– Это было нетрудно. Вот твои семена калинджи. – Она бросила Чире мешочек. – Привяжи к поясу, а лучше к запястью.
– Когда мне идти в опочивальню императора? – спросила Чира.
– Как стемнеет. За тобой придет евнух. Ты сегодня ела?
Когда Чира ответила, что нет, Васина отправила двух девушек за фруктами, орехами и сыром, чем еще укрепила их ненависть к гостье. Евнух некоторое время развлекал женщин скверной игрой на лютне, пока Васине не надоело и она не отослала его прочь. И, наконец, после захода солнца, Васина отправилась к своему любовнику.
– Не смейте ее обижать, – сказала она девушкам. – Если будете плохо себя вести, я прикажу генуэзцу из государевых застенков снять с вас кожу.
И Васина ушла, оставив Чиру с обозленными прислужницами. Все их попытки что-нибудь из нее вытянуть не увенчались успехом, и теперь девушки еле сдерживались, чтобы не сорвать с нее платье, как Золушкины сестры.
Довольно скоро пришел императорский евнух. Когда вместо Васины ему подвели Чиру, он сперва заморгал, потом вздохнул, закатил глаза, покачал головой и, наконец, скорбно сделал ей знак следовать за собой. Прислужницы остались очень довольны таким его обращением, а одна шепнула:
– Уж конечно, он ведет тебя прямиком на уготованную Васине смерть. Ха!
И она присовокупила греческое слово, не имеющее точного перевода, но в целом означающее женщину сомнительного поведения.
Евнух вел Чиру по лабиринту освещенных лампадами и факелами коридоров, лестниц, залов и дворов, так что она вскоре потеряла направление и не сумела реконструировать для нас свой путь («серая территория» на 3-D графике в ЗАДРОТЦКАБД), но наконец они оказались перед большими двустворчатыми дверями, окованными бронзой, которую украшала узорная золотая насечка. Евнух постучал по одной створке в определенном ритме, и двери тотчас распахнулись. Впереди была очень маленькая комнатка, озаренная свечами, с дверями направо и налево. (Мы знаем по старым планам, оцифрованным и улучшенным в ЗАДРОТЦКАБДе, что они вели в опочивальни императора и его супруги). Евнух, скорбно глянув на Чиру, буквально втолкнул ее в комнатку и повернулся спиной. Как только дверь начала закрываться, кто-то грубо схватил Чиру за плечо, и она почувствовала у своей сонной артерии холодное лезвие. Поскольку ее навыки самообороны были из категории «бежать, не драться», она застыла.
– Наконец-то, Васина, – произнес торжествующий женский голос. – Наконец-то я тебя на этом поймала.
– Государыня, я не Васина, – ответила Чира. – Я всего лишь танцовщица, выполняющая повеление моего императора.
Послышалось ругательство, лезвие отодвинулось от горла, хватка на плече ослабла. Чира повернулась спиной к стене, чтобы видеть императрицу в свете свечей. Та была значительно старше Чиры, но все равно очень эффектная, с грациозно плавными движениями, как у пантеры.
– Кто ты? Ты к нему не войдешь. Я знаю, что бывает, когда шлюха рожает императору сына. Если у него нет сыновей от меня, так не будет ни от кого. Никто не отнимет трон у моих дочерей.
– Я еврейка, – ответила Чира. – Моего сына не помажут на царство, кто бы ни был его отец.
Ефросинья удивилась.
– Он не ляжет с еврейкой, – сказала она.
– Он видел, как я танцую на пиру две недели назад, и навел справки. Мы никогда не говорили лично, однако он уже заплатил крупную сумму, а я все мешкала. Поскольку я вам не соперница, быть может, вы позволите мне исполнить желание государя?
Ефросинья, поняв услышанное, совершенно переменилась.
– Ступай, – сказала она. – Мне дела нет, что он с тобой переспит. Утоли его желание так, чтобы ему сегодня никого больше не захотелось.
С этим напутствием она сама открыла перед Чирой дверь. Чира увидела очень большую комнату, мраморные полы, мраморные панели на стенах, золоченый потолок, словно пылающий в свете десятков восковых свечей. Одну стену целиком занимал балкон, выходящий в сторону сада.
Мебели в комнате не было, за исключением исполинского ложа посередине. Ложе это на вид было вырезано из цельного куска бирюзы, и на нем сидел бледный темноволосый человек, совершенно не похожий на то, как Чира представляла себе императора. На нем была ночная рубаха плотного белого шелка, расшитая золотом по вороту, краям рукавов и подолу. Когда Чира вошла, он с надеждой поднял взгляд и тут же втянул голову, словно испуганная черепаха.
– Где Васина? – Он нервно вскочил.
– Васина заболела, государь, – с улыбкой проговорила Чира. – Она послала меня вместо себя.
– Ты убийца.
– Конечно, нет, государь. Я здесь исключительно для вашего удовольствия.
– Нет, ты убийца, ты наверняка убийца, я тебя впервые вижу, и ты вошла сюда без моего евнуха.
– Ваша чтимая супруга отослала евнуха прочь. Она хотела поговорить со мной с глазу на глаз, прежде чем я войду к вам.
– Она поручила тебе меня убить?
– Конечно, нет, государь! – проговорила Чира таким тоном, будто подозрение ее ужаснуло. – Она так о вас печется, что позволила мне войти, лишь убедившись в отсутствии у меня дурных намерений.
– Докажи, что ты не убийца, – потребовал император. Он по-прежнему стоял возле ложа, втянув голову в плечи.
Чира, улыбаясь все той же ласковой умиротворяющей улыбкой, легко выскользнула из длинного лазурного платья Васины, которое специально не зашнуровала как следует, чтобы его легче было снять. Из-за драгоценных камней и золотого шитья оно осталось лежать колом, но Чира с плавной грацией вышагнула из него и предстала перед императором во всей красе. Мешочек с семенами калинджи, привязанный к запястью, она закрывала ладонью. С призывной улыбкой она подошла к императору и взяла его за руку. Он уставился на собственную руку в ее пальцах, словно с ним такое впервые. Чира изучала его лицо. Он был близок к панике.
– Желает ли государь обыскать меня лично и убедиться, что при мне нет оружия?
Она провела его рукой по своим грудям, по животу, между ног.
– Прошу вас обыскать меня так тщательно, как вам будет угодно, – прошептала она и взяла губами мочку его уха.
Император задрожал.
– Если ты не убийца, значит, лазутчица, – проговорил он, отводя голову. – Ты из флота так называемых пилигримов, что зимуют в Задаре?
– Я не знаю, о чем вы говорите, государь, – ответила Чира и зажала его руку между ногами.
Он застонал, но попытался выдернуть руку.
– Ты лазутчица Монферрата, да?
– Я никогда не слышала о Монферрате, государь, – прошептала она и вновь обхватила губами его мочку. Затем лизнула за ухом.
Через мгновение он уже лежал на Чире голый и двигался со всей мочи, а еще через несколько мгновений кончил с громким стоном облегчения и без сил распластался на ней.
Тут же дверь распахнулась и вбежала императрица Ефросинья с двумя рослыми варяжскими стражами. Император даже не поднял голову.
– Спасибо, – бросила императрица. – Алексей, слезай с девчонки, мы отправим ее домой.
Уже словно не замечая Чиру, император скатился с нее и остался лежать на спине, мрачно глядя в золоченый потолок. Императрица подняла лазурное платье Васины, и Чира потянулась к нему.
– Ну уж нет, – рассмеялась Ефросинья, отбрасывая платье в сторону. – Алексей, я дам ей твою ночную рубаху.
Император уже спал.
Ефросинья подняла рубаху и дала Чире.
– Быстро надевай, еврейка. Эти люди отведут тебя в Перу.
Чиру это вполне устраивало, поскольку по плану она должна была перебраться через Золотой Рог в Перу, передать семена калинджи другой ведьме (ИГСОВе из предыдущих Нитей) в еврейском районе города. В прошлых Нитях у нее не было вооруженного эскорта, но он только упростит задачу.
Один из стражей дал Чире шерстяной плащ, и она закуталась. Затем стражи провели ее по лестницам и коридорам, через дворы, сады и коридоры, так что она потеряла направление. Наконец ноздрей коснулся запах моря, и стражи вышли к большим деревянным воротам, открывавшимся в улочку на берегу. Здесь ждала лодка. Два гребца, не произнося ни слова, переправили их через Золотой Рог – глубокую защищенную гавань шириной не больше двух полетов стрелы. Здесь, в тени Галатской башни, располагался холмистый северный пригород Пера.
Гребцы подвели лодку к основанию крутого берега (не к пристани, хотя здесь их было несколько), и стражи перенесли Чиру на берег. Все это время она крепко сжимала мешочек с семенами, следя, чтобы на него не попала морская вода.
– Где твой дом? – спросил один из воинов с тем резким, как будто сердитым акцентом, по которому Чира узнала в нем бритта – они составляли немалую часть варяжской стражи.
Чира переборола озорное желание ответить ему на современном английском и сказала по-гречески:
– Это сразу за синагогой. Мой отец – Авраам бен Моисей. Я вам покажу.
Они двинулись по крутой улочке, узкой, но замощенной и поддерживаемой в хорошем состоянии. Примерно на середине подъема стояла синагога, большое здание с обнесенным стеной садом. Чира повела стражей к рядам деревянных домиков чуть дальше; сейчас, в полночь, все окна были темны. Она указала на дом в среднем ряду.
Один из стражей взял ее за плечи, другой заколотил в дверь.
В самом доме и в соседних поднялась суматоха, в окнах появились свечи. Наконец дверь открылась и показался человек, который по возрасту еле-еле годился Чире в отцы. Он был в темном одеянии, длиннобородый, длинноволосый, в фетровой шапочке. Рядом стояла женщина, очевидно, его жена, в темноте за ней угадывались дети от примерно семи лет до почти взрослых.
– Что вам нужно? – спросил мужчина, опасливо глядя на варяжских стражей.
– Мы привели вашу дочь, – скучающим тоном проговорил страж.
– Кого? – изумился мужчина.
– Вашу дочь, – предостерегающе повторил страж.
– Все наши дочери дома, – ответил мужчина испуганно и растерянно.
Рослый страж шагнул к нему.
– Отречься от дочери, потому что она была с императором, – значит отречься от самого императора, – грозно произнес он. – Либо ты впустишь ее, либо я заберу тебя за оскорбление государя.