держит всё словом силы Своей (см. Евр. 1:3). И то, что высвечено мыслью, названо человеческим словом, должно быть Христу возвращено. В том числе научные и философские наши познания. Вместо того чтобы создавать новые интеллектуальные построения для расшифровки мировых загадок, нужно сперва научиться читать их в Слове, сотворившем их и продолжающем соучаствовать в их бытии. Не изобретать от себя, но разгадывать их в Нем Самом. Всякий подлинный научный поиск, откликнувшийся на заповедь наполняйте землю и обладайте ею (Быт. 1:28) – землю, которая была создана раем, – может начинаться духовным усилием, направленным на соотнесение познания с тем Смыслом, из которого все начало быть. Нет, автор не заманивает никого на воскресную проповедь, речь идет об ином. Путем Слова, которое мы носим в себе, следует найти и неизвестную, ускользающую от нашего разума дорогу премудрости, наполняющей небо и землю.
Два вида разума живут в человеке: разум-хищник и разум-причастник. Два типа знания добывают они: обладание и приношение, которые то и дело сталкиваются в невидимой брани. Однако в этой «воле к власти», живущей в нас, нет никакой непобедимой фатальности. Всякое научное открытие может явиться служением Богу, приоткрывающему тайны Своего Царства. Сама наука однажды может стать соучастием в деле творения, скрытом и разлитом в вещах. Бог открывает Себя в непорочной женственности Его неба и земли, которыми мы хотим завладеть любой ценой. Но возможен, хотя и не реализован, и другой вид знания, который заключается в отказе от обладания: знание-отклик, ве́дение-молитва, познание-причастие. В этом знании человек возвращается к самому себе, во всякой вещи открывая дар, говорящий о любви Отчей.
Может быть, кто-то еще помнит некогда знаменитый 11-й тезис Маркса о Фейербахе? Позволю себе переиначить его: до сих пор философы только и делали, что изменяли мир, но вот настала пора его наконец открыть.
Открыть – увидеть мир в Божьем Слове, возвратить Отцу.
Если взглянуть на ушедший ХХ век, то, скажем, нацизм разве не был похож на громадного кита, проглотившего целую нацию? А коммунизм не являлся ли другим чудовищем морским, который набил свое чрево множеством стран и душ без числа? Столь многими, что не мог удержать их – и расселось чрево его. Они стояли на власти словесных составов, символов, над человеческим сознанием.
От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12:37). Это и о государствах тоже.
Всякий шаг, даже малый, в сторону ГУЛАГа, Холокоста, диктатуры моноречи, сегрегации людей по поставленным на них клеймам, любой идеократии, воплощенной в империи или же укрывшейся под видом безграничной свободы и насыщения инстинктов, должен бы встречать в Церкви немедленный отпор. Ибо он ведет в конечном итоге к служению смерти и отцу лжи. Мы продолжаем верить и служить так, как будто все это, если и случилось где-то, то на ином полюсе, на звезде Маир. Даже прославляя мучеников, Церковь вспоминает лишь своих, избранных чад. И не ведает, не слышит других. Словно она – не средоточие искупленного мира со всей радостью, надеждой и болью, но особое «духовное» учреждение для снятия попечений о мире загробном и удовлетворения специфических нужд душевных, сугубо земных. И потому само понятие «мученичества», ставшее уделом лишь принадлежащих к Церкви, даже и страстотерпчество, оказывается слишком тесным, когда речь идет о заклании всей страны, где, кроме погибших, было еще больше выживших, но раздавленных, закланных духовно.
В случае ГУЛАГа мы имеем дело с таким масштабом зла, для которого, как и для Холокоста, просто не сложилось понятий (ибо нам было лень их складывать), как и нет молитв и живых, нестатистических воспоминаний. Между тем оба эти проявления зла, которые оставил XX век, вышли из недр человеческих и, по всем признакам, не собираются умирать. Они прорастают в какой-то утробной, темной жизни и плодятся в забвении, в беспамятстве. Обыденная наша память не годится для них, не способна их принять. Память, которая способна вместить все это зло, может быть только библейской.
Говоря, что свободу следует открыть сегодня как «страну миссии», я разумею внутреннее освобождение от тех идолов и словесных паутин, которые мы создаем в себе. Один из уроков нашей эпохи состоит в том, что человек, целиком отпущенный на свободу, неизбежно отдает себя в услужение идеологий, которые он создает, и мощи знаний, навыков и ремесел, которые он осваивает.
Радикальное обезбоживание мира есть рассудочное дробление, направленное на овладение каждым из его фрагментов (природой, почвой, человеческим зародышем, живой клеткой, глубинной психологией…). Это жесткая рационализация их с целью подчинения коллективной, частной или научной воле, управления и манипулирования ими, что приводит к кризису самого человека. Он становится беззащитен перед вызовом собственных изобретений, проектов, расчетов и фабрикаций. Он незаметно для себя оказывается жертвой своей свободы и той власти над миром, которую он приобретает.
Средства коммуникации – от телевидения до Интернета – есть не что иное, как невиданное размножение некоего коллективного образа с определенным запасом слов, набором реакций и эмоционально-мировоззренческим минимумом. Это некое уплотненное эго мироздания, страна зазеркалья, где бесконечно преломляется одно и то же отражение, которое, в свою очередь, становится порождающей моделью для того, кто вступает в него и растворяется в нем. Размножая себя во многих списках, человек закрывает собой горизонт, зеркало создает оригинал, отражение наполняет собой существо из плоти и крови, и оно живет тем, что получает извне, мыслит и действует по его схеме. Мы не замечаем, как возникает отождествление человека с создаваемой им картиной мира, которая делается его скорлупой, и самозамыкание в ней, по проницательному определению о. Павла Флоренского, составляет суть греха.
Информация, выбрасываемая в мир из неисчислимого количества скважин, утрамбовывается в компактный «культурный слой» или тесный мирок, но всегда не такой, каким замышляли его строители. Лицо земли меняется в нас самих, раскрываются секреты энергий, могущих убивать и животворить, генетический код, едва расшифрованный, вот-вот станет объектом манипуляций, клонирование человека с сегодняшнего утра стоит уже на повестке дня… К вечеру, глядишь, можно будет уже заказывать пол будущего ребенка, а завтра-послезавтра, договорившись с пробиркой или uterus’ом, взятым взаймы, включать в заказ нужный нашему эмбриону талант, а также будущие деловые качества с прилагающимися к ним «убеждениями», кому какие по средствам. Но при этом всякая новая победа человеческого интеллекта несет в себе вызов, с которым ему все труднее справляться. Словно весь мир, видимый и невидимый, становится оттиском человеческой мысли, ее образом, структурой, системой, создаваемыми для того, чтобы сделать сущее частью некого анонимного, планетарного, мыслящего манекена. Этот субъект с момента рождения занят выработкой интеллектуальных механизмов, способных все лучше служить каким-то помимо него поставленным целям. Но как только эти механизмы создаются, они ускользают из-под его власти. Утверждая свое господство над творением, наша цивилизация отделяется – или, как любили говорить лет 30–40 назад, «отчуждается» – от своих собственных изделий и затем в лице своей элиты находит особый вкус в пессимистически скорбных, умных речах о своем отчуждении.
Сегодня мы знаем, что завет Христов распахивается в широту космоса, он выступает из тени всеобщего кризиса, угрожающего всему живущему. Кризис вызывается насильственной человеческой рациональностью, которую коллективное человеческое я, глобальное «эго» цивилизации навязывает создаваемому им образу мира. Этот образ создается человеческой похотью власти, обладания тем, что предстает перед нашими глазами и мыслью. Воля к обладанию противоположна тому, что подразумевал Иисус под тем пастырством, которое Он трижды возложил на Своего ученика. Пасти овец значит отвечать тайному призыву, который исходит от каждого из творений Божиих. Пасти овец значит вести их в сторону рая, который они утратили после грехопадения человека. Пастырство Христово состоит в том, чтобы соединить всех детей Божиих в образе Сына, чтобы все, проросшее от Слова, возвратить Духу: смысл, форму, строение, но прежде всего Его святость, данную при творении. Святой Марк завершает свое Евангелие другим заветом: Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари (Мк. 16:15), но, по сути, это то же, что и паси… Идти и пасти – в этих словах открывается пространство, распахивается широта земли и души.
Идите по всему миру, но идите также и в глубь самих себя, неизменно повинуясь голосу: ты иди за Мною (Ин. 21:22). Будь тем, кто ты еси, стань Моей любовью и Моей смертью, Моей жертвой и Моим священством, паси овец Моих (Ин. 21:17).
Что такое глобализация? Это создание человеческим обществом своей собственной среды обитания, когда оно все более отождествляет себя со всем доступным ему смысловым и материальным пространством, или плетение той информационной сети, которую человек набрасывает на весь мир и где неизбежно запутывается сам. Это новый способ «очеловечивания» мира, человеческого всеприсутствия в нем. Но коль скоро тот субъект, который заполняет собой мир, остается «ветхим Адамом», то «очеловечивание» означает одновременно и расчеловечивание, ибо человек, расширяясь и покоряя вселенную, овладевая секретами жизни, психики, материи, становится врагом своей человечности, вернее сказать, того божественного начала, которое он носит в себе.