным договором лег в ячейку камеры хранения — стал аргентинцем и уже на паспорт Ричарда Дэмпфи взял на прокат машину и отправился в Гент. Ехать тут было недалеко, так что через час он был на месте, снял номер в скромной гостинице, пообедал в небольшом ресторанчике недалеко от замка Гентских графов классической фламандской похлебкой ватерзой с рыбой и тефтелями по-льежски, и отправился спать.
Вот в этом последнем он как раз и ошибся. Не стоило ложиться так рано, даже если устал, а он, и в самом деле, устал, не имея в последние двое суток никакой возможности поспать больше сорока минут подряд. Даже в самолетах приходилось все время быть начеку, лишь изображая сон, но, не расслабляясь по-настоящему. И все-таки ему следовало быть умнее и вовремя вспомнить, что «нынче он не то, что давеча». Но привычка к новым обстоятельствам еще не выработалась, и в результате, завалившись спать в половине девятого вечера, чтобы подняться с рассветом и ехать в Брюгге, Реутов проснулся в начале первого. Сон ушел сразу, как ни бывало. Голова ясная. Сердце отбивает медленный уверенный ритм, и по ощущениям впору выскочить из отеля налегке — примерно так, как он был одет при своем появлении в Актау — и припустить в Брюгге бегом. Судя по карте, как раз нормальная дистанция для здорового мужика, у которого кровь в жилах играет, и молодецкую силушку требуется срочно растратить, поскольку зазноба…
«Ох, ты ж!»
Вадим принял душ, оделся и, выйдя из отеля, сел в машину. В его распоряжении оставался еще один вариант поведения, не то чтобы спорный, но предусмотренный все-таки лишь на крайний случай. Однако чем бессонница в начале первого ночи не такой именно случай? Существовала, правда, вероятность, что Марик как раз спит, и вероятность эта весьма существенно отличалась от нуля. Но Реутов решил действовать по принципу «не догоню, так согреюсь», и погнал машину в Брюссель. Впрочем, ехать здесь было всего ничего — пятьдесят километров по отличной автостраде пролетели так стремительно, что и говорить не о чем. А в самом Брюсселе, который Реутов помнил хотя и неплохо, но как бы не своей памятью, он покрутился немного, но, в конце концов, выбрался на искомую Rue de la Regence и только тогда набрал заветный номер.
— Да, — коротко ответил знакомый голос уже на третьем гудке.
— Привет! — Сказал на это Реутов.
— Ах, вот как! — Удивился Марик. — Только не говори, что соскучился!
— Соскучился.
— Ты где? — Спросил тогда Греч.
— На Rue de la Regence.
— Езжай до Place Royale и сворачивай на Rue de Namur. Третий дом от угла — бар «Корона».
«Так просто?» — Удивился Вадим, сворачивая направо и притормаживая около освещенных окон бара.
Но все так и оказалось. Народу в заведении было довольно много, но не до такой степени, чтобы не было свободных мест, а Греч и вовсе сидел за столиком один, и не узнать его — даже в гриме — Вадим попросту не мог. По глазам узнал бы, если бы даже не рассмотрел знакомых черт, скрадываемых накладными усами и аккуратной бородкой.
— Привет! — Сказал он, подойдя вплотную и садясь рядом с Марком.
— Эк тебя! — Усмехнулся Греч, с интересом рассматривая лицо друга. — Не спится?
— Никак.
— Вот и мне тоже… Что будешь пить?
— Виски буду пить и кофе, — но это Вадим сказал уже не столько Марку, сколько подошедшему к их столику официанту.
— Какой виски, желает месье? — Официант говорил по-французски скверно, но все-таки говорил.
— Хороший, шотландский, — пожал плечами Реутов. — На ваше усмотрение. И сразу же повторить в тот же стакан.
— Понимаю, — улыбнулся официант. — И, разумеется, безо льда?
— Безо льда, — подтвердил Вадим и тоже улыбнулся. — С кофе то же самое. Крепкий, двойной. Два раза, и в одну чашку. Идет?
— Все будет в лучшем виде!
— Заранее вам благодарен!
— Не за что! — И официант заспешил выполнять заказ.
— На все твои вопросы, — Греч достал из пачки сигарету, но не закурил, а продолжил самую важную сейчас для Реутова фразу. — Сразу отвечаю: да, а подробности, сам понимаешь, узнаем, когда до места доберемся. Так что с этим все.
— Все, — не стал спорить Реутов, и они оба закурили. — Газеты читал?
— И радио слушал, и по телевизору смотрел, и в сети искал. Безупречно.
— Да уж… Что бы впопыхах да набегу…
— О чем ты?! — В голосе Греча смешивались ирония и недоверие. — Если бы мне кто-нибудь когда-нибудь сказал, что я вот так — «на коленке» — за три дня сваяю операцию такой сложности, да еще и проверну… Авантюра!
— Но, согласись, вышел настоящий chef-d'œuvre[177]!
— Возможно. — Не стал спорить Марк. — Но без твоей помощи… Теперь-то расскажешь, как ты концовку отыграл?