Извините, Мейси, но если мы вытащим его к себе, то по крайней мере сможем за ним приглядывать. Если это требует дополнительных ресурсов для команды, отвечающей за анахронов, у нас есть каналы, чтобы запросить такие ресурсы.
Доктор Роджер Блевинс:
Психологический профиль Магнуса таков, что современники, вероятно, должны счесть его «чокнутым» (одержимым демонами и так далее). Нет оснований тратить наши ресурсы на то, чтобы держать его здесь до конца жизни. Ему не хватит ума распутать все до конца, а нам от него никакой пользы не будет. Забирать его к нам нерационально.
Подполковник Лионс:
Извините, но я сражался рядом с Магнусом в константинопольском ВиМНе и могу поручиться за его способности. Вопреки оценке доктора Блевинса, я не знаю лучшего тренера для дейцев, которым предстоит заброска в варяжский/нормандский мир. В моем отделе много физически активных дейцев, которые в данное время проходят переподготовку. Если мы вытащим Магнуса сюда, я готов за ним приглядывать, пока мы не разберемся, что он за фрукт.
Доктор Стоукс:
Только что встретилась в кафетерии с Эсме. Ей пришлось повторить ДЭЛО в пятой Нити, так что она снова была в Коллинет-1205 и говорит, что, по словам Имблен, Магнус значительно продвинулся в своей теории.
По легенде, Тристан из Тинтагеля явился в Нормандию в поисках славы и богатства. Магнус убежден, что Тристана перенесли вперед во времени, и сделал вывод, что это действенный способ добиться того и другого. Теперь он спрашивает Имблен, сколько она возьмет за перенесение его в прошлое или в будущее. Имблен прибегла к обычной у ведьм тактике невыполнимого требования (в данном случае она запросила ладан из яслей Младенца Иисуса). Магнус перешел к угрозам – крайне редкое поведение в отношении ведьм, – и Имблен пришлось на час лишить его дара речи, чтобы поставить на место.
Эсме не успела еще составить полный отчет; как только составит, я дам ссылку в этой ветке.
Доктор Блевинс:
Человеку, настолько тупому, чтобы угрожать ведьме, точно не хватит ума вычислить, что происходит на самом деле.
Однако поскольку теперь речь идет об угрозе одному из наших человеческих Активов и Тристан считает, что сумеет держать Магнуса в узде, я (нехотя) поддерживаю предложение Мелисанды доставить его сюда.
Генерал-лейтенант Фринк:
Следил за этой веткой.
Забирайте Магнуса сюда. Пусть даже он сам ничего не вычислит, дело пахнет диахроническим срывом, если он что-нибудь скажет кому-нибудь поумнее себя. Приставьте его обучать дейцев бою на мечах, и он будет думать, что умер и попал на Валгаллу.
Личное сообщение подполковника Лионса доктору Стоукс:
Не поправляй его насчет Валгаллы, Стоукс. Я знаю, тебе хочется. Не надо.
Часть 1
Летнее равноденствие, 1603 год
Благого поспешения Вам, милостивая государыня!
Сегодня я пишу очень длинное письмо, и на сей раз точно последнее. Я побывала в будущем, вернулась и теперь отправляюсь туда снова – уверена, что безвозвратно. Посему Вы, Ваша милость, не узнаете, чем завершилась моя история, однако в последние недели Вашего пребывания на этом свете я хотела бы развлечь Вас этим удивительным приключением и надеюсь, что, готовясь перейти в мир иной, Вы будете до конца помнить свою маленькую Грайне.
Приступаю к рассказу.
Роза перенесла меня в будущее, в то самое место, куда мы с ней так часто возвращали Тристана и других. Место это столь ужасно, что едва ли в нашем прекрасном языке найдутся слова, достаточно гадкие для его описания. Как уже открыл мне Тристан, в будущем магия творится лишь в душной каморке немногим просторнее платяного шкафа. Стены там гладкие и странные, словно черепица из крашеного дерева. И не пахнет в этой каморке ничем, вообще ничем. Как такое возможно?
Однако то ли еще ждало меня дальше, когда дверь каморки отворилась! За полжизни я бы не описала вам всех чудес и ужасов будущего мира. Платяной шкаф, который они называют одеком, стоит в большом странном зале, полном невиданных механизмов и страшного гула, будто вот-вот ударит молния. Никто здесь этого звука не замечает, в точности как я привыкла не замечать саутуаркской вони. А сам зал – в огромном здании, что стоит на улице с другими огромными зданиями, в городе из улиц с огромными зданиями. Иные из них больше соборов, однако нисколько не украшены, а формой – точно кубики для великанов. Ни капли воображения или любви к красоте.
Все работает без людей и без магии, но сознаюсь, сила, наполняющая гулом механических слуг, удивительнее любой магии, что мне доводилось творить.
И скажу Вам прямо, это сразу пробудило во мне подозрения, ибо для чего возрождать магию, ежели ее заменило нечто более удобное? Так что вот первая загадка, какую я положила себе разрешить. В мире, где кареты ездят без лошадей, пропитание дается без труда и все озарено яркими фонарями, ни один из которых не вызовет пожара, даже если дом весь из дерева, где все и каждый одеваются ярче любого в Лондоне и платье куда разнообразнее… в этом мире должно быть нечто, чего нельзя получить иначе как магией. Нечто нематериальное, ибо я не ведаю магии, которая давала бы монархам ту роскошь, какую здесь простые люди почитают за обыденность.
Я опущу множество ошеломляющих подробностей, ибо они не важны для моего рассказа, однако коли Ваша милость выразит желание, охотно их для Вас изложу. Знаю, Вы скоро вступите в Царствие Небесное, но, мнится мне, там нет и половины чудес двадцать первого века.
Итак, перехожу наконец к самому рассказу.
Меня приветствовала служительница одека – первая женщина того времени, увиденная мною в будущем. Ну и чудной же у нее был наряд! Зубы такие же красивые, как у Тристана. Я назвала себя, и она премного удивилась, ибо имя мое в большой чести у людей будущего. Она дала мне плотную белую рубаху с пришитым поясом (их у входа лежит целая груда) и нелепейшие короткие чулки из другой груды (они называют их «носки»), попросила это все надеть и ждать здесь – как будто мне было куда идти! Затем она заговорила со своим столом, да, прямо со столом, и попросила подполковника Лионса прийти, потому что из Лондона прибыла Грайне.
Через мгновения явился он, мой красавец, и посмотрел на меня через стену самого чистого стекла, какое можно вообразить – до того гладкого и безупречного, что оно невидимо. Платье, которое он должен носить в будущем, скучно и бесформенно и ничуть не подчеркивает его молодецкую стать, но и не прячет ее стыдливо, как у священников. Словами не описать, до чего блекло он выглядел! Оглядев меня, он кивнул, словно говоря: «Да, это Грайне», – а затем прошел через дверь в стеклянной стене и скрылся с моих глаз.
Тем временем подбежал юноша, и тоже с прекрасными зубами, пахнущий так, что хотелось его лизнуть (я сдержалась), и повел меня по коридору, где гудящие фонари заливают все ярким мертвенным светом, от которого люди делаются похожи на покойников, а пол устлан очень плотно прилегающим к нему жестким коротким мехом. И мы вошли в комнату, замощенную чем-то восхитительным и невиданным – оно и пружинило, и плотно держало ногу. Здесь было ослепительно ярко, и холодно, и все из металла, как в оружейной, только еще более сверкающее, точно новехонький меч – целая стена будто серебро. Удивительнейшее дело. Не буду скрывать от Вашей милости, что к тому времени я ощутила сильнейшую усталость и слабость, как будто из меня вытянули все телесные гуморы. Мне подумалось, что хорошо было бы прилечь. Словно угадав мои мысли, юноша указал мне на нечто среднее между ложем и троном, вроде наклонного дивана, мягкое, устланное чистой тканью, так и манящее забыться сном.
Однако тут вошел Тристан, и это вернуло меня к яви.
– Доброго тебе дня, – сказала я весело. – Нечего делать такое изумленное лицо, Тристан. Роза отлично справится в Саутуарке и без меня, а я захотела своими глазами взглянуть на великое деланье, коему помогаю моими скромными трудами. Знаю, ты хотел меня здесь видеть, вот и решила поспешить.
– Ты явилась на две недели раньше срока, – ответил он.
– Все эти натурфилософы такие скучные, что с души воротит, и мне захотелось сменить обстановку. Ты же мне рад? Извини, что платье мое так невзрачно, твоя служанка мне другого не предложила. Чулки не доходят даже до колен. Я не знала, как убог наряд вашего времени.
– Послушай, – проговорил Тристан со своей мужественной выдержкой.
Меня это вполне устраивало, я сюда для того и выбралась, чтобы его послушать. К тому же я слабела с каждым мгновением.
– Здесь в воздухе, – продолжал он, – есть то, что может тебя убить, если ты это вдохнешь. Ты должна пройти комплекс процедур.
Дальше он произнес много длинных слов, похожих на латинские. Мне было не особо интересно, к тому же очень хотелось сесть на диван. По счастью, туда он меня и усадил, и добавил, что должен поговорить со своим начальством, а мне покамест следует претерпеть все эти «процедуры».
Вошла женщина во всем белом, подобно служительнице некой языческой религии, и они с юношей принялись что-то делать с разными механизмами, которые все были как живые, с загадочными глазками и огоньками, и двигались, и издавали звуки, и от них отходили трубки, прозрачные, точно стекло, но гибче соломинок. И всех этих чудищ придвинули ко мне, и я увидела, что все трубки заканчиваются острыми иголками. Женщина сказала, что она врач (фу-ты ну-ты! женщина-врач), а юноша – ее брат (или он монах и потому «брат»?), после чего на самом странном и неблагозвучном английском объяснила, что они закачают в меня различные снадобья, чтобы невидимые воздушные гуморы не нарушили равновесие моих собственных. Ничего практического у них нет, ни пиявок, ни примочек, ни амулетов, ни трав, только эти механические диковины. Юноша сказал, что они воткнут мне в руку иголки, дабы ввести снадобья. Никогда еще я не была так близка к панике, и лишь знакомое присутствие Тристана спасло меня от истерики, а Вашей милости известно, что я не прихожу в волнение по пустякам.