Мисс Эми обратила на Юджина красивые цыганские глаза.
— Ну, иди! Ты мне надоел. — Она утомлённо махнула могучей рукой.
Он с безумным воплем выскочил без шляпы из двери и прыгнул через перила крыльца.
— Эй-эй! — крикнула Маргарет. — А где твоя шляпа?
Ухмыляясь, он помчался обратно, схватил бесформенный комок зелёного грязного фетра и натянул его на вздыбленные волосы. Из прорех у тульи высунулись кудрявые завитки.
— Поди-ка сюда! — печально сказала Маргарет.
Её нервные пальцы поправили сбившийся под ухо галстук, одёрнули жилет и застегнули пиджак, а он поглядывал на неё со своей странной бесовской усмешкой. Вдруг она содрогнулась от смеха.
— Господи, Эми! — сказала она. — Погляди на эту шляпу!
Мисс Эми улыбнулась с сонной и равнодушной кошачьей нежностью.
— Пора бы уж тебе начать следить за собой, Юджин, — сказала она. — Не то девушки не станут обращать на тебя внимания.
Он услышал странную мелодию смеха Маргарет.
— Нет, ты только представь себе — он ухаживает! — сказала она. — Бедняжка, наверное, подумает, что в неё влюбился демон.
И под луной ущербной плакал голос,
Возлюбленного демона зовущий…138
Глаза её горели, изливая тёмную тайную красоту.
— Ну, убирайся, разбойник, — приказала она.
Он повернулся и с яростным горловым кличем понёсся по дороге огромными прыжками.
Сумерки закружились в её глазах.
— Оставьте его в покое, — прошептала она, ни к кому не обращаясь. — Оставьте его в покое!
Лёгкий апрельский ветер овевал холм. Около школы пахло горящими листьями и мусором. В поле на склоне позади здания пахарь погонял большого коня в свободных позвякивающих постромках вокруг всё уменьшающегося квадрата сухой прошлогодней пашни. Но-о! Но-о! Его сильные ноги шагали следом. Большой лемех чисто впивался в почву, разваливая за собой глубокую плодоносную борозду во влажной юной земле.
Джон Дорси Леонард завороженно смотрел из окна на ежегодное омоложение земли. На его глазах возрождающаяся нимфа сбрасывала жёсткую растрескавшуюся кожу ведьмы. Вернулся золотой век.
Дальше по дороге растянувшаяся вереница мальчиков уходила в мир света. Взмокнув честным потом, пахарь остановился на повороте и провёл синим рукавом рубахи по обисеренному лбу. Тем временем его разумный конь, воспользовавшись остановкой, с медлительным величием поднял гордый волнистый хвост и добавил свою лепту к плодородию почвы, уронив на неё три влажных, усаженных овсом шара. Джон Дорси одобрительно крякнул. Кто лишь стоит и ждёт, тот тоже служит.139
— Мистер Леонард, — сказал Юджин, тщательно выбрав момент, — можно, я пойду?
Джон Дорси Леонард рассеянно погладил подбородок и невидящими глазами уставился в книгу. Другие ждут нашего вопроса, ты ж свободен.140
— Э-э? — промурлыкал он неопределённо. Затем с визгливым бессмысленным хихиканьем внезапно повернулся и сказал:
— Ах ты, мошенник! Сходи узнай, не нужен ли ты миссис Леонард.
С острым голодом он сомкнул свирепые тиски пальцев на худом мальчишеском предплечье. Апрель — самый жестокий из всех месяцев. Юджин вздрогнул, отступил, а затем спокойно остановился: память о старом бунте прогнала почтение.
Маргарет в библиотеке читала детям «Речных малышей"141.
— Мистер Леонард велел спросить — можно мне уйти? — сказал он.
И её глаза совсем потемнели.
— Да, шалопай. Иди, — сказала она. — Скажи мне, мальчик, — ласково и нежно спросила она, — неужели ты не можешь вести себя чуть-чуть получше?
— Да, мэм, — обещал он беззаботно, — Я попробую.
Не говори, что ничего борьба не даст.142
Она улыбнулась его горячей гарцующей нервности.
— В аду тебя поджарят, как селёдку, — сказала она мягко. — Убирайся отсюда.
И он умчался прочь от женского монастыря целомудренной груди и безмятежного духа.
Сбегая по ступенькам во двор, он услышал упоённое плещущееся соло Дерка Барнарда в ванной. Милая Темза, тише лейся, пока я песни не допою.143 Тайсон Леонард, с узкой довольной улыбкой покопавшись во всех грязных уголках природы, вышел из сарая с кепкой, полной свежих яиц. Вслед ему неслось заикающееся кудахтанье рассерженных кур, которые слишком поздно постигли коварство мужчин.144 У сарая под навесом «Папаша» Рейнхарт подтянул потуже подпругу своей осёдланной гнедой кобылы, одним махом вскочил в седло, под жёсткое цоканье копыт взлетел на вершину холма, повернул за дом и остановил кобылу возле Юджина.
— Прыгай, Джин, — пригласил он, поглаживая широкий круп кобылы. — Я тебя подвезу до дому.
Юджин, ухмыляясь, посмотрел на него снизу.
— Не подвезёшь, — сказал он. — После прошлого раза я неделю сидеть не мог.
«Папаша» басисто захохотал.
— Ерунда, малый! — сказал он. — Ну, проехались мелкой рысцой, только и делов.
— Расскажи своей бабушке, — сказал Юджин. — Ты меня решил прикончить.
«Папаша» Рейнхарт изогнул длинную шею и поглядел на него сверху вниз с невозмутимым сухим юмором.
— Давай садись! — сказал он ворчливо. — Я тебе ничего не сделаю, только научу ездить верхом.
— Весьма обязан, Папаша, — сказал Юджин иронически. — Но мне на старости лет понадобится моя задница. Я не хочу стереть её до дыр ещё в юные годы.
Довольный и им и собой «Папаша» Рейнхарт захохотал громко и басисто, сплюнул бурую жвачку назад через круп, лихо ударил кобылу каблуками и галопом поскакал вокруг дома к дороге. Лошадь яростно работала ногами, как вытянувшаяся в беге собака. Она обрушивала на гулкую землю четырёхкопытный гром — quadrupedante putrem soniti quatit ungula campum.145
У ворот возле границы владений епископа уходящие школьники обернулись, быстро расступились и начали подбадривать всадника пронзительными криками. «Папаша» пригнулся, подняв над лошадиной гривой руки со свободно висящими поводьями, и пронёсся сквозь ворота, как жужжащая стрела арбалета. Затем он сильным рывком осадил кобылу, окутавшись клубами пыли из-под скользящих копыт, и подождал товарищей.
— Э-эй! — Юджин спускался к ним ликующими прыжками. Не оборачиваясь, толстяк Ван Йетс нетерпеливо поднял руку и приветствовал невидимого бодрым «ура!». Остальные обернулись и встретили его ироническими поздравлениями.
— А, Верзила! — сказал «Доктор» Хайнс, собирая своё маленькое тугое лицо в насмешливую гримасу. — Как это ты выбрался так рано?
Он говорил с искусственной пронзительной протяжностью, подражая негритянскому выговору. Одну руку он держал в кармане и ощупывал кожаный хлыст, утяжелённый дробью.
— Дж. Д. занялся весенней пахотой, — сказал Юджин.
— Да никак это наш Красавчик, — сказал Джулиус Артур. Он косоглазо усмехнулся, показав испорченные зубы в металлической пластинке. Его лицо было покрыто мелкими желтоватыми гнойными прыщиками. Как зачат? Как вскормлен?146
— А не спеть ли нам нашу песенку в честь Красавчика Хела147? — сказал Ральф Роллс своему приятелю Джулиусу. На нём был котелок, нахлобученный на самые брови нахальной веснушчатой физиономии. Он вытащил из кармана растрёпанную пачку табака и с залихватским видом откусил угол.
— Хочешь пожевать, Джу? — спросил он.
Джулиус взял пачку, утёр рот в вислогубой мужской усмешке и заложил за щёку большой кусок.
Он приносил мне сладостность корений.
— Хочешь, Верзила? — ухмыляясь, спросил он Юджина.
Я ненавижу его за то, что он хотел бы на дыбе этого жестокого мира растянуть меня ещё сильнее.
— Чёрт! — сказал Ральф Роллс. — Красавчик сразу ножки протянет, если попробует пожевать.
Весной, как вялые змеи, просыпаются мои враги.
На углу Черч-стрит, напротив новой псевдотюдоровской епископальной церкви, они остановились. Над ними на холме поднимались шпицы методистской и пресвитерианской церквей. О, древние шпили, о, дальние башни!148
— Кому со мной по дороге? — спросил Джулиус Артур. — Пошли, Джин. Автомобиль ждёт внизу. Я подвезу тебя.
— Спасибо, но мне не туда, — сказал Юджин. — Я в город.
Их глаза, жадно вперяющиеся в «Диксиленд», когда я вылезу.
— Ты домой, Вилья?149
— Нет, — сказал Джордж Грейвс.
— Ну, так последи, чтобы с Хелом ничего не случилось, — сказал Ральф Роллс.
Джулиус Артур грубовато захохотал и сунул руку в волосы Юджина.
— Хел Сорвиголова, — сказал он. — Гроза Зазубренного перевала.
— Не поддавайся им, сынок, — сказал Ван Йетс, поворачивая к Юджину спокойное благодушное лицо. — Если тебе будет нужна помощь, дай мне знать.
— Всего, ребята.
— Всего.
Они пошли через улицу, толкаясь и увёртываясь друг от друга, и свернули у церкви в переулок, круто спускающийся к гаражам. Джордж Грейвс и Юджин продолжали подниматься вверх по склону.
— Джулиус — хороший парень, — сказал Джордж Грейвс. — Его отец зарабатывает больше всех других адвокатов в городе.
— Да, — ответил Юджин, всё ещё уныло думая о «Диксиленде» и о неуклюжих обманах, к которым он прибегал.
Мусорщик медленно взбирался вверх по склону рядом со своей глубокой треугольной повозкой. Время от времени он останавливал грузную медлительную лошадь, длинной метлой сметал мусор мостовых и канав в совок и ссыпал его в повозку. Пусть Гордость не презрит их труд полезный.