ахочет написать заявление. Преследования – если то, чему подвергалась Мария, официально называлось именно так – не представляли интереса для сотрудника его уровня, и участие Колина наверняка раздражало Марголиса. Он заставил пришедших прождать почти полтора часа, прежде чем выйти к ним с картонной папкой в руках. Марголис пожал руку Марии, но Колина как будто не заметил – да тот и не пожал бы детективу руку, даже если бы Марголис ее протянул. Оба не имели никакого желания притворяться, будто испытывают симпатию друг к другу.
Марголис хотел поговорить с Марией наедине, но девушка настаивала на присутствии Колина. Буквально излучая неодобрение, Марголис кивнул и отвел обоих в отдельную комнату. Колин, который в прошлом провел немало времени в полицейских участках, знал, что утром понедельника одно из немногих мест, где можно уединиться, – это помещение для допросов. Он подумал: «Очень любезно с его стороны, хотя он и придурок». Закрыв дверь и усадив Колина и Марию за стол, детектив отложил папку, которую держал в руках, и стал задавать обычные вопросы – имя, возраст, адрес и так далее. Когда он заполнил анкету, Мария дрожащим голосом, но на удивление связно, рассказала ему историю Кэсси Мэннинг и Джеральда Лоуза – ту самую историю, которую услышал Колин на пляже, – и перечислила недавние события. Девушка изложила свои соображения и наконец протянула Марголису письмо, которое нашла на ветровом стекле.
Марголис медленно прочел его и некоторое время молчал, а потом спросил, можно ли снять копию. Мария согласилась. Детектив вышел и вернулся через некоторое время с ксерокопией письма.
– Оригинал мы вложим в досье, если вы не против, – сказал он.
Лицо Марголиса оставалось бесстрастным. Сев на место, он в третий раз прочитал письмо и спросил:
– Вы уверены, что это написал Лестер Мэннинг?
– Да, – сказала Мария. – И именно он преследует меня.
– Брат Кэсси Мэннинг?
– Младший брат.
– Почему вы думаете, что это он?
– Потому что в письме есть слова, которые я слышала от него раньше.
– Когда?
– Когда Кэсси погибла. И он писал нечто похожее в записках, которые посылал мне после ее смерти.
– Что, например?
– Про кровь невинных. Про то, что моя душа полна яда.
Марголис кивнул и что-то отметил.
– В первой серии писем или во второй?
– Что?
– Вы сказали, что тон записок изменился, когда они начали появляться вновь. Что они стали угрожающими и еще более страшными.
– Во второй.
– Откуда вы знаете, что их присылал Лестер?
– А кто?
Марголис просмотрел свои заметки.
– Эвери Мэннинг говорил, что это мог быть бойфренд Кэсси.
– Нет.
– Откуда вы знаете?
– Полиция не считала его подозреваемым. Он был страшно подавлен после убийства Кэсси, но не винил меня. Он даже не знал, кто я такая.
– Вы когда-нибудь общались с ним?
– Нет.
Марголис что-то записал.
– Помните, как его зовут? И как он познакомился с Кэсси?
Мария прикусила губу.
– Майк… или Мэтт, или Марк. Как-то так. И я не знаю, как они познакомились. Зачем мы вообще о нем говорим? Меня преследует Лестер! Он писал мне те записки в Шарлотте!
– Но, кажется, Лестер отрицал это на допросе?
– Конечно, отрицал.
– И вам ни разу не пришло в голову, что письма мог написать… Майкл? Бойфренд Кэсси.
– С какой стати? Мы даже не были знакомы. Он сказал полиции, что ничего не писал.
– Лестер тоже.
– Вы меня слушаете?! Лестер – ненормальный. А это – записки безумца. Неужели так сложно соотнести два факта?
– У вас сохранились первые письма?
Мария с очевидным раздражением покачала головой.
– Я выбросила все записки, когда приехала сюда, потому что не желала иметь с ними ничего общего. У полиции в Шарлотте, возможно, осталось несколько, но я не уверена.
– Вы говорите «записки» – что вы имеете в виду?
– Одна-две фразы.
– Значит… нынешнее письмо на них не похоже.
– Да. Но он использовал те же слова и выражения. И две записки все-таки были похожи…
– Иными словами, это письмо в целом от них отличается.
– Ну да.
Марголис постучал ручкой по бумаге.
– Так. Предположим, что виноват Лестер. Когда вы говорите, что в его записках звучала угроза, что вы имеете в виду? Он говорил, что отомстит вам? Причинит боль?
– Нет, но было ясно, что он винил меня в смерти сестры. Как и вся семья, честно говоря.
– А что представляет собой семья Кэсси?
– Они… странные, – сказала Мария. – Вообще… их поведение.
– То есть?
– Эвери Мэннинг, отец, тогда был психиатром и явно считал себя специалистом по девиантному поведению. Он не позволял Кэсси видеться со мной наедине. Он всегда сидел с нами и выстраивал разговор. Даже в больнице, когда я пыталась выяснить у Кэсси, что случилось, отец отвечал за нее. Дошло до того, что я попросила мистера Мэннинга выйти из палаты, но он отказался. В лучшем случае он отходил в угол и молчал, пока говорила Кэсси. У меня сразу возникло ощущение, что девушка старательно подбирала слова – она излагала события именно так, как хотел отец. Как будто они заранее репетировали. Мне кажется, поэтому она временами… приукрашивала случившееся.
– Приукрашивала?
– Кэсси сказала, что Лоуз и раньше ее бил. Будь это правдой, Лоузу предъявили бы более серьезное обвинение. Кэсси сказала, что однажды Лоуз ударил ее на парковке, в присутствии Лестера. Показания брата и сестры совпадали почти дословно, но когда мы навели справки, то выяснили, что в указанный день и час Лоуз находился в другом штате. Значит, оба соврали. Когда мы поговорили с Кэсси, она не стала отпираться. Потому прокуратура и настаивала на досудебном соглашении.
– А ее мать?
– Я видела миссис Мэннинг только дважды. Она была полностью под влиянием Эвери. Даже ни слова не сказала. Только плакала все время.
Марголис продолжал делать пометки.
– Давайте теперь перейдем к Лестеру. Что он собой представляет?
– Его я тоже видела два раза – и это были два разных человека. При первой встрече я не заметила ничего необычного. Более того, Лестер казался самым адекватным в семье. Но когда мы увиделись во второй раз – после того как я сообщила родственникам об обвинениях, предъявленных Лоузу, – он изменился. Лестер как будто… боялся меня. Он бормотал, что зря пришел, что никому не следует ко мне приближаться, потому что я опасна. Отец то и дело приказывал ему замолчать, и тогда Лестер сидел и смотрел на меня как на сообщницу дьявола.
– Вы не знаете, в какую психиатрическую клинику его направили?
– Нет.
– Но записки перестали приходить?
– Да – когда я переехала. И вот он снова начал…
Марголис покрутил ручку в руках и потянулся к папке, с которой пришел.
– После вашего звонка я попросил полицию Шарлотты прислать отчет о гибели Кэсси Мэннинг. И я жду сведений о первом аресте Лоуза. У меня не было возможности изучить все это детально, но, судя по тому, что я успел прочесть, ясно, что Джеральд Лоуз убил Кэсси Мэннинг. Более того, не вы приняли решение о досудебной сделке, а ваш начальник. Я прав?
– Да.
– Тогда почему вы думаете, что Мэннинги винили вас? С какой стати Лестеру считать, что вы опасны для окружающих?
– Потому что они имели дело именно со мной – и надеялись, что я уговорю окружного прокурора отправить Лоуза в тюрьму надолго. Что касается Лестера, он же явно болен… не зря в конце концов он попал в психушку.
Марголис кивнул:
– Так. Предположим, вы правы, и Лестер Мэннинг действительно несет ответственность за то, что произошло. – Он откинулся на спинку стула. – И все-таки я сомневаюсь, что могу чем-либо помочь.
– Почему?
– Вы не видели нарушителя. Никто его не видел. Вы не знаете, кто купил цветы, – вы выяснили только, что это не мистер Мартенсон. Никто не видел, как Лестер подложил букет в машину. Про того, кто заказал для вас коктейль в баре, известно, что это был молодой человек в бейсболке. И парня, кто принес в контору букет, вы не опознали как Лестера. Иными словами, нет никаких доказательств, что виноват Лестер.
– Я же сказала, что в письме содержатся те же самые фразы…
– …что и в записках, которые вы не сохранили? Опять-таки, я не говорю, что вы ошибаетесь. Более того, есть шанс, что вы окажетесь правы. Но вы как юрист должны знать, что означает фраза «отсутствие обоснованного сомнения». Иными словами, сейчас у полиции недостаточно фактов, чтобы предъявить Лестеру обвинение.
– Он ходит за мной, наблюдает, отслеживает мои действия. Всё это подпадает под соответствующую статью. Лестер прислал записку. Изрезал шины. Именно так выглядит преследование. Его действия причиняют мне серьезный эмоциональный дискомфорт, поэтому я здесь. Он преследует меня, и это преступление!
Марголис поднял бровь:
– Допустим, мисс Бывший Работник Прокуратуры. Но если Лестер один раз уже сказал, что не писал писем, он скажет это снова. И что тогда?
– А как же похожая схема? Записки, букет, слежка, завядшие цветы… Он делает то, что делал Лоуз.
– Схема похожая, но не полностью совпадающая. Лоуз посылал письма и не скрывал своего имени. А вы получаете короткие анонимные записки. Лоуз, шпионя за Кэсси в ресторане, постарался, чтобы она его заметила. А вам кто-то анонимно прислал коктейль в клубе. Кэсси знала, что цветы ей присылал Лоуз. А вы даже не можете сказать наверняка, от кого букет.
– Но все равно совпадений много.
– Для вас – да. Но суд решит иначе.
– Иными словами, Лестеру это сойдет с рук, потому что он осторожен? Вы с ним даже не поговорите?
– Не поймите меня превратно. Я постараюсь.
– Постараетесь?
– Вы, видимо, предполагаете, что он в городе и что я смогу его разыскать. Но если Лестер в Шарлотте или где-то еще, скорее всего, придется поручить это местным детективам.
– И что вы ему скажете, если найдете?
– Дам знать, что я в курсе его проделок и что лучше для него будет прекратить, пока не вмешалась полиция.