– Ты не продаешь других книг, – запротестовал печатник.
– Мне на следующей неделе должны привезти Библии из Англии, – ответил лавочник. – И я много чем торгую помимо книг.
Долговязый слегка опешил:
– Зачем ты ввозишь книги из Англии, если теперь у тебя печатник под боком?
– Может быть, это не очень хороший печатник, – проговорил лавочник как можно мягче. – И еще будет новая книга, написанная врачом, о кровообращении. Прибудет со следующим кораблем.
– Слыхал я про кровь, это нелепые измышления, – обиженно заявил печатник. – И ни один приличный человек не захочет читать про такую пакость. Особенно здесь, в городе, где есть колледж!
Я подумала, что мне подвернулся счастливый случай, который можно использовать гораздо лучше, чем все предложенные Тристаном сценарии кражи. Так что я шагнула в лавку.
Лавочник указывал на кипу книг:
– Меня они не устраивают, Стивен. Перепечатай их. Я куплю новые по более высокой цене, если это спасет тебя от разорения.
Тут оба заметили меня и умолкли. Лавочник глянул в мою сторону, кивнул и вновь стал смотреть на книги. Печатник Стивен ел меня глазами чуть дольше, потом сказал:
– Иезекия, тебе надо кормить жену и ребенка, а осенью у вас вновь ожидается пополнение. Негоже мне вынимать еду изо рта у твоих детей.
Сказано это было без внутренней убежденности, а как будто специально для меня.
– Негоже мне продавать такие книги, – спокойно ответил Иезекия.
– Это новая Псалтирь? – спросила я.
– Да, – сказал печатник, глядя на меня немного скептически. – Ты же не собираешься покупать у меня книгу?
– Нет, сэр, я собираюсь купить три. Хозяин меня за ними отправил, – добавила я, поскольку женщине, одетой как я, приобретать книги для себя определенно было бы не по карману.
– А кто твой хозяин? – спросил Стивен почти подобострастно.
– Сквайр из Бостона, – ответила я горделиво. – Ему нужна одна для себя и две в подарок родным.
Стивен указал на кипу книг.
– Я Стивен Дэй, книгоиздатель. Вот, смотри.
– Я Иезекия Ашер, книгопродавец, и я не продаю эти книги, – так же спокойно проговорил лавочник. – Приходи через неделю.
Я изо всех сил изобразила отчаяние.
– Но, дядюшка Ашер, дорога из Бостона далекая, а мне надо будет помогать на уборке урожая, я, может, и не смогу прийти снова. Может, вы продадите мне их, даже если они не самые наилучшие?
– Да. Смотри, – распорядился Стивен Дэй.
Лавочник собрался было возмутиться, но только криво усмехнулся, возвел очи ко Господу и обреченно пожал плечами. Я, не обращая внимания на пристальный взгляд печатника, подошла к столу и взяла книгу. Кожа была мягкая, корешок, когда я ее открыла, упругий и новый. На меня повеяло легким запахом клея, бумаги и еще чем-то металлическим – видимо, так пахла типографская краска. Книга была изящная, у́же современных, на первой странице изысканным шрифтом значилось: «ПОЛНОЕ собрание псалмов, точно переложенных стихами на АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК». Да, буквы в строчках скакали, по крайней мере по современным меркам, но сама книга была очень красива. Я перевернула несколько страниц, притворяясь, будто изучаю листы, отложила томик, взяла другой и с сосредоточенным видом полистала его. Затем третий. Четвертый. Мужчины наблюдали за моим занятием.
– Что ты высматриваешь? – спросил печатник.
Я собралась вежливо ему улыбнуться, но вовремя вспомнила, что здесь это не принято.
– Вы сказали, там есть изъяны, и я выбираю книгу, где их меньше.
– Они отпечатаны с одного и того же набора, – нетерпеливо ответил он. – Не знаю, умеешь ли ты читать, но все книги совершенно одинаковые.
– Нет, – сказала я, показывая книгу, которую держала в руках. – Видите, текст отпечатан чуть криво? И в тех, что я смотрела, страницы перекошены. Я ищу такие, в которых бумага входила под пресс прямо. Не знаю, как это называется, но я знаю, чего ищу.
Печатник фыркнул. Лавочник хохотнул и тоже взял книгу из стопки.
– Давайте поищем, есть ли здесь отпечатанные ровно. Если найдем, я их у тебя куплю, дядюшка Дэй, и продам посетительнице.
Я думала, Стивен Дэй тут же объявит, что продаст книги напрямик, с большей для себя выгодой, раз дядюшка Ашер еще раньше отказался ими торговать. Так поступил бы любой предприимчивый человек моей эпохи. Однако ему такое, видимо, даже не приходило в голову. Очень странное общество: каждый занимается строго своим делом.
А может, Стивену Дэю просто недоставало мозгов.
Так или иначе, он охотно согласился, и оба подключились к поискам книги, где все страницы каждой тетрадки были бы отпечатаны ровно. За этим занятием они продолжали спорить о судьбе остальных томов. Теперь их глаза и мысли были заняты не мной. Хорошо. Я положила одну книгу не в стопку (которая была от меня слева), а по правую руку. Каждый раз, когда я клала на место очередную книгу и левой рукой тянулась за следующей, я сдвигала заныканный том на дюйм вправо, так что в итоге спрятала за стоящий на столе бочонок. Спор между Ашером и Дэем тем временем перешел в перебранку, так что когда мы просмотрели пятьдесят с лишним книг на столе, оба глядели не на меня, а друг на друга и еле сдерживали злость.
– Придется мне огорчить хозяина, – решительно объявила я. – Ни одна из этих книг его не устроит. До свиданья.
– Слышал? – спросил Иезекия Ашер Стивена Дэя, когда я собралась уходить.
– Эта непотребная девка ослушалась хозяина, – сказал Стивен Дэй Иезекии Ашеру. – Он велел ей купить три экземпляра, а она не взяла и одного. Он не поручал ей проверять качество моей работы…
Однако я уже вышла на улицу и, схватив правой рукой лопату, двинулась по Уотер-стрит.
В левой руке я держала украденную Массачусетскую Псалтирь.
Читатель, я просто вышла в дверь, держа книгу на виду, а лавочник с печатником ничего не заметили. Они не только перестали обращать на меня внимание; даже видя меня уголком глаза, они не заметили кражи. Я совершила нечто для них немыслимое, а они не могли увидеть то, чего не в силах были вообразить. Тем не менее я здорово нервничала и еле поборола желание припустить бегом или хотя бы обернуться через плечо. Но я стащила книгу, и это сошло мне с рук.
Лопата – есть. Псалтирь – есть. Самое трудное позади. Теперь к бочару, затем к валуну, и можно возвращаться. У меня все получается! Чувствуя себя увереннее, я расправила плечи и зашагала быстрее. На первом же перекрестке я свернула направо, миновала аптеку и шорную лавку. За следующим поворотом налево, как я знала по старой карте, была бочарная мастерская.
Она располагалась во дворе, который выходил прямо на улицу. Здесь теснились бочки, бочонки и бадьи самых разных размеров, а на огромном пне посередине лежала груда металлических ободьев. Ножи, топоры и тесла разместились рядом на длинном верстаке. Уютный запах стружки заглушал всепроникающую вонь. Бочар в кожаном фартуке поверх коричневого, изрядно вылинявшего пуританского наряда, без воротника и шляпы, склонился над незаконченной бочкой и с помощью молотка и чего-то вроде тесла набивал на нее обруч.
– Вы делаете водонепроницаемые бочонки? – спросила я.
– Могу, – не поднимая головы, ответил он. – А тебе что надо?
– Упаковать вот эту вещь, – ответила я, показывая книгу.
Бочар поднял голову. Он был приятной наружности, примерно одного сложения с Тристаном, и, в отличие от всех встреченных здесь мужчин, держался как человек, который в ладах с собственным телом. Он мельком глянул на книгу, потом на меня и задержал взгляд, изучая – нет, не мое лицо, а меня всю, так что захотелось съежиться. Потом он тряхнул головой, встретился со мной глазами и сказал:
– Так что?
– Мне надо упаковать ее в водонепроницаемый бочонок, – сказала я. – Мой хозяин в Бостоне велел.
– Твой хозяин в Бостоне. Это та книга, о которой все говорят? – без особого интереса спросил бочар.
– Первая книга, отпечатанная в Америке, – ответила я и, сознаюсь, ощутила (и ощущаю до сих пор) благоговение от этой мысли.
Он пожал плечами:
– Хорошее дело для тех, кто читать умеет, но для общего блага совсем не то, что первая мукомольня или первая кузня.
– Верно, – согласилась я.
Бочар отложил тесло, протянул руку.
– Дай-ка глянуть на твое сокровище.
Я вошла с улицы во двор (по правде сказать, особой разницы между ними не было). Бочар протянул мозолистую ручищу и взял книгу.
– Для восьмигалонного бочонка маловата, – пробормотал он себе под нос и посмотрел на меня. Что-то слегка изменилось в его взгляде – как прежде у дядюшки Григгза, паромщика и печатника. Может, пуритане всегда так смотрели на женщин. А может, мне со страху мерещилось. – У меня нет бочки такого размера, но есть бадейка с крышкой, которую я могу переделать для твоих нужд.
– Благодарствую, – сказала я. – Если вы уверены, что она не пропускает воду.
– Можешь бросить ее в океан, и через сто лет в ней будет так же сухо, – с беспечной уверенностью пообещал он.
– Наверное, мне надо во что-нибудь завернуть книгу, чтобы углы не побились.
– У меня в лавке есть войлок обручи смазывать. Заверни в него, хватит.
– Еще раз благодарствую, – ответила я, немного смущаясь от пристальности его взгляда.
Он посмотрел на бочку, над которой работал, решил, видимо, что она может немного обождать, оглядел двор, нашел бадейку с крышкой и бросил томик внутрь без всякого почтения к его материальной или духовной ценности.
Потом принес войлок, выбрал среди обручей маленький и ловко прибил крышку так же плотно, как донце бочки. Я любовалась его ладной фигурой и красивым лицом – мне было странно, что они произвели на меня такое сильное впечатление, – и одновременно гадала, как буду расплачиваться. У меня был только белый вампум матушки Фитч. Я читала, что он ценится меньше лилового, но этим мои познания ограничивались. Я даже не знала, дороже он свинцовой пули или дешевле.
Бочар кончил работу и протянул запечатанную бадейку. Я благодарно улыбнулась и хотела уже ее взять, но бочар поднял ее над головой.