Как аукнется, так и откликнется
О неприятностях, которые вскоре последовали, имеются строки в «Золотой книге», о которой уже упоминалось. Они могут на первый взгляд показаться не относящимися к причинам, повлекшим за собой цепь волнующих событий. Однако Веденеев хорошо помнит, как все это происходило. Конечно же во многом из-за непредусмотрительности и непонятного упрямства комбата.
Итак, читаем: «Цель была обнаружена в районе Луги. Самолет летел с типичной скоростью бомбардировщика. Когда он подошел к району Лисина, импульс от него уменьшился, а затем слился с отражениями от местных предметов. Старший оператор сообщил об исчезновении цели.
Спустя шесть минут в районе Шапки появилась новая цель, которая, пройдя 35—40 километров к линии фронта, пропала.
Когда разобрались, проследили движение этих двух целей и сверили их скорости по времени, то стало ясно: отраженные импульсы были от одного и того же самолета. Однако главный пост получил о нем неполные данные и не имел возможности своевременно предупредить активные средства ПВО. «Юнкерс», беспрепятственно проникнув в город, произвел бомбометание. Бомбы упали в район Смольного».
До этого случая «Редуты» еще несколько раз пропустили одиночные цели. Началось расследование, и чувствовалось, что ни командующий армией ПВО Зашихин, ни командующий фронтом строгий и скрупулезный генерал Говоров на тормозах промашки не спустят и по головке комбата не погладят. Бондаренко объявили, чтобы он готовился к отчету на Военном совете в Смольном. Все понимали, что это такое: может войти туда комбатом, а выйти… Нужны были веские доказательства, что происшедшее — случайность. Но комиссар Ермолин сразу отмел их поиски, сухо заметив Бондаренко:
— Ничего не поделаешь, как аукнется, так и откликнется.
— Ты что имеешь в виду?
— А то, что контрольные замеры, проведенные Осининым и Червовым, показали: маху дали старшие операторы, по неопытности. Разве для тебя открытие, что из-за нехватки людей в батальоне хромает подготовка специалистов? — И обычно выдержанный Ермолин вдруг хрястнул кулаком по столу: — Теперь-то ты понимаешь, что дальше тянуть нельзя! Надо связываться с военкоматами, набирать пополнение, учить его!..
Комбат тут же пригласил других своих заместителей. Сразу объявил:
— Хорошо, будь по-вашему, призывайте женщин… Сколько бойцов нам не хватает по штату? — спросил он начштаба.
— Двести пятьдесят, Борис Юрьевич, минимум.
— Что?! Вы хотите, чтобы у нас был женский батальон? — вскипел Бондаренко, но быстро увял, видимо, вспомнив о вспышке гнева комиссара и о предстоящем отчете. Махнул рукой: — Ладно, что поделаешь. Набирайте… Но только боевых, — потряс кулаком, — чтобы не шашни крутить, а стремились воевать! Какие еще предложения есть? Что мне Военному совету докладывать?
— Надо, Борис Юрьевич, поменять дислокацию «Семерки», — сказал Червов. — В Манушкине очень часты артобстрелы. Мы с Осининым вычислили: в Мяглове она себя проявит лучше.
— Где это Мяглово?
— Рядом с Колтушами, неподалеку от бывшей лаборатории академика Павлова.
— Ладно. Кто еще хочет что-нибудь сказать?
— Разрешите? — поднялся Осинин. — Надо срочно наладить на должном уровне работу радиомастерской и всерьез заняться высотной приставкой.
— И это я должен на Военном совете решать? — усмехнулся Бондаренко.
— Сейчас тактику борьбы с авиацией противника нужно пересматривать. Чтобы не было таких казусов, какие случились, — загорячился Осинин. — Фрицы отказались от массированных налетов, не по зубам они им больше. Самолет-одиночку нелегко обнаружить, но еще труднее проследить его движение по всему маршруту. И сбить такой бомбардировщик непросто. Имея высотную приставку и определяя высоту полета цели, наши «Редуты» могут наводить истребители на рыскающих «ворон» и днем и ночью. Мне кажется, надо теперь учить наших операторов взаимодействию с летчиками. Тогда ни один фриц к городу не пролетит, его перехватят!
Бондаренко оживился. Он поднялся и зашагал по кабинету, рассуждая:
— Та-ак, по-моему, это серьезно. Новая тактика — вот это предложение! Слушай, Сергей Алексеевич, — подошел он к Осинину, — подготовь мне об этом докладную.
…Но не спасла она Бондаренко на заседании Военного совета фронта, хотя и показалась многим присутствующим интересной.
— Предлагаю освободить майора от командования радиобатальоном, — вынес приговор генерал Говоров.
— А может, Леонид Александрович, примем окончательное решение после того, как ознакомимся с радиопеленгатором? — возразил Жданов.
— Думаю, что и после этого мое мнение не изменится, — глухо и равнодушно ответил Говоров.
— Но все-таки не будем спешить, посмотрим «Редут»…
Для посещения наметили «Пятерку». Бондаренко пожалел, что уехал Голованевский, «Кому поручить представлять установку? — мучился комбат. — Нынешний начальник расчета растеряется, начнет путаться. Придется, наверное, Осинину или Червову поручить. А что, они мои замы, лучше них о «Редуте» никто не расскажет, — решил комбат. — К экрану сядет Веденеев. Уж этот не подведет, ас».
Задолго до прибытия на «дозор» высокого начальства комбат проинструктировал расчет. Старшину Веденеева предупредил:
— Не вздумай отвлекаться. А то, небось, захочется на командующего поглазеть или на члена Военного совета товарища Жданова. Все внимание на экран, ясно?
— Чего уж там, понимаю.
На «дозор» приехали только Говоров и Зашихин, Жданов остался в Смольном. Он было собрался ехать вместе с генералами, но когда вышел во двор и хотел уже садиться в машину, выскочивший следом офицер связи позвал его к аппарату Бодо: на связь его вызывал товарищ Васильев.
— Поезжайте, Леонид Александрович, — сказал он Говорову. — Надо в конце концов разобраться с майором Бондаренко. Лучше вас это никто не сделает.
…В полутемном фургоне станции было тесно и душно. Бондаренко, сопровождающий руководство, приоткрыл наружную дверь. Стало светлей, проявились лица, а потекший свежий воздух навел на мысль, что не мешало бы в аппаратной поставить вентилятор. Червов докладывал ровным, бесстрастным голосом, будто читал лекцию в аудитории перед студентами. Бондаренко засомневался: правильно ли поступил, поручив инженеру пояснять устройство «Редута»? Но как только Говоров с нескрываемой заинтересованностью начал задавать вопросы, а Червов толково, без запинки отвечать на них, комбат успокоился. Сожалел он только, что в небе не было ни одного самолета. Червову, рассказывая об отраженных импульсах, пришлось прибегать к картинке «местных предметов» на экране. Бондаренко думал, что генералы не смогут в полной мере представить себе, как это трудно — разглядеть на фоне шумов импульс от цели, определить его характер, маршрут полета.
Вдруг старшина Веденеев, который сидел как натянутая струна, не сводя с пульсирующей развертки глаз, вскрикнул:
— Цель! — Приостановив на мгновение вращение антенны и запеленговав обнаруженный самолет, он доложил: — Удаление сто тридцать, на курсе девяносто…
Червов тут же отреагировал:
— Извините, товарищ командующий, — сказал он Говорову, — но мне необходимо приступить к выполнению обязанностей оперативного дежурного. Разрешите?
Говоров кивнул, а сам подвинулся ближе к экрану осциллографа, прищурился, стараясь разглядеть изменения в мерцающей картинке. Веденеев, почувствовав, что над ним склонились, не удержался, оглянулся. Увидев рядом с собой строгое лицо со щепоткой усов над верхней губой — генерал-лейтенанта Говорова, а за ним Зашихина, которого в армии все, даже те, кто никогда не видел генерал-майора прежде, узнавали по калининской бородке, Николай вскочил и застыл по стойке «смирно». У Бондаренко в сердце что-то оборвалось. Но Говоров мягко положил руку на плечо Веденеева:
— Сиди, сынок, сиди… Покажи-ка нам, где эта цель?
Веденеев сразу успокоился, ткнул пальцем в экран:
— Вот она… Видите иголку, только с ушком на острие?
— Да, да… Кто бы мог подумать. Очень похоже, что этот волосок от той же шумовой помехи.
— Нет, вы только гляньте, — пустился в рассуждения Веденеев…
— Цель появилась в районе Луги, товарищ командующий, — подошел с планшетом Червов, показывая Говорову карандашом засечку на карте. — Разрешите передать донесение на главный пост?..
Началась проводка цели. Через каждые две минуты сыпались в эфир цифры, и все, кто находился внутри станции, почувствовали напряжение, тревогу. На экране, ближе к нулевой отметке шкалы, выплеснули две полоски. С каждым оборотом антенны они перемещались правее, сокращая расстояние до импульса, отраженного от вражеского бомбардировщика: тип самолета в цели Веденеев без задержки определил. Назвал и появившиеся новые отметки: «Наши истребители, взлетели с комендантского аэродрома».
— Это и есть наведение, майор Бондаренко? — обернулся к комбату Говоров.
— Так точно! Только, если бы наши летчики хотя бы примерно знали высоту, на которой идет стервятник, им было бы намного легче его перехватить.
Пилоты с врагом не разминулись. «Юнкерс» был сбит Героем Советского Союза старшим лейтенантом Пидтыканом. Как ни старался фашистский летчик уклониться от боя, советский ас вогнал его в землю.
Говоров и Зашихин были довольны развязкой. Спускаясь по лестнице, они оживленно переговаривались. Выйдя во двор института, залитого солнцем, от которого после полумрака «Редута» и сосны, и курившийся дымок из полевой кухни показались давно забытым мирным пейзажем, Говоров сказал Бондаренко:
— Неплохо вы тут устроились, как в санатории. Воздух-то какой! — Командующий фронтом улыбнулся, потом уже серьезно посмотрел в глаза майору и добавил: — А ты не обижайся. Взбучку за дело получил, товарищ комбат… Расчет дежурной смены представьте к наградам.
— Есть, товарищ командующий!..
Бондаренко смотрел вслед пылящей по дороге черной долгоносой машине, в которую сели генералы, до тех пор, пока она не скрылась за поворотом. Он что-то тихо говорил. Подошел Червов, спросил:
— Что вы сказали, товарищ майор?..
Бондаренко махнул рукой и ответил:
— Говорю, что отца своего я в свое время не послушал. Тачал бы теперь сапоги! — Он вздохнул, неожиданно хлопнул Червова по плечу и рассмеялся.
В эфире — девичьи голоса
Больше всего Юрьев радовался, что велосипед, который он купил до войны, оказался целым и невредимым в чулане заброшенного дома, в котором он и Ульчев недолго жили после окончания училища. Он его хорошенько протер от пыли и сажи, у хозяйственников выпросил немного солидола и смазал педали, цепь, острозубый диск и втулки колес. Когда он поехал на «Редут-4», накручивая педалями, восторгу его не было границ. Ему нравилось все: постепенно оживающий город, люди, копошащиеся на улицах, расчищающие их от нечистот, скопившихся за долгую и ужасную зиму, звонок единственного пока трамвая, который начал курсировать в Лигово. Вспомнив, как шел он сюда, к Волкову кладбищу, в морозный день, еле передвигая ноги, Юрьев подумал: «А было ли такое? Может, все это — просто кошмарный сон, и не дай бог, чтобы он повторился!»
Быстро закончив свои дела на «дозоре», успев еще поболтать с начальником «Редута» — однокашником по училищу, Юрьев вскочил на велосипед и вернулся в штаб, который только-только перебрался на Каменный остров в бывший графский особняк, вернее, в дом, где когда-то размещалась прислуга и конюшни. (Теперь он в хозяйстве окружного военного санатория, где находится столовая для отдыхающих.) На все у него ушло чуть больше двух часов.
— Молодец, зачисляем «велик» на вооружение, — одобрил Бондаренко и издал приказ, в котором рекомендовал командирам иметь велосипеды, «использовать их в целях экономии бензина…» Теперь даже в Токсово и в Ириновку, куда ходили поезда, мчались «редутчики» со всевозможными донесениями и документами на видавших виды двухколесных дребезжалках, крутя педалями. Только три машины, не считая комбатовской эмки, получали горючее. Две полуторки возили продукты и другие хозяйственные грузы, а третья появилась недавно. Ее назвали «техническая летучка»; она была смонтирована на шасси силовой машины, только с маленьким белым фургончиком, напичканным всевозможной измерительной аппаратурой. «Летучка» стала самой большой ценностью не только радиомастерской, но и всего батальона — настолько быстро все поняли ее достоинства. Когда она появлялась на каком-либо «дозоре», ей всегда радовались, когда ее долго не было — огорчались, а уж какой почет и уважение оказывали хозяевам машины — трудно передать словами.
Командовал «летучкой» Осинин. Он составлял график проведения на том или ином «Редуте» профилактики — настройки. А выезжали на ней к «точкам» начальник или заместитель начальника радиомастерской и техник старшина Веденеев. Вот им-то и доставалась вся слава и почет. Они были самыми желанными гостями «дозоров», ибо после них «Редуты» становились зорче, дальнобойнее, веселей крутили антеннами, а лампы, которых уже и не было в резерве, продолжали светиться голубым накалом, точно получали хорошую дозу эликсира.
Веденеев готовился в очередной путь, подогнав техпомощь к штабу — длинному двухэтажному зданию, похожему на корабль, — загружал в машину аппаратуру, которую выносил из радиомастерской. И вдруг — это же надо! — аллея заполнилась девчатами, пытавшимися изобразить подобие строя, но от этого гвалт только усиливался.
— Товарищи! Тише! Подравняйтесь, подравняйтесь, — суетился, увещевая их, старший лейтенант Юрьев. — Вы же теперь бойцы, к элементарному порядку должны привыкать!
— А куда вы нас привели?
— Разве здесь на разведчиц учат? Тут же госпиталь! — слышалось в ответ.
Юрьев беспомощно посмотрел по сторонам. Увидев старшину, крикнул:
— Веденеев! Давай сюда, помоги мне с этим войском разобраться.
Николай подошел, чувствуя на себе оценивающие взгляды попритихших девушек.
— Ой, да он сим-па-тич-нень-кий! — пропищала одна девушка.
— Вы это… полегче, в общем, — покраснел Веденеев, подбирая слова. — У нас комбат — о-го-го! — враз отчислит или на «губу» отправит куковать. Советую вам ему понравиться, чтобы строй как строй был!
Слова старшины подействовали. Встревоженно шушукаясь, девушки выровнялись в шеренгах, более-менее подтянулись, примолкли в ожидании. Юрьев взбежал на крыльцо и скрылся за дверью.
— Сейчас познакомитесь, — бросил значительно девушкам Веденеев, снова удаляясь к «летучке».
На крыльце появился хмурый подполковник Бондаренко в сопровождении помначштаба. Юрьев скомандовал: «Смирно!», приложив руку к козырьку фуражки, хотел было доложить комбату. Но тот не дал этого сделать, воскликнул:
— Юрьев, ты кого привел? Почему у них животы так выпирают? Они ведь уже беременные!
— Да нет, товарищ подполковник, что вы! Это они травы наелись с голодухи. Благо зазеленела травка…
— А это что за детский сад? — показал комбат на девушку-подростка, замершую на левом фланге. — Ей ведь и шестнадцати нет. Я же тебя инструктировал, каких нам бойцов надо!
— Сирота она, товарищ подполковник, жалко мне ее стало.
— Жалко… — передразнил комбат, — а мне теперь кормящей мамашей быть прикажешь?!
Юрьев стоял красный, смущенные девушки тоже не знали куда глаза деть. И Веденееву, стоящему в стороне, стало неловко от такого приема нового пополнения, чуть не сорвался — так захотелось ему крикнуть комбату какую-нибудь колкость. Напряжение снял батальонный комиссар Ермолин, который в это время вышел из штаба с военврачом. Комиссар, улыбаясь, развел радушно руками:
— Вот какие красавицы к нам прибыли! Ну, здравствуйте, дорогие наши, добро пожаловать!
Девчата заулыбались. Военврач скомандовала им:
— Девушки, напра-во! В баню шагом марш!..
Веденеев уже упаковал все имущество, уселся за руль «летучки», поджидая начальника мастерской, чтобы отправиться с ним на «дозор», когда девичий строй, поднимая пыль, снова появился на аллее. Смешными они ему показались в военной форме. А может, жалкими?
Гимнастерки девушкам были явно велики, если бы не ремни, так они бы и подолы юбок скрыли. Худые ноги с выпуклыми чашечками опухших коленок белели из голенищ сапог, будто очиненные карандаши. Они опять выстроились перед штабом, и подполковник Бондаренко, приложив руку к козырьку фуражки, на этот раз торжественно объявил:
— Дорогие товарищи бойцы! Поздравляю вас с прибытием в наш радиобатальон!
Он вкратце объяснил, что их ожидает, чему будут учиться…
Строй распустили. Веденеев вылез из машины, подошел к девушке, совсем еще птахе, которая стояла у стены, растирая слезы.
— Чего ревешь-то? — кашлянув, спросил ее.
— Я же из дружинниц МПВО едва вырвалась, чтобы на фронт попасть. А получается?.. Опять придется о налетах оповещать!
— Ишь ты какая, — покачал головой Николай, — зря губы надула. Зовут-то как?
— Люда… Некрасова. А что?
— Ты, Людок, не огорчайся. Полюбишь наше дело, уверен! — Смущаясь, добавил: — А я тебя в обиду не дам…
— Гляди, каков рыцарь. — У нее сразу высохли слезы. — Да я все равно сбегу отсюда. Хоть санитаркой, а на передовую! — заявила она с вызовом.
— Ну и отправят в штрафную роту.
— А штрафная, я слышала, всегда в самом пекле. Мне это и надо!..
…Веденеев крутил баранку, а перед глазами стояло маленькое курносое и заплаканное лицо Некрасовой. «Решительная девушка, даже зауважать можно такую, — думал он, непроизвольно отмечая: — И симпатичная. Приеду на «точку» — позвоню, узнаю, как она там. Не сбежит, наверняка хорохорится…»
На «дозоре» он тут же связался с приемным центром батальона, чтобы доложить о прибытии. Ответила какая-то женщина.
«Во дела, — удивился Веденеев, — может, неправильно соединили?» И переспросил:
— Это точно «Радист»? Я туда попал?
— «Радист» слушает, — снова проворковал голосок.
— Хм… Докладывает «Техник». Передайте «Четвертому», — позывной Осинина, — что до места добрался, приступаю к работе…
«Как же у нее спросить о Некрасовой? — засомневался Николай. — Дежурил бы свой парень — никаких вопросов не было бы. А тут?.. Быстро же девчат к эфиру приобщают!» В растерянности он положил трубку.
Друзья встречаются вновь
Сержант Горевой горевал: сгорела его награда, можно сказать, без дыма. А ведь как радовался он, когда узнал, что пришел приказ его и еще двух операторов за успешное оповещание о вражеских налетах представить к наградам. Гоголем ходил! Еще бы, сколько он «ворон» проклятых за это время обнаружил и сколько их насшибали по его донесениям — разве не приятно это сознавать! А приехать домой после войны с медалью — кому не снится такая жизнь!.. Но теперь все пропало, и ему было обидно до слез.
Началось все с червячного редуктора, который от мотора антенну крутит. Червяк бронзовый, а шестерня стальная, «подъела» со временем она его. Появилась у «Редута» болезнь. Антенна при вращении изрядно дергаться начала. А шестерня жует червяк медленно, но верно. Сообщили инженеру Осинину. Вскоре умельцы в мастерской новую бронзовую завитушку выточили и прислали на «дозор» для замены. Обещали сами приехать! А на «дозоре» как выкроишь время? Расчет работал круглосуточно. Антенна — на последнем издыхании вращалась. Все труднее ждать ремонтников. Наконец старший лейтенант Ульчев сам договорился с начальством на главном посту, и дежурной смене «Редута» разрешили в 24.00 выключиться из наблюдения на два часа, поменять редуктор.
Воздушная обстановка была спокойной. В полночь Ульчев еще раз запросил КП: как, не отменяется перерыв? Ответили — валяйте! Порядочек, выключились, Горевому Ульчев скомандовал:
— Давай, Гриша, полезай на крышу!
Забрался Григорий наверх. Напарник ему помогает. Всего минут сорок прошло, а у них почти все готово. Предполагалось на замену червяка полтора часа, запросили с запасом — два, а тут!.. А тут команда по телефону: «Срочное включение!» Ульчев отвечает: «Не можем, еще минут десять надо». — «Ничего не знаем. Что вы там возитесь! Кто на крыше?» Ульчеву ничего не оставалось, как назвать его, Горевого. Григорий это услышал, разволновался и крикнул скороговоркой с крыши: «Все готово, товарищ командир, можно врубать высокое!»
Включились… Казалось, что лампы накаливаются слишком медленно. Антенну крутил новый редуктор. Вроде порядок. А что в воздухе? Горевой увидел на экране уходящие от Ладоги одиночные и парные цели. Не менее пятнадцати-двадцати самолетов. Это немцы улетали, отбомбившись. Горько. Прозевала дежурная смена налет. Кто же был виноват? Но командование уже метало громы и молнии на них. Конечно, ему виднее… Так и сгорел наградной лист Горевого, даже не попахнув дымком…
И вот теперь Григорий хмурился, недобро поглядывая на белый фургончик, который пылил по косогору, взбираясь от трассы к «дозору». Его высыпал встречать весь расчет. «И чего радуются? — досадовал на товарищей Горевой. — Подумаешь, технари катят. Им бы раньше приехать, а не тогда, когда дело уже сделано!»
Но каково было удивление Григория, когда дверцы кабины распахнулись и вместе с инженером из машины вылез Коля Веденеев! В синем комбинезоне, такой же долговязый и белобрысый, он широко улыбался, помахивая в приветствии рукой. К гостям подошел Ульчев, за ним гурьбой весь расчет, кроме опешившего Горевого.
— Добро пожаловать в наши пенаты. Перво-наперво приглашаю к столу, по русскому обычаю хлеб-соль отведать! — обменялся крепкими рукопожатиями с представителями мастерской командир.
Горевой мигом забыл об обиде на радиомастеровых, которые тянули резину с заменой червяка, и бросился к Веденееву, расталкивая локтями товарищей:
— Коля, друг, какими судьбами?! Я уже думал, что мы больше и не встретимся!
— Малыш?! Вот ты, оказывается, где! Ну, здоро́во! — раскрыл объятия Николай…
В это время из фургончика, громыхая велосипедом, кряхтя и чертыхаясь, выбрался старший лейтенант Юрьев. У Горевого и других «редутчиков» вытянулись в недоумении лица: «Для чего это еще штабной дознаватель приехал?» Юрьева всегда встречали настороженно. А Горевой в сердцах сплюнул:
— Ясно. По мою душу. И зачем, Коля, ты его привез?
Николай, по-прежнему радушно улыбаясь, хотел было что-то объяснить Григорию, но Юрьев перебил:
— Все, Веденеев, больше я в вашу карету ни за какие деньги не сяду, — вытирал он потный лоб. — Надо было добираться своим ходом: накручивал бы себе педалями, лесной озон вдыхал.
— Я предупреждал вас! — с вызовом ответил старшина и снова повернулся к Горевому: — Ты чего, малыш, расстроился?..
Только Ульчев обрадовался приезду Юрьева.
— Ты погостить к нам? — подбежал к нему. — Отлично, Леха!
— Что это твои орлы на бугор высыпали, как будто представления ждут? Порядка у тебя маловато, а, Володя?
Ульчев растерянно обернулся, оглядывая личный состав, тихо шепнул Юрьеву:
— Да ты что, Леха, у нас ведь праздник сегодня — «летучка» приехала!
— Шумно чересчур, не по-военному это, Володя, распустил ты их…
— Зачем же спешить с выводами, товарищ старший лейтенант? — раздраженно перешел на официальный тон Ульчев, покрываясь красными пятнами. — Поживите с нами, тогда уж и суд чините.
— Суд? Его можно и так начинать. Не разобрались, кто телефонную связь повредил? — тоже подчеркнуто официально спросил Юрьев.
— Попробуй разобраться, — горестно вздохнул Ульчев. — Я же докладывал: обнаружили обрыв недалеко от озера. Может, это не человек, а зверь какой-то, или осколком резануло — бывают ведь случайности?
— Ладно, разберемся. Куда велосипед поставить?
— В мою землянку, там и постель вам приготовим. Вы надолго? — спросил Ульчев и, еще больше краснея, добавил: — Извините, сдайте свой продаттестат, сами понимаете…
Ремонтники и бойцы расчета направились к «Редуту». Надо было не мешкая начинать профилактику техники: только сутки выделили для этого. А Ульчев с Юрьевым пошли вниз, к землянкам.
Потом они пили чай. Беседа не клеилась. Юрьев больше помалкивал, скупо отвечая на вопросы. Чтобы как-то наладить разговор, Ульчев решил схитрить и с видом заинтересованного болельщика сказал:
— Слышал, что футбольный матч в Ленинграде был между «Динамо» и сборной, составленной из моряков и рабочих. Ты не был? Говорят, играли классно. Вот бы мяч достать. Мы бы на «дозоре» развернули спортработу.
— Тогда-то уж точно никакого порядка не будет, — усмехнулся Юрьев. — Лучше кроссы проводите, соревнования по стрельбе.
— Что ты заладил: «Порядка нет!» И вообще, Леха, зазнаваться ты стал, — разозлился Ульчев. — Пошли проведу по территории, посмотришь!
— Больно нужно, не за этим я приехал…
— Интересно, зачем же?
— Вот что, Володя, поговорим серьезно. Кто обнаружил обрыв линии?
— Только моих парней не подозревай, пожалуйста! Если это сделал кто-то умышленно, то наверняка какая-то сволочь. Но мы весь лес обшарили в округе — ни души! Нет, Леха, я уверен, что не человек повинен в обрыве линии, — твердо сказал Ульчев.
— А три дня назад, когда вы цели прохлопали, меняя редуктор, почему задержка вышла?
— Ну, брат, и загнул ты. В этом вообще никого нельзя винить, капэ нам время сократило! А теперь на нас валят, наградные листы завернули. За что?!
— Хорошо, допустим, — чуть сбавил пыл Юрьев, но потом снова прижал Ульчева вопросом: — А когда авария на высоковольтке у вас случилось — здесь тоже не человек виноват?! Нет, Володя, нам надо быть бдительными…
Юрьев вскоре сел на велосипед и куда-то укатил, ничего больше толком не объяснив. А Ульчев, махнув на него рукой, пошел к установке, в которой хозяйничали ремонтники с инженером.
Тут было оживленно. Горевой, помогая Веденееву настраивать аппаратуру, тараторил без умолку о своем житье-бытье и всех перипетиях, происшедших с ним за то время, что они не виделись. Веденеев удивлялся и поддакивал, иногда вставляя:
— Молодец, малыш! А я что говорил — быть тебе разведчиком неба! Ишь, сержантом уже стал, так скоро и меня догонишь!..
Молчал только Горевой о последних событиях и своей обиде, связанной с заменой редуктора. Ему хотелось затронуть и эту тему, но всякий раз он себя одергивал: «Зачем неприятное ворошить? Еще подумает Николай ненароком, что я на него зло таю. Он-то ни при чем!.. Эх, не знал я, что Коля в радиомастерской, я бы ему позвонил, не случилось бы тогда задержки. Уж он бы поторопился, доказал кому надо, что к нам на «дозор» в первую очередь нужно мчаться», — рассуждал Григорий. Но когда вышли они из душного фургона, чтобы передохнуть, и Веденеев стащил с себя комбинезон, Горевой не сдержался:
— Мать честная! Да у тебя два ордена и медаль! Ну и ну, а я вот ни с чем. Хотя столько, наверное, по моим донесениям «юнкерсов» кокнули, что, переплавь их все на металл, до Одессы рельсы можно бы проложить, точно! И ты к тому, что я на бобах остался, руку приложил, — надул губы Горевой.
— Не понял.
— Коне-ечно, где тебе понять! Нет чтобы раньше приехать, когда у нас антенна рассыпалась…
В общем, понесло Григория, стыдно ему потом было за свои слова. Но Веденеев не обиделся на него, попытался успокоить:
— Брось ты, малыш, пустое это. Помнишь, я тебе в Баку еще говорил, мол, никуда не деться тебе от наших фургонов. Теперь скажу: и награды, которые ты заслужил, никуда от тебя не уйдут. Меньше думай о них, не за это воюем…
Потом Николай рассказал, какой большой работой они в радиомастерской занимаются. Высотная приставка к антенне — вот будет красота!
— Скоро, малыш, наводить тебе наши истребители на стервятников. Совершенно новое дело, а ты будешь начинать, первым! Уверен я, — твердо закончил Веденеев.
На следующий день, завершив профилактику, «летучка» запылила к трассе на Ленинград. Юрьев остался на «дозоре». Попросив у Ульчева двух бойцов, ушел с ними к озеру. В двенадцать ноль-ноль «Редут» включился в наблюдение. Через четыре часа на дежурство у экрана заступил Горевой. Время тянулось медленно: в воздухе было сравнительно спокойно. Горевой провел несколько целей вдоль линии фронта. Вдруг он резко остановил антенну и уставился в развертку на экране. Прошло двадцать пять секунд, но антенна стояла на месте.
— В чем дело, сержант? — окликнул его инженер.
Круговой обзор должен быть непрерывным, для пеленгации цели обычно требовалось шесть-восемь секунд. А тут — задержка. Наконец Григорий выпалил:
— Дальняя групповая цель, товарищ инженер. Расстояние сто тридцать, на азимуте сто девяносто. Точное количество самолетов пока определить не могу.
— Спокойно, сержант, спокойно, — оперативный дежурный поставил точку на планшете, — это район Луги.
Он встал со своего места и подошел к Горевому. Тот показал на край линейной развертки, где, возвышаясь над уровнем шумов, слабо пульсировал отраженный импульс.
— Да, это налет, — подтвердил инженер и быстро составил донесение. Боец-оператор передал его по телефону и записал в журнал. «Хорошо все-таки, что успели профилактику провести вовремя», — подумал Горевой.
Дежурная смена уверенно вела цель. Импульс на экране вырос в несколько раз, а протяженность его по шкале занимала добрый десяток километров. В группе было не меньше пятидесяти бомбардировщиков. Их маршрут совпадал с железной дорогой Луга — Ленинград. Сомнений не было — налет на город. Почти месяц фашисты не пытались прорываться к городу. И вот снова, неймется…
Цель была уже близко, когда Григорий заметил изменение ее курса и снова остановил антенну.
— Сержант, цель! — крикнул инженер, что означало; время вышло, пора передавать очередное донесение.
— Товарищ инженер, самолеты повернули, — спокойно ответил Горевой.
На трубке осциллографа бешено плясали импульсы в виде одного сгустка с множеством вершин. Некоторые выбросы перекрывали весь экран. Григорий вцепился в ручку реверса антенны. Пеленг взят! Сердце сжалось: «юнкерсы» повернули к Ладоге, они летели бомбить Дорогу жизни, базу и порт в Осиновце, корабли Ладожской военной флотилии. Времени оставалось очень мало.
Оперативный дежурный сам схватил телефонную трубку, открытым текстом предупредил КП Ладожского района ПВО:
— На вас идут пятьдесят «ворон»!
— Понял, — услышал он глухой, но четкий ответ.
— Сержант, цель?!
— Совсем близко, товарищ инженер. Еще несколько засечек, и она сольется с местными предметами.
— Значит, сейчас будет над нами. — Инженер приказал телефонисту-оператору: — Передавайте!
— Товарищ инженер! — вдруг воскликнул тот. — Связи нет, с берега не отвечают!
— Вызывайте радиостанцию! Переключайтесь! — Тут и инженер с благодарностью вспомнил «летучку».
Веденеев применил на установке новшество, разработанное в радиомастерской. Теперь оператор мог нажатием кнопки включаться в сеть радиостанции и, не теряя времени, продолжать диктовать в микрофон донесение. Они опробовали связь — работала прекрасно. Сейчас радиостанция молчала.
— Что случилось?! Как же теперь передавать донесения, товарищ инженер? — запричитал боец-оператор.
— Ведите цель и записывайте донесения в журнал, — приказал дежурный и выскочил из аппаратной. Горевой бросился за ним — экран был бессилен, цель вошла в «мертвую зону».
Инженер поспешил к машине с радиостанцией, замаскированной метрах в ста от установки. А Григорий встал как вкопанный. Открывшееся перед ним зрелище настолько поразило, что он остолбенел. По багряному от заката небу вдоль озера медленно и грозно двигалась армада «юнкерсов». Их тупые, сигарные тела напоминали зловещих акул, выискивающих добычу. И тут разом все небо вспучилось облачками разрывов зенитных снарядов. Горевой и не предполагал, что в районе Осиновецкого порта так много зениток. С бомбовозов посыпались темные точки; он не видел, как бомбы врезались в землю, разрывы скрывал лес. Но вот запылал один бомбардировщик, с воем спикировал за лес, и оттуда поднялся красный столб. Разлетелся на куски еще один «юнкерс». За ним упал и ведущий самолет.
На бугре, у «Редута», ликовали. Горевой осмотрелся: рядом с ним стояли бойцы расчета. «Так вам и надо, получайте!»
Подбежал инженер.
— Что случилось с рацией? — спросил его Горевой.
— Марш к экрану! — приказал тот. — А вдруг еще группа пойдет? — И добавил: — Порядок, там диверсанта задержали: рыбаком, гад, прикинулся…
После этого случая в историческом формуляре радиобатальона появилась следующая запись: «Красноармейцы братья Путютины под руководством помначштаба задержали «любителя рыбной ловли», оказавшегося диверсантом… Преступник Мухин имел цель нарушить работу установки, вывести ее из строя. Во время налета он пытался выстрелить из ракетницы, чтобы обозначить местонахождение «дозора», но был схвачен и обезоружен… Пытался бежать и убил конвоира… За все его преступления он получил глубокую землю. Выше бдительность, товарищи!..»
Известно и о том, что гитлеровское командование было обескуражено неудачными действиями своей авиации под Ленинградом. Долгое время оно не могло понять: как советской разведке удается с абсолютной точностью знать обо всех передвижениях самолетов люфтваффе и своевременно на них реагировать?! В сорок четвертом году, после разгрома курляндской группировки гитлеровцев, были взяты в плен руководители радиотехнической службы группы армий «Север». Сохранился протокол допроса. На вопрос, знало ли фашистское командование о существовании советских локаторов, один из пленных ответил: «Да, мы догадывались, что вы владеете неизвестными для нас средствами воздушной разведки. Ибо нашу авиацию постоянно преследовали неудачи… Мы засылали агентов, самолеты совершали специальные разведывательные полеты. Каждому, кто обнаружит и уничтожит русский пеленгатор, был обещан Железный крест. Однако все наши попытки оказались тщетными. Как разведчик, я восхищен постановкой радиотехнической службы у вас. Ее организация так и осталась для нас тайной за семью печатями».