Взлет и падение Лысенко — страница 4 из 14

В предыдущих главах мы рассмотрели главным образом вопрос о судьбе теоретической и сельскохозяйственной генетики в связи с обострением дискуссии в области биологии.

Однако эта же дискуссия серьезно повлияла на судьбу медицинской генетики, которую вульгаризаторы смешивали с расизмом. Примеры подобного рода обвинений уже приводились нами в цитатах из публикаций И. И. Презента и ряда других авторов.

Задачи и проблемы медицинской генетики

Медицинская генетика — это важнейшая область медицины, изучающая главным образом наследственные болезни человека. Истоки этих болезней связаны с нарушением генетической системы, с патологией хромосом, с носителями вредных мутаций. Эти болезни в 1935–1936 годах практически невозможно было лечить обычными медикаментозными средствами. Борьба с ними велась по профилактической линии, путем консультации на основе знания законов наследственности. В 1936 году уже была доказана наследственная передача нескольких сотен болезней (шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, идиотия, имбецильность, дебильность, церебральная диплегия, синдром Дауна, акроцефалия, олигофрения, альбинизм, болезнь Гоше, нейрофиброматоз, энцефалопатии, наследственная глухонемота и т. д.). Изучение таких болезней вне рамок классической генетики невозможно, ибо возникновение этих аномалий в потомстве больного подчиняется правилам менделеевского расщепления и в большинстве случаев связано с переходом мутантных генов в так называемое гомозиготное состояние (когда одна и та же патологическая мутация имеется в обоих наборах хромосом оплодотворенной яйцеклетки — материнском и отцовском). При гетерозиготном состоянии парных генов, когда только один из партнеров при оплодотворении (спермий или яйцеклетка) несет в себе вредную мутацию, болезнь обычно не проявляется (за исключением доминантных мутаций), хотя возможность появления ее в потомстве внешне здорового гетерозиготного поколения не исчезает. Изучение родословных и учет скрытых носителей мутаций при наследственных болезнях имеет поэтому очень важное значение в профилактике подобных болезней.

Однако в 1936–1937 годах вопрос о наследственных болезнях стоял, главным образом, в плане изучения и выявления наследственных патологий, эффективная борьба с ними пока еще только начиналась.

Но поскольку уже были выявлены и изучены сотни наследственнных болезней, поскольку наличие этих болезней стало реальностью, то существование генетики человека как отрасли медицины было абсолютно необходимо. Оно было не менее необходимо, чем существование, например, онкологии, паразитологии, психиатрии и других отраслей медико-биологической науки.

До 1936 года, то есть до начала генетической дискуссии, Советский Союз фактически лидировал в этой важной области прикладной генетики. Особенно широко были известны работы Медико-Генетического института, который возглавлял профессор CJ. Левит, и Института экспериментальной биологии, которым руководил академик Н. К. Кольцов.

Обвинение советских генетиков в расизме. Борьба И. И. Презента с Н. К. Кольцовым

Генетика человека подверглась резким нападкам со стороны И. И. Презента и Г. Г. Босса еще во время дискуссии 1936 года, когда оии ошибочно отождествляли эту отрасль науки с расизмом и фашизмом. В последующем, как мы уже видели, И. И. Презент еще более усилил критику. Особенно резко он нападал на академика ВАСХНИЛ Н. К. Кольцова, наиболее крупного специалиста в этой области.

Коротко следует сказать о научной деятельности Н. К. Кольцова. Он был известным ученым, внесшим большой вклад в развитие генетики и цитологии. Его книга «Организация клетки» (М., 1936) стала классической. Н. К. Кольцов впервые в мировой науке разработал ряд концепций саморепродукции генетического материала хромосом и синтеза белков по «образцу», которые экспериментально доказали американцы через 10–15 лет после его смерти. Эти работы легли в основу современных концепций о биосинтезе полимеров клетки — белков и нуклеиновых кислот. (За работы по ауторепродукции «генетического материала двум группам ученых — Уотсону, Крику, Уилкинсу, Корнбергу и Очоа — были присуждены Нобелевские премии.) Работа Н. К. Кольцова «Наследственные молекулы», опубликованная в 1935 году, предвосхитила многие современные открытия. Первые работы по химическому мутагенезу (В. В. Сахаров) и управлению полом у животных (Б. Л. Астауров) были выполнены под руководством и при участии Н. К. Кольцова. Вместе с тем в 1922–1928 годах Н. К. Кольцов, сотрудничая в Русском евгеническом журнале, опубликовал несколько статей, содержавших ряд ошибочных евгенических положений. В первые годы после революции в среде старой научной интеллигенции наблюдался известный разброд, и нелепо судить о Н. К. Кольцове как об ученом подавно забытым статьям, извлеченным из архивов И. И. Презентом исключительно с целью травли ученого.

Произвольно комментируя в 1939 году забытые всеми статьи, И. И. Презент сделал все, чтобы отождествить научный уровень Кольцова 1921–1922 годов с его работами в 1936–1939 годах. И. И. Презент писал: «В институте, руководимом Н. Кольцовым, и редактируемом Кольцовым журнале сотрудники Кольцова под маской генетики протаскивали всякую лженаучную дребедень, подчас открытую фашистскую проповедь» (Яровизация. 1939. № 2. С. 109).

Это была чистейшая клевета, ибо «Биологический журнал», о котором идет речь, был наиболее авторитетным и серьезным журналом того времени. Однако его закрыли. В газете «Правда» (1939. 11 янв.) появилась резкая статья против академиков Н. К. Кольцова и Л. С. Берга, подписанная группой ученых (А. Н. Бах, БА. Келлер, Н. Нуждин и др.). Не указывая даты публикации, авторы статьи критиковали те же места из статьи Н. К. Кольцова 1922 года, которые цитировал И. Презент. Сопоставляя их с текстом немецкого ученого Ленца, авторы заключили о «сходстве» научного творчества проф. Н. К. Кольцова и «фашистского погромщика Ленца». Подобные выпады были сделаны и против давно забытой книги Л. С. Берга «Номогенез», опубликованной в 1922 году (работа Л. С. Берга содержала ряд 126 непроверенных и впоследствии опровергнутых гипотез, но она для своего времени была весьма интересной и оригинальной попыткой теоретического анализа эволюции). Естествен вопрос: почему в 1939 году понадобилось ругать двух крупных ученых за их забытые работы 17-летней давности? Ответ нетрудно установить по материалам той же статьи: она публиковалась перед выборами в Академию наук СССР — были выдвинуты на одно вакантное место Т. Д. Лысенко, бывший до этого академиком ВАСХНИЛ, и члены-корреспоиденты АН СССР Н. К. Кольцов и Л. С. Берг. Избранию Т. Д. Лысенко следовало расчистить дорогу, дискредитировав его конкурентов. Незадолго до того, в связи с выдвижением в академики, в «Правде»» была напечатана статья о самом Т. Д. Лысенко как о борце против реакционного морганизма. (На этих же выборах в действительные члены Академии наук СССР был выдвинут Одесским селекционно-генетическим институтом и И. И. Презент, все научное наследство которого состояло в основном из ряда чисто полемических статей. Однако избрание И. И. Презента, конечно, не состоялось. Лишь в 1948 году ему удалось стать академиком ВАСХНИЛ без всяких выборов.)

В другой статье, опубликованной в журнале «Под знаменем марксизма» (1939. № 5. С. 146–153), И. И. Презент обвинил в фашистских и человеконенавистнических извращениях уже не только Н. К. Кольцова, а всех советских генетиков, несогласных с идеями, развивающимися им, И. И. Презентом, и Т. Д. Лысенко: «HJK. Кольцов и все его соратники обязаны отдать себе и советской общественности отчет о том, насколько лженаучна и глубоко реакционна та концепция, которая увлекла их в объятия фашистской идеологии, должны раскрыть ту связь, которая существует между формальным генетическим пренебрежением к фенотипу и пренебрежительным отношением к жизни человеческих миллионов; раскрыть ту связь, которая существует между метафизическим учением современной буржуазной генетики о неизменности гена в течение сотен и тысяч лет, о независимости породы от условий жизни и бредовыми попытками человеководства» (Там же. С. 153).

Значительность вклада, сделанного академиком Н. К. Кольцовым в развитие цитологии и генетики, делает необходимым более справедливо отнестись и к оценке его ранних евгенических работ, ставших известными широкой публике в 1937 году благодаря И. Презенту. В последующие годы вплоть до недавнего времени, цитаты из этих статей воспроизводились десятки раз многими последователями версии, выдвинутой И. И. Презентом. Приведение этих цитат делалось в основном для «устрашения» читателей и демагогии, в целях иллюстрации «расистских», «человеконенавистнических», «архиреакционных», «бредовых» и «фашистских» проповедей Н. К. Кольцова. И делалось без всякой на то необходимости столь часто, что понятия Н. Кольцов и человеконенавистник стали почти что синонимами. Даже через 19 лет после смерти Н. К. Кольцова его имя продолжало подвергаться поношению. Так, например, в известной статье Об агробиологической науке и ложных позициях «Ботанического журнала», опубликованной 14 декабря 1958 года в центральной печати, было написано: «Каждого советского человека, знающего о достижениях мичуринской агробиологии, не может не возмутить тот факт, что к славе крупнейших советских ученых, внесших большой вклад в материалистическую биологическую науку, редакция «Ботанического журнала» причисляет людей, мало чего давших нашей науке. В их числе назван, например, Н. К. Кольцов. Уместно задать вопрос: какой же «вклад» в науку внес этот оголтелый реакционер, известный своей бредовой теорией, проповедовавшей «улучшение человеческой породы».

Аналогичные выпады против Н. К. Кольцова имеются и в книге НД. Иванова «Дарвинизм и теория наследственности», опубликованной в 1960 году издательством АН СССР, в книге философа Г. Платонова «Диалектический материализм и современная генетика», изданной Соцэкгизом в конце 1961 года, в брошюре А. И. Куроедова и И. В. Дрягиной «Социальные и гносеологические корни вейсманизма-морганизма, выпущенной издательством МГУ в 1961 году, и в ряде других работ.

Между тем изучение подвергнутых критике работ Н. К. Кольцова (что не легко сделать, ибо Русский Евгенический Журнал был изъят из библиотек) отчетливо показывает, что И. И. Презент и все другие упомянутые авторы умышленно искажали и фальсифицировали их смысл.

Так, например, Презент акцентирует внимание на том, что Н. К. Кольцов говорил о возможности разведения человеческих пород по законам Менделя. Но он умалчивает о том, что Н. К. Кольцов говорил об этом в фантастическом плане, как о теоретической возможности, которую могли бы использовать марсиане, если бы они завоевали землю и если бы эти марсиане оказались существами более высокого порядка, чем человек, и относились бы к людям земли, как к домашним животным (в духе Уэльсовской «Борьбы миров»). Кольцов приводил эти чисто фантастические соображения лишь для того, чтобы проиллюстрировать тот 128 очевидный факт, что с точки зрения наследственности человек как живое существо подчиняется тем же законам, как и остальной животный мир

Обвинение ученого в расизме основывается И. И. Презентом на высказывании Кольцова о том, что могут найтись такие партии и общественные группы, которые будут пропагандировать генетическую дифференциацию людей на типы умственных и физических работников, деятелей искусства и т. д. «Да, такие партии нашлись, — восклицает И. Презент, — в лице немецкого фашизма». Но ведь Н. К. Кольцов в следующих фразах говорит, что этот путь противоречит социалистическому идеалу, требующему гармонического сочетания способностей.

В евгенических статьях Н. К. Кольцова есть ряд ошибочных и просто устаревших мыслей. Однако в них нет ничего человеконенавистнического. Более того, Н. К. Кольцов как евгеник первым в СССР начал очень важные исследования по медицинской генетике и сделал ряд замечательных открытий о наследовании некоторых заболеваний крови. Эти исследования Н. К. Кольцова представляют собой очень крупный вклад в медицину и биологию. Следует отметить, что сам «Русский евгенический журнал», несмотря на ряд неудачных статей, имел весьма прогрессивное направление. Это был один из первых в мире журналов по генетике человека, и в нем впервые были описаны десятки ранее неизвестных наследственных болезней. К настоящему времени медицинской генетикой изучены сотни патологических состояний, передающихся по наследству, между тем в СССР работы по наследственности человека были почти полностью прекращены[30]. После ареста крупнейшего медицинского генетика профессора С. Г. Левита и ряда его сотрудников был ликвидирован Медико-генетический институт. Фактическое запрещение в СССР исследований по генетике человека имело очень вредные, до сих пор еще полностью не учтенные последствия, и прямая ответственность за это лежит на тех «критиках», которые всю генетику человека как науку вульгарно отождествляли с расизмом и фашизмом (роковую роль в этом сыграли и некоторые философы, в частности Э. Кольман, опубликовавший в журнале «Под знаменем марксизма» (1936. № 11. С. 64–72) погромную статью под заголовком «Черносотенный бред фашизма и наша медико-биологическая наука»). Крайне резко выступал всегда против генетики человека и И. Е. Глущенко.

Н. К. Кольцов, к счастью, не был арестован, хотя травля ученого имела явно провокационный характер. Эта многолетняя травля ускорила кончину ученого, лишившегося к концу жизни созданного им института, журнала и доброго имени, которым он очень дорожил и которое несомненно следует восстановить.

Н. К. Кольцов — ученый и патриот

Николай Константинович Кольцов умер в 1940 году, и в последующие годы, как мы видели, лысенковцы сделали все возможное, чтобы опорочить и предать забвению его имя и его поистине колоссальный вклад в развитие советской биологии. Но в разгар травли ученого, не прекращавшейся и после его смерти, в период, когда Лысенко и его окружение заняли все ключевые посты в сельскохозяйственной науке, ученик и друг Н. К. Кольцова профессор Б. Л. Астауров напечатал блестящую статью «Памяти Николая Константиновича Кольцова» (Природа. 1941. № 5), проникнутую такой невыразимой болью и столь ярко и убедительно показывающую обаятельный облик и жизненный путь этого выдающегося ученого и патриота, что мы не можем не привести здесь аз нее хотя бы три небольших выдержки. Написать и опубликовать тогда такую статью мог только мужественный и принципиальный человек (последующий путь проф. Б. Л. Астаурова не был, как известно, усыпан розами): «Николай Константинович Кольцов был одним из наиболее прогрессивных профессоров царской России. Его огромная популярность в студенческой среде объяснялась не только блеском лекторского дарования, не только его глубокой человечностью, любовью к молодежи и неизменной готовностью пойти навстречу студенческим нуждам, — студенты видели в нем непримиримого, глубоко принципиального врага всякой косности, казенщины, рутины и обскурантизма».

«Его перу принадлежит полная скорби и возмущения книга «Памяти павших», посвященная студентам — жертвам кровавых событий 1905 г. Вышедшая в день открытия первой Думы, книга в тот же день была конфискована…»

«Николай Константинович был полной противоположностью тем ученым, которые уходят от жизни в тишину своих лабораторий. Общественно-научная организационная деятельность была его подлинной стихией — атмосферой, без которой он не мог дышать и творить. Эта его черта в сочетании с кипучей энергией, широтой интересов, огромной эрудицией, с умением привлечь и заразить своим оптимизмом и энтузиазмом молодежь и с редким по остроте чувством нового в науке обусловили то, что он стал признанным создателем экспериментальной биологии в нашей стране, творцом многих школ и направлений в целом ряде отраслей.

Теперь перед лицом небывалого размаха исследовательской работы в Стране Советов нам трудно представить, что такие широкие русла исследований, как эндокринология, физико-химическая биология, генетика, экспериментальная биология, не говоря уже о ряде более мелких ручейков, ныне поглощающих труд десятков и сотен ученых, разрабатывающиеся во многих лабораториях и даже специальных институтах, у истоков своего появления в пределах нашей Родины теснейшим образом связаны с инициативой Н. К. Кольцова, возникали при его личном участии или под его сильнейшим влиянием».

Так оценил Б. Л. Астауров труды Н. К. Кольцова, и это была достойная оценка, сделанная человеком, которому дороги слава и честь отечественной науки.

Книга Н. К. Кольцова «Памяти павших», изданная в 1906 году на средства автора, действительно была конфискована и уничтожена цензурой. Однако часть тиража сохранилась и дошла до нас. С волнением перелистывал я в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина страницы этой обличительной книги, смелости которой могли бы позавидовать некоторые профессиональные революционеры.

На титульном листе книги значилось:

Н. К. Кольцов

Приват-доцент Московского университета

Памяти павших

Жертвы из среды московского студенчества в октябрьские и декабрьские дни

Доход с издания поступает в комитеты по оказанию помощи заключенным и амнистированным.

1906 год

На втором листе в траурной рамке опубликован список 36 погибших студентов, из них 15 неизвестных.

Сто страниц книги представляли собой точно документированное описание зверств царского самодержавия при подавлении восстания 1905 года. Для иллюстрации характера этого документа мы приведем лишь две типичные выдержки.

«Московский университет, — писал Н. К. Кольцов во вводной части своего очерка, — всегда играл выдающуюся роль в освободительном движении. Каждый год вырывал из университетской среды новые жертвы — принимавших то или иное участие в этом движении. И профессора, и студенты изгонялись, заточались в тюрьмы, уходили в ссылку… Кто подсчитает, сколько сотен, сколько, может быть, тысяч жертв было вырвано из среды Московского университета за последние десятилетия? Есть ли возможность сохранить их полный список для истории?

Начиная с конца 1904 года, репрессии против московских студентов за участие в освободительном движении принимают особенно мрачный, кровавый характер…»

Заканчивая первую часть своей книги, Николай Константинович Кольцов писал:

«Когда после пресненского разгрома москвичи, взволнованные от пережитых ужасов, в страхе перед призраком надвигающейся реакции ходили по улицам города, кое-где попадались продавцы газет, предлагавшие новое издание— листок со стихами, первая строка которых произносилась вполголоса:

«Не плачьте над трупами павших борцов».

Эти простые, глубоко трогательные слова удивительно подходили ко времени и настроению; они ободряли растерянных и упавших духом, внушали мужество и надежду на будущее.

«Не плачьте над трупами павших борцов».

Были ли борцами те студенты, которые пали жертвами в октябрьские и декабрьские дни? Если студента Волкова, растерзанного в церкви за протест против черносотенной проповеди, и того, который дорого продал свою жизнь, когда был окружен солдатами на Пресне, нельзя назвать иначе как борцами, то Лопатин, Григорьев и другие были прежде всего мучениками. Их убили за то, что они студенты, а стало быть, стоят за свободу; убили за верования и убеждения, которые приписываются всему студенчеству и которыми на самом деле почти без исключений проникнуто все студенчество.

«Не плачьте над трупами павших борцов».

О да! Не надо плакать, или, вернее, не плакать надо!

Память этих борцов-мучеников можно достойно почтить, лишь продолжая дело, в которое они верили, и укрепляя веру, за которую умерли — нею освобождения России.

И прежде всего надо добиться, чтобы те, на кого падает ответственность в убийствах октябрьских и декабрьских дней, получили достойное возмездие. Нельзя дожидаться суда истории. История, конечно, казнит палачей и отведет им место в ряду Аракчеевых, Биронов и Малют Скуратовых. Но нынешнего Малюту судом истории не испугаешь; он даже не прочь заслужить Геростратову славу. Нет, возмездие должно быть скорое и реальное».

Кольцов Н. К. Памяти павших. М., 1906. С. 55–56).

И это писалось в 1906 году, в разгар реакции, когда Россия была покрыта виселицами. Это писал человек, которому в 1937 году несправедливо приклеили ярлык «реакционера» и «человеконенавистника», ярлык, посмертно оставшийся на нем в официальной прессе до недавнего времени.

Но сколько бы клеветы и грязи ни выходило из-под перьев тех, кто чернил некогда светлое имя Н. И. Вавилова- и его соратников, мы не забудем Николая Константиновича Кольцова, не забудем его блестящих открытий, его честности и стойкости, его борьбы за развитие советской науки[31].

Глава 5. События агрономической дискуссии 1935–1938 годов и их связь с генетической дискуссией