Сам хронотрон был не слишком большой, но его инфраструктура занимала много места. Жидкий гелий теперь требовался не только ОДЕКам в подвале, но и КИПУ на втором этаже, так что здание ДОДО вошло в число крупнейших криогенных лабораторий Новой Англии. Значительная часть его внутреннего пространства была отведена под резервуары, теплоизоляцию, трубопроводы и аппаратуру для обеспечения безопасности.
Соответственно в само помещение хронотрона на втором этаже двести человек не влезли бы никак. Физически там присутствовали только генерал Фринк, доктор Рудж, несколько их референтов, Блевинс, руководители отделов (в том числе ваша покорная слуга как глава ЗАДРОТЦа) и компьютерщики Фрэнка. Остальные смотрели трансляцию у себя в кабинетах или в кафетерии.
Мы вообще-то отпраздновали накануне в доме Фрэнка и Ребекки: изначальный квинтет плюс Мортимер Шор, к которому и Ребекка, и Фрэнк очень привязались. По негласной договоренности мы оберегали Мортимера от лишней информации о безобразиях в руководстве ДОДО, хотя я часто гадала, не пользуется ли он админскими привилегиями для чтения нашей закрытой переписки. В то утро, глядя на его сияющее лицо, я бы сказала, что вряд ли читает. Мортимер просто радовался, что большие ребята пустили его в свою песочницу.
Мы все приехали в «Вольво» Фрэнка. Через двадцать минут, точно по графику, прибыл Фринк и в сопровождении Блевинса обошел здание. Наконец все собрались в пультовой комнате хронотрона. Включение и запуск происходили с большой помпой, и хотя на самом деле мы бета-тестировали хронотрон уже несколько недель, Ода все равно сиял, и мне трудно его винить. Он «включил» хронотрон. На самом деле хронотрон уже работал (в последние недели – почти постоянно), а сейчас включили навороченную рабочую станцию, но для церемонии это было куда эффектнее. Когда зажглись плоскопанельные мониторы с бегущим текстом и пляшущей инфографикой, все захлопали, а некоторые программеры заулюлюкали. Фринк поздравил Оду сердечно, Блевинс – почти сердечно, а Тристан, Эржебет и я – с чуть ли не официальной вежливостью. Мы потихоньку привыкали к общей атмосфере, хотя, сказать по правде, меня она выбешивала огорчала.
Пультовая комната находилась рядом с конференц-залом, оборудованным всевозможными экранами и устройствами виртуальной и дополненной реальности, так что результаты анализа можно было сразу сопоставлять с картами, хронологическими таблицами, а также схемами сети ИГСОВ и явок в различных ВиМНах. Сразу после включения хронотрона мы перешли туда и выслушали брифинг Блевинса по операциям ДОДО в ближайшие месяцы. Все их объединяло место действия – то, что мы называли Константинопольским театром.
Константинопольский театр являл собой широкую панораму подготовленных баз и планируемых ДЭЛОВ – все они имели цель уменьшить влияние России на Балканах и в Причерноморье. Речь шла не о том, чтобы радикально изменить и без того бурную историю этих земель; нет, предполагалось за счет чуть заметных шагов не допустить российской гегемонии в будущем. Разумеется, это значило сдвинуть границу раскола Западной и Восточной церквей, но не только. План включал сотни различных ДЭЛОВ, и для многих у нас пока не было ресурсов. Однако мы уже знали, какими будут первые четыре-пять гамбитов, и в тот день собирались прямиком от хронотрона спуститься к ОДЕКам и отправить Тристана с первым заданием.
Я говорю «собирались», потому что человек предполагает, а Бог располагает.
Словно на средневековом уличном празднестве, чиновники, референты, компьютерщики и руководители отделов двинулись за Блевинсом, Руджем и Фринком по коридору и дальше по лестнице в подвал. По пути к нам присоединялись историки, дейцы, офисные работники и техники, выходящие из кабинетов, где смотрели живую трансляцию. Просторное помещение в подвале могло вместить всех желающих. Эржебет, разодетая так, как могла разодеться только она, уже ждала там.
Ряд ОДЕКов больше походил на медучреждение, чем на центр магической телепортации. Дело в том, что нам следовало соблюдать строжайшие эпидемиологические предосторожности. Конечно, мы соорудили импровизированную деконтаминационную камеру уже вокруг первого ОДЕКа, но приток денег и специалистов позволил сделать все как следует.
Весь подвал делила пополам стеклянная стена. По дальнюю сторону находилась биоопасная зона, дополнительно разделенная на изолированные подзоны для каждого ОДЕКа. Путь к ним проходил через обеззараживающие душевые («человеческая автомойка», называл их Тристан), а система фильтрации воздуха не пропускала вирусы и бактерии. В углу располагался медкабинет – своего рода травмопункт с рентгеновским аппаратом и операционной, чтобы тайно и быстро оказать помощь раненому дейцу. По сравнению с этим ОДЕКи – четыре работающих, два ждущих своего часа – совершенно терялись. Это были цилиндрические помещения, размером только-только на дейца и ведьму. В их задней, более толстой части располагалось криогенное оборудование и электроника.
Тристан, который отправлялся в Константинополь, чтобы завербоваться в варяжскую стражу, заранее выскользнул из конференц-зала и прошел через шлюз в стерильную зону. К нашему появлению он уже вымылся под душем и теперь совершал другие обеззараживающие процедуры, которые мне моя нынешняя викторианская стыдливость не позволяет упоминать на этих страницах.
Толпа важных лиц и вспомогательного персонала насыпалась, как горох, в пространство по «грязную» сторону стены. Генерала Фринка усадили прямо напротив ОДЕКа № 3 и сопутствующего биооборудования. Ода-сэнсэй был рядом с Фринком – проверял статус ОДЕКа на сенсорном экране.
Мы использовали все четыре ОДЕКа поочередно, просто чтобы убедиться, что они работают. Держать их включенными было бы слишком дорого, поскольку им требовался жидкий гелий и электроэнергия. До сегодняшнего дня у ДОДО не было таких денег, да и нужны они были не так часто, чтобы оставлять их включенными постоянно. С запуском хронотрона все изменилось. За неделю праздников техники охладили всю аппаратуру до температур чуть выше абсолютного нуля и проверили электронику. Теперь ОДЕКам предстояло работать круглые сутки без выходных. Это значило, что двери должны быть закрыты, чтобы не тратить зря электроэнергию и криогенную жидкость. В тот день дверь ОДЕКа № 3 была украшена завязанной бантом красной ленточкой: по графику требовалось убить время еще на одну церемонию, пока Тристан заканчивает приготовления. Блевинс продолжал вещать, Эржебет тем временем прошла через шлюз, надела одноразовый костюм биозащиты и хирургическую маску – это требовалось, чтобы она заново не заразила Тристана современными микробами, когда войдет с ним в ОДЕК. На столе между ОДЕКом № 3 и стеклянной стеной лежала венгерская сабля – Мортимер Шор купил ее на eBay и наточил так, что она рассекала на лету носовой платок. Эржебет заранее поупражнялась с ней и теперь могла взмахнуть саблей и не снести себе голову. По сигналу Фрэнка она подняла саблю над головой и одним стремительным движением рассекла ленточку. В тот же миг Фрэнк нажал на своей клавиатуре «ввод», и зажглись все огоньки.
ОДЕКи с № 1 по № 4 официально включились. Толпа по «грязную» сторону захлопала. Наконец вышел Тристан в стерильном бумажном костюме. Впечатление получилось довольно комичное – как будто он персонаж в ситкоме, которого встречают аплодисментами. Тристан через стеклянную стену отсалютовал генералу Фринку, тот ответил. Эржебет и Тристан двинулись к ОДЕКу. Толпа по «грязную» сторону прихлынула вперед – каждый пытался отыскать свободное место у стеклянной стены. Многим впервые предстояло увидеть ОДЕК в действии. На самом деле, конечно, смотреть было не на что: просто двое входят, выходит один.
Фрэнк включил аудиосвязь, чтобы говорить с Тристаном и Эржебет. Я стояла рядом с ним и слышала их голоса через встроенные в монитор микрофоны.
Тристан повернулся к ОДЕКу № 3 и приготовился нажать кнопку, которая открывает дверь.
За мгновение до того, как он ее коснулся, из ОДЕКа донесся приглушенный стон и в дверцу заколотили.
Эржебет и Тристан встревоженно переглянулись. «Откройте!» – крикнула я, но Тристан уже давил на кнопку.
Дверца с шипением отворилась, и из ОДЕКа выпала голая девушка, сжимая руками голову и вопя от страха. В следующий миг она вся сжалась в комок. В ее истерических воплях я разобрала обрывки фраз на средневековом варианте древнееврейского.
Тристан метнулся к вешалке, схватил больничный халат и бросил в сторону вопящей девушки, словно одеяло на огонь. Эржебет отодвинула его и поправила халат, дабы прикрыть что следует.
Я оттеснила Фрэнка от пульта и твердо произнесла на древнееврейском:
– Все хорошо. Тут твои друзья. Не бойся.
При звуках родного языка она задохнулась от облегчения и, прижимая к себе халат, встала на колени, затем огляделась широко распахнутыми глазами. Тристан опустился на одно колено и указал на меня. Я помахала рукой.
– Все хорошо, – повторила я, глядя ей в глаза, и, мысленно перебрав список, продолжила: – Ты Рахиль? Из Перы, что в Константинополе? Дочь Авраама? Я правильно говорю?
Все так же прижимая к себе халат, она встала и пошла ко мне. Я испугалась, что она сейчас врежется в стекло, но Эржебет удержала ее, а Тристан, забежав вперед, постучал по стене костяшками пальцев. Рахиль остановилась перед стеной – ее лицо отделяло от моего всего несколько дюймов.
– Да… – проговорила она.
Затем повернула голову и посмотрела – не на ОДЕК, откуда только что вышла, – а на все вокруг: пульт, десятки изумленных лиц, людей в одежде, которая должна была показаться ей очень странной. Ахнула. Электрические провода, люминесцентные лампы, пластиковые стулья… все в комнате, помимо биологической реальности других человеческих существ, было совершенно для нее чуждо. Глаза ее распахнулись еще шире – я видела белки вокруг радужки. Мгновение я думала, что она рухнет без чувств.
Вместо этого она захихикала.
– Дамы и господа, – объявил Тристан, – похоже, теперь у нас есть еще одна ведьма.