Взгляд за линию фронта
ВЗГЛЯД ЗА ЛИНИЮ ФРОНТАПовесть
Доктор исторических наук Николай Ильич Веденеев, подбирая литературу для очередной работы, наткнулся на большую статью в газете «Британский союзник»[1] № 36 за 1945 год. Называлась она «Радиолокация — могущественное оружие войны». Обращал на себя внимание своей категоричностью не только заголовок, но и ряд выводов:
«Теперь мы можем рассказать о том, как в грозные дни «Битвы за Британию», когда остались одни лицом к лицу с врагом, цепь сооруженных тайно радиолокационных станций помогла отразить натиск вражеской авиации… Если бы не радары, то германская авиация разрушила бы Лондон… Стоило только германским самолетам подняться со своих аэродромов в Западной Европе, как наше командование тут же могло направить свои истребители навстречу им в точно указанные районы».
Николай Ильич задумался. Конечно, радиолокация даже в ту далекую пору ее зарождения во многом способствовала успешной противовоздушной обороне крупных административных центров, важных объектов, обнаруживая на дальних подступах к ним воздушного противника и своевременно оповещая о нем истребительную авиацию и зенитную артиллерию. Веденеев это хорошо знал: сам в годы войны был старшим оператором на радиолокационных установках РУС-1 и РУС-2 (радиоулавливатели самолетов) в блокадном Ленинграде. Куда там Лондон! Ему не выпало и малой доли тех испытаний, какие достались городу на Неве за 900 блокадных дней. Враг беспрерывно бросал на город бомбардировщики, поодиночке и по нескольку десятков, а то и сотнями одновременно, днем и ночью. Что осталось бы, если б все они прошли? Руины?! И сколько еще могил прибавилось бы на Пискаревском кладбище? А ведь их и так немыслимо много!
Но в большинстве случаев фашистские стервятники так и не смогли прорваться к городу, в который за всю его историю не ступала нога иноземного завоевателя!
Николай Ильич потянулся к телефону, быстро набрал семизначный номер.
— Алло! Гриша? Извини, что побеспокоил в неурочный час, — глухо сказал он в трубку.
— Пустяки. Ты же знаешь, что я сова. Что случилось, Коля? — ответил ему полушепотом голос с хрипотцой.
— Да так, вспомнил… Мы тут как-то с тобой спорили о Пёрл-Харборе…
— Хочешь продолжить? Но я по-прежнему остаюсь при своем мнении: налеты японцев на американскую военно-морскую базу на Тихом океане и фашистов на наш флот в Финском заливе по своим масштабам аналогичны. В том и другом случае действовало более трехсот пятидесяти бомбардировщиков. Только вот результаты…
— Ну, затараторил, — шутливо попытался остановить собеседника Веденеев.
— Не перебивай, выслушай до конца! — взвился теперь на высокие нотки голос Григория. — Американский флот японцы разбили в пух и прах. Восемь линкоров, шесть крейсеров, один эсминец были уничтожены. Факт! А в Кронштадте ни черта не вышло у асов люфтваффе — флот наш целехонек остался, хотя, сам знаешь, три дня подряд они налетали тучами. Тоже факт! Если учесть, что трагедия в Пёрл-Харборе случилась седьмого декабря сорок первого, то есть позже почти на три месяца попыток гитлеровцев уничтожить Балтийский флот, то и выходит, что наша организация ПВО была уже тогда намного сильнее. И пусть утверждают себе американцы и англичане, что они имели в то время на вооружении радиолокационные станции и, дескать, первыми создали локаторы. Даже если и были у них установки, знаю одно: с нашими «Редутами» их и сравнивать нельзя. «Редуты» были надежнее, дальнобойнее, помехоустойчивее и вообще — лучшими в мире! Причем выпускались уже в начале войны се-рий-но! Поэтому не спорь.
— Да я и не спорю, Гриша. Передохни, поостынь. Внуков разбудишь. И чего расшумелся? — Веденеев улыбнулся, представив себе своего друга, наверняка раскрасневшегося, с взъерошенными волосами. «Нет, — решил он, — только скажи ему сейчас о газете, заведется с полуоборота, начнет чихвостить англичан до утра. Горяч, как и в молодости. Не буду будоражить». Мягко проговорил: — Будь здоров, Гриша. При встрече все обсудим. Давай спать. — И положил трубку…
Но сон не шел. Николай Ильич ворочался с боку на бок на скрипучем кожаном диване, занимавшем чуть ли не полкабинета. В голове теснились мысли, возвращая его к прожитому, к давно ушедшей юности.
Не спал и военный журналист Григорий Иванович Горевой. Хотя он вроде бы и успокоился, но его мучил вопрос: «Почему позвонил Веденеев? Ведь он же что-то хотел сказать, а не сказал. И дернул же черт меня за язык со своими доказательствами».
Память невольно понесла, закружила его по дорогам войны.
Память, память… Как хорошо, что многое плохое она может забыть, отринуть. Но как забудешь все?..
ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ
Зеленые фургоны
Когда это началось?.. Кажется, летом сорокового года. Конечно, летом! Солнце нещадно плавило асфальт на улицах Баку. Горячий ветер с Апшерона обжигал лицо, а носящиеся от его порывов песчинки кололи лицо, норовя ужалить глаза, застревали в ушах, скрипели на зубах. Душно.
Веденеев, выросший в подмосковной Балашихе и никогда не бывавший в таком пекле, беспрестанно прикладывался к фляге, жадно глотая теплую воду. Наконец фляга булькнула, отдав последнее содержимое, и сколько Николай ни втягивал в себя из нее воздух, его потрескавшиеся губы больше не смочила ни одна капля. Чертыхнувшись с досады, он повертел флягу в руке, словно примериваясь, куда бы ее забросить. Может, он и шмякнул бы ею как следует о сухменную твердь без единой травинки, которую уже второй час отбивал каблуками, стоя на посту, но в этот момент его окликнули:
— Товарищ сержант, хотите я принесу воды?
Мигом! Николай обернулся. К нему приближался совсем еще молоденький красноармеец, маленького росточка, в явно не по размеру сидевшей на нем гимнастерке, расклешенной под брезентовым зеленым ремнем чуть ли не до колен, в неумело замотанных на лодыжках обмотках и в панаме с широкими полями.
— Стой! — сипло выкрикнул Веденеев, стаскивая с плеча винтовку. — Кто такой?
— Красноармеец Горевой из первой роты двадцать восьмого радиополка! — звонко отрапортовал боец, вытянувшись в струнку.
— А чего тут шляешься? Не видишь, что объект секретный? — сурово спросил Веденеев.
Боец нисколько не смутился, заулыбавшись, общительно затараторил:
— Дневальный я… Во-он у той крайней палатки под «грибком» мое место, — показал он на разбитый метрах в трехстах под сенью небольших тополей палаточный лагерь — единственный кусочек обжитой земли на всем широченном полигонном поле, где шумели листвой деревья и зелень радовала глаз. — Наши все на занятия ушли. А меня любопытство разобрало: что за соседи объявились? Машины у вас какие-то чудны́е, товарищ сержант. Говорят, из самой Москвы к нам приехали?
— Вот сейчас сдам тебя, такого любопытного, кому следует, — живо пропадет охота совать нос, куда не надо, — оборвал его Веденеев. — Давай топай отсюда подобру-поздорову!
— Ну вот, я же по-хорошему, познакомиться, а вы? — обиженно надул губы Горевой. Разочарованно махнув рукой, повернулся и быстро зашагал прочь.
Веденеев смотрел ему вслед, потом глянул на пустую флягу, которую по-прежнему держал в левой руке. Неожиданно для самого себя он окликнул бойца:
— Может, и впрямь добудешь водицы? Жара, спасу нет, будь она неладна!
— Да я мигом!..
Минут через пять запыхавшийся Горевой уже снова стоял перед Веденеевым, который блаженно припал к горлышку, хватая крупными глотками живительную влагу. Его долговязая фигура распрямлялась, казалось, росла на глазах, а большой выпирающий кадык перекатывался по длинной шее, точно мячик, издавая такие жуткие буханья, что Горевой испуганно подумал, как бы не разорвало сержанта.
— О-ох, ангину можно заработать так запросто! Воду-то я из родника черпал, — предупредительно запричитал Горевой.
— Угу-у-гу, — мычал Веденеев. Напившись, оторвался от фляги: — Хороша студеная. Спасибо, малыш! — Он стащил с головы пилотку и прямо ею вытер губы, потное лицо. — Как звать-то?
— Григорий я, из Одессы. Вот там у нас жизнь: солнце палит, а благодать!.. Два месяца, как призвался в армию.
— Вижу, что не бывалый ты вояка: обмундирование торчком, «тумбочку» дневального бросил. И куда только ваш старшина смотрит?!
— Потише, потише! На себя лучше поглядите, — вспетушился Горевой. — К нему с добром, а он — «малыш». Сами-то на посту проходной двор устроили. А еще треугольники на петлицах носите. Да если бы не эти зеленые фургоны, я бы в жизни сюда не пришел! — вскинул он руку, показывая на тут же стоящие два ЗИСа с аппаратными, на которых возвышались антенны, напоминающие букву «Т».
— Ну ты, говорун, — двинулся на него Веденеев, опять стаскивая с правого плеча винтовку. Он спешно пытался взять оружие наперевес, но ему мешала фляга, зажатая в другой руке. Тогда он в пылу отбросил ее, она глухо звенькнула, и вода забулькала из горлышка, моментально впитываясь в трещинки на бурой земле.
Веденеева сразу как бы остудило. Ему стало неловко. Краснея, он смотрел исподлобья на насупившегося Горевого, на флягу, брошенную у ног, из которой тихонько журчала тонкая струйка. Выдохнул с сожалением:
— Ладно, бывает. — Он забросил винтовку за плечо и миролюбиво закончил: — Ты иди, дружок, иди. Вот-вот наши испытатели появятся, тогда действительно неприятностей не оберешься. А фургоны эти от тебя не уйдут, еще в них покрутишься.
Горевой, ни слова не говоря, ушел. Солнце ослепляющим белым кружком стояло в зените. Веденеев задумчиво и размеренно прохаживался вокруг накаленных темно-зеленых машин с антеннами, развернутых на одной линии своими длинными носами в противоположные стороны. Пить ему больше не хотелось.
Войсковые испытания
Командир роты перед строем объявил:
— Нам приказано, товарищи красноармейцы, принять участие в войсковых испытаниях радиоулавливателя самолетов — РУС-2. Установка прибыла из Научно-исследовательского испытательного института связи Красной Армии. Специалисты, обслуживающие ее, тоже из Москвы. Так как бо́льшая часть нашего личного состава уже овладела «Ревенем» — РУС-1 и на этой штатной технике несет боевое дежурство, принято решение: помогать испытателям и вместе с молодым пополнением изучать «Редут». В общем, товарищи, будем сразу использовать проводимые испытания новой для нас установки и для подготовки своих специалистов РУС-2. Не за горами тот день, когда мы получим на вооружение такой радиоулавливатель.
Горевой очень обрадовался, услышав свою фамилию: его включили в группу операторов, которые будут помогать москвичам. Немного, правда, смутило его то обстоятельство, что группа поступала в распоряжение того самого сержанта, с которым он познакомился днем раньше.
Сержант его узнал:
— А-а, любопытный? Ну-ну…
Что хотел Веденеев выразить этим «ну-ну», неясно, но прозвучало это значительно. И Горевой свою радость поунял: ведь неизвестно, что у сержанта на уме. Вдруг он начнет придираться по пустякам.
Однако опасения Горевого быстро развеялись. Веденеев был прост в обращении, добродушно шутил, охотно отвечал на вопросы новичков, сыпавшиеся со всех сторон. Больше всего нравилось то, что не рассказывал сказки на правах бывалого, а честно признавался, когда не мог ответить на какой-либо вопрос: «Этого, парни, я пока и сам не знаю. Придут инженеры — спросим у них».
Вскоре у «Редута» появилась и вся команда испытателей: худощавый военинженер 1 ранга с осунувшимся лицом, двое гражданских в теннисках, с напяленными на головы незамысловатыми треуголками, свернутыми из газет, старший лейтенант, поскрипывающий портупеей и «хромачами» с высокими, будто отутюженными голенищами, и воентехник, совсем еще юноша, тонкий и гибкий, словно саженец. Как потом выяснилось, старший лейтенант и воентехник были не из Москвы, а приехали сюда на стажировку из Ленинграда, где учились в Военной электротехнической академии связи. После короткого знакомства военинженер устало сказал:
— Испытания начнутся завтра. На семь ноль-ноль подана заявка на самолет, с которым будем работать. Начальство приедет наверняка раньше, поэтому времени в обрез. Веденеев, вы с бойцами не мешкая беритесь за прокладку силовой линии. Чем быстрее подключим электропитание к «Редуту», тем раньше начнем его настройку. В общем, взялись!
Никогда еще Григорий Горевой так старательно, в поте лица не трудился. Тяжелый жгут кабеля, точно удав, опоясывал тело, путался в ногах, не поддавался. Ныли руки, плечи, моментально взмокшая спина. Хоть выжимай гимнастерку! ЗИСы с аппаратными находились на возвышении, а фургон с силовым агрегатом — в низине, почти у палаток. Пока тащили наверх линии электропередачи, вбивали в землю металлические рогатки, на которые укладывали кабель, испытатели развели машины с антеннами друг от друга метров на двести. «Мать честная! — чуть не вскрикнул от отчаяния Горевой. — К ним подсоединять фазы — это же сколько еще надо упираться!» Но вовремя прикусил язык, уловив испытующий взгляд Веденеева. Сержант одобряюще сказал:
— А ты, малыш, кремень. Будешь разведчиком неба, как пить дать!
Угомонились к ночи.
— Теперь спать, — скомандовал военинженер. — Чуть свет занимаем позиции. Бакинцам отдыхать по распорядку, остаетесь в расположении своей роты до особого моего распоряжения. Одного только, Веденеев, оставьте на подмогу, сами определите кого.
— Красноармейца Горевого, товарищ военинженер, — не задумываясь ответил сержант.
— Добре.
Григорий от счастья притопнул, чуть чечетку не отбил каблуками. Хорошо, что в строю стоял на левом фланге да наступающая темень скрыла его радостный порыв. Несолидно как-то получилось бы, если б заметил его вольность военинженер. Для испытателя, даже начинающего, это не годится.
Ай да «Редут»!
Ночь пролетела, словно взмахнула крылом огромная птица и была такова. Ни Веденеев, ни Горевой не успели сомкнуть глаз. Хотя охранять объект они должны были попеременно: Николай часовым, а Григорий подчаском. Но возбужденный Горевой ни на шаг не отходил от сержанта и тогда, когда подходило его, Григория, время для короткого сна. Николай тоже не полез в фургон в отведенный для отдыха час, просто не заметил его — настолько они с Горевым разоткровенничались.
— Так тебе девятнадцать, на год меня старше! — удивился Григорий, сразу перейдя с сержантом на «ты». — А как много уже успел. И «Ревень» испытывал, и в финскую кампанию повоевал. Вот это да!
— Не завидуй, малыш. — Веденеев только так теперь называл Горевого, и Григорий совсем на это не обижался, ему даже нравилось такое обращение. — На твой век передряг тоже хватит. Вишь, не успел еще, извини, научиться обмотки как следует наматывать, а уже тебя к чудо-установке приставили. Я ведь так же начинал: призвали после ремесленного в НИИ связи и сразу — вперед, на войсковые испытания «Ревеня» в Киевский округ. Потом погрузили станцию на платформы и айда — на трескучие морозы в Карелию. Пожгли мы там костров. Только не грели они. Война, малыш, худое дело.
— Думаешь, сунутся на нас фашисты?
— Шут его знает. У них, собак, животы ненасытные. Сам видишь, Польши и Франции им мало. Наверняка дальше попрут. По крайней мере, мы должны быть готовы к этому. Ведь не случайно с «Ревенями» спешили, слава богу, запустили в серию. Теперь вот с «Редутом» торопимся, — вздохнул Николай.
Горевой тоже вздохнул:
— У меня мама в Одессе одна осталась. Батьку я и не помню, ползал еще, когда кулачье его из-за угла убило… Но здорово все же шагнула наша наука! — неожиданно с восхищением воскликнул он. — Я с детства радио увлекаюсь, в кружок при Осоавиахиме бегал и не думал, не гадал, что есть у нас установки радиообнаружения самолетов по отраженной волне. Мысли такой даже не приходило! А ведь кто-то же придумал? Умница! Много таких установок сделали, а?
Веденеев нахмурился, строго осадил Горевого:
— Поменьше трепись. Подписку-то давал?.. То-то же. Наше дело, малыш, тайной окружено. И, поди, не зря. Кто не мечтает заполучить второе зрение и с его помощью знать, что в небе творится? Попробуй тогда подлети! Так что больше помалкивай. У нас болтунов не любят.
— Да я ведь ничего… Но интересно!
— Еще раз предупреждаю: интерес свой из головы выбрось! Начальство само решит, что тебе знать положено, а чего нет. Сказали, быть оператором — вот и думай об этом, — выговорил Горевому Веденеев, после чего они надолго замолчали.
На востоке занималась заря. Звезды на небе блекли. Вскоре позиция «Редута» ожила: появились руководитель испытаний и его помощники. Внизу затарахтел движок силового агрегата, в фургонах зазудели лампы, измерительные приборы, защелкали тумблеры и переключатели.
— Веденеев, будете после ночи отдыхать или как? — мимоходом спросил сержанта военинженер.
— Чего там, если позволите, я на свое место сяду, к передатчику.
— Хорошо. А бойца отправляйте, — кивнул он в сторону Горевого.
— Разрешите остаться, товарищ военинженер первого ранга? — шагнул вперед Григорий с просительной миной на лице. — Я нисколечко не устал. Вдруг пригожусь!
Руководитель испытаний смерил Горевого взглядом, сомнительно покачал головой.
— Да вы не смотрите, что я ростом не вышел, — загорячился Григорий. — Я…
— Последняя буква, — шутливо оборвал его военинженер и улыбнулся. — Ладно, будете выполнять обязанности визуального наблюдателя. Веденеев, объясните ему…
Площадка наполнялась людьми. Появились связисты, они притащили стол, установили на нем телефоны протянули провода. Тут же собрались командиры, которых пригласили на испытания необычной техники. Горевой увидел среди них и своего ротного. Хотел было подойти к нему: пусть узнает, какая важная роль отведена его подчиненному. Жаль, конечно, что не в фургоне быть придется, как Веденееву. Но снаружи даже лучше, все на глазах.
Представиться ротному Григорий не успел. К площадке, пыля, подкатили две черные эмки. Из них вышли двое военных со звездами в петлицах и несколько штатских. «Генералы!» — присвистнул Горевой, непроизвольно вытянувшись. Послышалась команда «Смирно!» Военинженер доложил о готовности к началу испытаний.
— Воздух! — истошно закричал Горевой, услышав гул самолета, и поднял руку с красным флажком. Все невольно посмотрели в его сторону. Григорию показалось, что генералы ему одобрительно кивнули, и он снова звонко выкрикнул: — Внимание, воздух!
Военинженер снял с аппарата трубку, крутанул ручку и что-то сказал в микрофон. Послышался нарастающий звук заработавших электроприводов, пришли в движение шестерни. Фургоны ЗИСов дрогнули и синхронно начали вращение, медленно кружа антеннами. Минута — оборот, еще минута — оборот. А и да «Редут»! Каково зрелище!..
Только много позже Григорий Горевой до конца осознал значительность этого события, свидетелем которого ему посчастливилось быть. Тогда для молодого бойца оно было лишь захватывающим зрелищем, не больше. Впрочем, мало кто из присутствовавших в тот день на испытаниях знал, какими тяжкими трудами и горячими спорами достался нам локатор «Редут», пусть и не первый отечественный радиолокатор, но по праву называемый отцом всех действующих поныне радиолокационных станций.
Впервые о возможности использования радиоволн для обнаружения самолетов заговорили еще в начале тридцатых годов. Сначала в одном из полков ПВО, в котором служил инженер-одногодичник П. К. Ощепков (в будущем профессор). Бредил он этой идеей, но не очень-то ему верили. Особенно те командиры, которые уповали в воздушном наблюдении и оповещении на «слухачей» и визуальных наблюдателей. Пришлось Ощепкову помыкаться, пробивая свое детище.
Хорошо, что параллельно к идее радиолокации пришли и некоторые наши ведущие ученые-физики. Сообща, при поддержке С. М. Кирова, К. Е. Ворошилова, М. Н. Тухачевского, А. А. Жданова, они убедили сомневающихся и приступили к разработкам. Заниматься проблемой поручили двум ленинградским институтам — электрофизическому, преобразованному вскоре в НИИ-9, и физико-техническому.
После того как в январе тридцать четвертого успешно прошел первый опыт радиообнаружения, вперед вырвалась «Девятка». В том же году в ее стенах инженеры создали установку «Рапид». Именно на ее основе и была разработана уже известная читателю линейная система радиообнаружения РУС-1 — «Ревень».
Между тем в институте профессора А. Ф. Иоффе события развивались медленней. Там долго решали: идти ли за коллегами из «Девятки», используя в основном непрерывное излучение радиоволн, или взять на вооружение метод импульсной посылки мощных сгустков энергии? Наконец остановились на последнем. И физтех Иоффе обогнал в исследованиях НИИ-9. Группа молодого инженера Ю. Б. Кобзарева (впоследствии профессора, одного из первых лауреатов Государственной премии СССР в области радиолокации) сконструировала РУС-2 — «Редут». Две опытные установки поручили изготовить Институту связи Красной Армии. Одна из них проходила полигонные испытания в Москве. А вторая — войсковые, в Закавказье.
…Горевой, как и все, завороженно смотрел на крутящиеся фургоны с антеннами. Но вот по телефону сообщили, что самолет, за которым велось наблюдение, произвел посадку. Фургоны застопорили ход, открылись дверцы, из аппаратных вылезли распаренные испытатели. Горевой увидел Веденеева и хотел было поспешить к нему. Но тут услышал:
— Ну, что у нас получается, Васильев? — спросил у руководителя испытаний один из генералов, видно старший.
Горевой задержался, все же интересно узнать результат. Военинженер 1 ранга полистал журнал, бегло просматривая донесения, полученные от оператора установки, и доложил:
— Неплохая картина, товарищ генерал. «Редут» обнаружил цель на удалении шестидесяти километров и «видел» ее практически в течение всего полета.
— Но мне показалось, что дважды радиоулавливатель терял самолет? — спросил другой генерал, всматриваясь в военинженера цепким взглядом.
— Но позвольте, товарищи, я пояснял, что цель в это время входила в «мертвую зону», — с нотками нервозности в голосе вмешался в разговор человек в светлом костюме и парусиновых туфлях. — Такова физика распространения радиоволн, что мы можем поделать!
— Не надо горячиться, — попытался успокоить его генерал, усмехаясь. — Вы, инженеры-разработчики, всегда стремитесь быстрее спихнуть изобретение. А нам, военным, надо четко уяснить, в чем его слабость, а в чем сила. Не так ли? Меня интересует вопрос: расчет установки знал о маршруте полета самолета?
— Что вы, товарищ генерал! Его знал только я и летчик. Я докладывал… — начал пояснять руководитель испытаний.
— Хорошо, хорошо. А вы какого мнения об установке? Лучше она или хуже, чем система «Ревень»? Как думаете?
— Налицо преимущества «Редута», — твердо ответил военинженер. — И испытатели так считают.
— А если по существу, кон-крет-ней?..
Военинженера словно подстегнули, он с вызовом заговорил:
— Во-первых, «Ревень» громоздок. В центре передающее устройство, а по бокам, на удалении тридцати километров от него, — два приемных. Следовательно, обслуживающего персонала требуется больше. Во-вторых, непрерывно излучая радиоволны, установка создает лишь электромагнитную линию, своеобразный «забор», пересечение которого и фиксирует. Но мы не знаем, в какую сторону полетел самолет. Например, к границе или, наоборот, от границы… А «Редут» компактен, «видит» почти на сто километров вглубь. Раз! — Руководитель испытаний загнул палец на руке. — Может определить дальность до цели. Два! Наконец, точно выдает нам азимут, то есть курс ее полета. Это три!.. Так имеем ли мы право затягивать с принятием такой установки на вооружение? Ее надо срочно запускать в производство! — неожиданно закончил он.
— Ишь ты… — сомнительно покачал головой генерал. — Значит, и недостатков нет у «Редута», так, что ли?
— Почему нет? Есть. Например, не нравится испытателям, что антенны вместе с фургонами вращаются. Да я и сам как-то покрутился — укачивает. Думаю, это не слишком трудно устранить.
— В процессе производства придется многое совершенствовать, — неопределенно пожал плечами инженер-конструктор.
— А еще лучше совместить передающую и приемную антенны, — продолжил руководитель испытания. — Их же согласовывать — морока! Если и аппаратуру удастся разместить в одном фургоне, тогда «Редуту» действительно цены не будет.
— Ну, это уже фантазия! — загорячился представитель конструкторского бюро. — Да такой установки, как «Редут», и теперь наверняка нет нигде в мире! И потом, легко сказать «разместить». За короткий срок всего не решишь. Мы тоже головы ломаем над этой проблемой.
— Ничего, ничего, ломайте их сильнее. Времени у нас очень мало, — поддержал военинженера генерал. — А в акт мы недостатки запишем.
Инженер-разработчик начал было спорить, доказывать… Горевой не стал больше прислушиваться к разговору, а побежал к одному из фургонов, у которого маячила фигура Веденеева. С ходу ему выпалил:
— «Редут» лучше «Ревеня»!
— Ну и ну… Без тебя знаю, — буркнул в ответ Веденеев. Он вконец испа́рился на солнце и не знал, куда себя деть.
— Но ваш военинженер столько недостатков выложил, столько…
— Опять болтаешь лишнее. И потом, какие могут быть недостатки? Отличный радиоулавливатель! — возмутился Веденеев.
— Точно говорю. Вроде бы укачивает в фургонах, — не почувствовал сумрачного настроения Николая Григорий и услышал в ответ резкое:
— Слушай, малыш, шел бы ты отсюда. Я ошибся. Не выйдет из тебя разведчика неба. Вот это точно!
— Да?! Как бы ни так. Гляди-ка, какой прозорливый. Еще посмотрим. Я теперь с «Редутом» — на всю жизнь! — стукнул себя в грудь кулаком Горевой.
Расстались они холодно.
26 июля 1940 года специальным решением НКО СССР радиоулавливатель самолетов РУС-2 («Редут») был принят на вооружение частей ПВО.