– Понимаю, Эржебет. Но то, что я прошу, очень важно. И вы этот выбор сделали. Правильный выбор. В будущем вы со мной и… – Я замялась. Сказать, что она рада своему выбору, значило бы покривить душой. Она вечно твердила, как жалеет о тогдашнем решении. Однако мне требовалось ее убедить. – В будущем вы знаете, что поступили правильно.
Некоторое время Эржебет смотрела на меня в упор, потом спросила:
– Счастлива ли я? Весела? Мой любовник все время восхищается моей жизнерадостностью. Я больше всего люблю радоваться.
Я уставилась на нее, как олень в свете фар напуганный жеребенок, и она угадала ответ, прежде чем я успела солгать.
– Понятно, – сказала Эржебет. – Не счастлива. Не весела.
– Но… вы рады, что поступили правильно, – настаивала я. – Вы – самая значительная ведьма в истории магии.
– А если я скажу «нет»?
– Тогда через семнадцать дней магия исчезнет полностью и бесповоротно.
Внезапно я поняла, что лгу, что агент другого государства все равно сумеет как-то завербовать ведьму. А значит, я прошу сделать выбор не ради магии, а лишь для того, чтобы США преодолели магическое отставание. Я предпочла об этом умолчать.
– Итак, – сказала Эржебет, – что бы я ни сделала, магия через семнадцать дней исчезнет, но если я в эти семнадцать дней наложу на себя заклятие, то когда-то смогу ее возродить.
– Да.
– Что я буду делать все эти долгие годы? Как продержусь? Я ничего, кроме магии, не умею.
– Не знаю, – опешила я. – Но знаю, что вы справитесь. В будущем, где мы встретились, больше чем через сто лет, вы жили в таком месте, где у вас было все необходимое, значит, у вас откуда-то появились деньги. Может, вы нашли себе богатого мужа и унаследовали его состояние. А может, стали учительницей или научным работником либо обратились к Фуггерам. Запомните эту фамилию, Эржебет, а также слова «ОДЕК», «Фейсбук» и… – У меня голова пошла кругом. Что еще я должна сказать? Что еще, по словам дряхлой Эржебет, я ей сообщила? – Не знаю, Эржебет, к большому моему сожалению. Знаю только, что если бы вы не согласились, меня бы здесь не было.
– Я вас сюда перенесла?
– В этот раз – нет. Но чаще всего в прошлое меня переносили именно вы.
Она нахмурилась:
– Зачем вам так часто переноситься в прошлое?
– Мы работаем на правительство Соединенных Штатов. Оно поручает нам путешествовать во времени.
Взгляд ее на мгновение просветлел.
– И я тоже это буду делать? Путешествовать во времени?
– Вы ни разу не выразили подобного желания, но, думаю, в принципе такое возможно. Если захотите, мы это обсудим – но только если вы наложите на себя заклятие и перенесете меня обратно в мое время.
Она надула губки.
– Отчего магия через семнадцать дней закончится?
– Очень сложно объяснить. Технология – вроде всего того, что вы видели в Хрустальном дворце – мешает магии. Через две с небольшим недели произойдет чрезвычайно важный технологический прорыв, который с нею покончит.
– Почему просто не предотвратить этот технологический прорыв? – спросила Эржебет.
– Он слишком важен для остального мира.
– Важнее магии?!
– Да, – ответила я и по неудовольствию на лице Эржебет поняла, что убедить ее будет труднее, нежели я рассчитывала.
– Технология не должна быть важнее магии, – пылко проговорила она. Очень пылко и очень наивно, ведь она была девятнадцатилетней девушкой. Не стовосьмидесятилетней старухой в обличье девятнадцатилетней девушки. – Я не допущу этого технологического прорыва. В чем он состоит?
– Это слишком далеко, – ответила я. – Где-то в Пруссии.
– У меня есть подруги в Пруссии. Я с ними свяжусь и поручу им вмешаться.
– Это вызовет диакроникуш ньираш.
Из Эржебет как будто выпустили воздух.
– Лучше бы я этого не знала, – сказала она.
– Иного пути нет. – Я никогда особо не верила в судьбу, но меня глубоко потрясло, как все сошлось. Я попала сюда из-за предательства Грайне, однако теперь ясно, что это было неизбежно. Возможно, в других Нитях я оказалась здесь по каким-то иным причинам.
– Мне надо подумать, – промолвила Эржебет. – Вы просите очень, очень много. Вы это понимаете?
– Понимаю. И не стала бы просить, не будь это чрезвычайно важно. Позвольте передать вам нужные сведения на случай, если мы сейчас расстанемся.
Я вытащила из ридикюля мой дневник и быстро записала карандашом главное: слова «ОДЕК» и «Фейсбук», примерную дату нашей встречи в будущем, «Тристан Лионс» и «Фуггеры (банк)». Затем, вспомнив, что она произвела на Тристана впечатление своими познаниями о механике ОДЕКа, я набросала, сколько вспомнила из пятилетней давности разговоров Тристана и Оды-сэнсэя о создании ОДЕКа. Эржебет неуверенно приняла у меня вырванный листок, проглядела и угрюмо убрала к себе в сумочку. Я задохнулась от благодарности.
– Так вы согласны?
– Было бы лучше, если бы кто-нибудь старился вместе со мной. – Она повеселела. – Может быть, мой любовник?
– Не годится. Вы же знаете поговорку: «Трое могут сохранить секрет, если двое из них умерли»? Вам и без того трудно будет все скрыть.
– Тогда вы должны остаться и составить мне компанию до вашей смерти. К тому времени я найду кого-нибудь еще. Если я задержусь надолго в одном месте, там заметят, что я старею слишком медленно. Это вызовет подозрения. Мне нужны будут компаньонки. Вы станете первой из них.
– Эржебет, я не могу этого сделать. Мне надо назад в свое время. Я должна предупредить друзей, что происходит ужасное. А иначе ваша жертва в конечном счете окажется напрасной.
Она устало потерла ладонями лицо.
– Я не могу столько всего сразу обдумать. Мне нужно время.
– Времени нет, – с жаром проговорила я и, обернувшись, увидела, что к нам приближаются ее родители. Отец укоризненно хмурился. – Пожалуйста, подумайте обо всем, и встретимся снова как можно скорее. Завтра?
– Завтра мы едем в Будапешт. – Она опустила взгляд. – Я не могу вам помочь. И не стану продлевать себе жизнь, чтобы помочь вам в будущем. Вы просите непосильного.
– Пожалуйста, Эржебет, – взмолилась я. – Пожалуйста, измените свое решение. Если вы мне не поможете, я увязну здесь навсегда.
– Я не хочу быть вашей тюремщицей, но не стану и вашей спасительницей, – проговорила она почти виновато. Затем с принужденной улыбкой встала навстречу родителям.
Ее мать наградила меня взглядом, от которого рассыпалась бы бетонная стена, и прямо при мне принялась допрашивать Эржебет на венгерском. Венгерский у меня почти нулевой, но фразы были элементарные: «Кто ее перенес? Откуда она? Что она знает про угасание магии? Что мы можем сделать?»
Быть может, мне следовало обратиться не к Эржебет?
– Расскажите матери! – в отчаянии проговорила я, когда ее родители уже повернулись, чтобы идти прочь. – Расскажите ей все! – затем на сбивчивом мадьярском обратилась к матери: – Эржебет может спасти магию. Я объяснила как. Но я сама ничего не могу. Все должна сделать она.
Родители Эржебет замерли в изумлении, затем разом поглядели на Эржебет, и она словно съежилась под их взглядом. Видеть Эржебет Карпати напуганной было еще более странно, чем видеть ее веселой.
Отец взял ее за руку и решительно потащил прочь. Я не сомневалась – не сомневаюсь! – что видела ее в последний раз.
Как в тумане, я дошла до Средневекового двора, про который одна из десятков тысяч на собственном опыте знала, какая это херня сколько тут исторических ошибок. Добрый врач с женой разыскали меня здесь, выразили озабоченность, что прогулка так меня утомила, и на следующие две недели прописали мне постельный режим или что-то вроде того. Они не считают себя моими тюремщиками, напротив, убеждены, что оказывают мне благодеяние. Они охотно дают мне чернила и бумагу, хотя и дивятся, зачем мне так много того и другого.
Ибо, вернувшись после встречи с Эржебет, я поняла, что должна записать все, или никаких свидетельств вообще не останется. Тристан, как я догадываюсь, теперь тоже навсегда затерян в прошлом, а он не из тех, кто станет затруднять себя подробным изложением событий. Так что мои записки – все, что от нас останется.
Сейчас я отнесу эту стопку листов в банк Фуггера на Треднидл-стрит и помещу в депозитный ящик. У меня не осталось надежды вернуться в свое время.
И на этих словах, дорогой читатель, как только чернила высохнут, я исчезну.
Из дневника Ребекки Ист-Ода
6 декабря
Никаких хороших новостей. Вчера – или позавчера? – за китайской едой навынос сообразила, что с событий в «Уолмарте» прошла неделя. Фрэнк, Тристан, Мортимер и остальные за это время почти не выходили из дома, только в хозяйственный магазин за деталями или в вылазки подальше – на промышленные и научные оптовые склады за более сложными компонентами для ОДЕКа. Он сейчас занимает полпогреба. Поначалу казалось, что дело движется быстро. Настроение у всех поднялось. Детали в два счета приколачивали молотком или приваривали. Тем временем Джулия (на мотоцикле) и Феликс (на своем джипе) ездили в МТИ забирать из амазоновского почтомата посылки с электроникой для «сервера», который Мортимер собирает у меня в буфетной. Пук проводов толщиной с мою талию тянется теперь по шахте кухонного лифта в подвал и дальше к ОДЕКу.
Внешние перемены были разительные, и я уже поверила, будто мы впрямь сумеем вернуть Мел в наше время. Однако вчера, перед тем как лечь, Фрэнк сказал мне, что весь проект встанет, если не удастся раздобыть большого количества высокотемпературных сверхпроводников. У него есть образцы, оставшиеся от прошлого проекта, но для ОДЕКа, в который поместится человек, нужно в десять раз больше.
Все работы начиная с Черной пятницы велись в расчете, что эти материалы удастся раздобыть. Их производят лишь две компании в мире. Одна в Китае, и дела с ней вести трудно. Джулия, которая свободно говорит по-китайски, провисела на телефоне много часов, убеждая тамошних менеджеров продать нам партию товара, но мы для них слишком мелкий покупатель, и они не хотят ради нас шевелиться. Второй возможный источник прямо здесь, в окрестностях Бостона – в Уолтхеме на 128-м шоссе, за несколько миль от нас, и Фрэнк был почти уверен, что получит оттуда все нужное. Однако вчера компания отменила его заказ. Подозреваю, это вмешался Блевинс.