Собираюсь с мыслями, беру в руки микрофон. Говорю:
– Дамы и господа, минуточку внимания. Я бы хотел вам сказать о том, что самолеты без топлива не летают. В нашей ситуации, если бы мы решили до последнего летать над Домодедовом, мы могли превратиться в планер. В небе над Домодедовом скопилось очень много самолетов, и нам пришлось бы ждать своей очереди очень долго. Поэтому мы приняли решение не доводить ситуацию до опасной и приземлиться в Шереметьеве. В первую очередь я отвечаю за вашу безопасность, а расписание – это дело второе. Я очень надеюсь на ваше понимание! Мы, как и вы, совершенно не получаем удовольствия от нахождения здесь и тоже хотим домой. Пожалуйста, примите это к сведению. Мы делаем все возможное, чтобы побыстрее улететь. Спасибо за внимание!
Подумалось, что после такой информации народ должен успокоиться.
Прибегает супервайзер, сообщает, что можно наконец начинать заправку. Какая хорошая новость! Я предупреждаю Юлю, что сейчас начнется заправка с пассажирами на борту, проводники начинают стандартную для этих случаев процедуру. Второй пилот идет на улицу сообщить заправщику количество топлива и помочь, если потребуется.
Самолет заправлен. Супервайзер сообщает, что теперь у нас остались только два сдерживающих фактора: нужно получить подтверждение от их отдела сборов и подать план полета от нашей авиакомпании.
Хм. Вроде бы последний уже должен быть подан, не? Звоню в ЦУП, уточняю. Да, так и есть, план уже давно отправлен. Ладно, одной проблемой меньше.
– А что там с отделом сборов? Как их можно поторопить?
– Попробуйте на «Транзит» выйти, спросите, как там ситуация.
Время играет против нас – пассажиры спокойнее не будут, агитаторы не уймутся! В подобных случаях обязательно находятся несколько человек, которые своим поведением заведут остальных. Раньше мне всегда удавалось довольно успешно сдерживать народное негодование открытостью и информированием, но сегодня какой-то особый случай.
– Пятница, тринадцатое, – мрачно шутит Саша.
Точно! Я и позабыл, какой сегодня день. Нет, я не суеверный, но в свете того, что происходит: смена рейса, непогода, необычная болтанка, уход на запасной, проблемы с пассажирами, ожидание действий от какого-то там отдела сборов – немудрено и стать.
«Транзит» сообщает, что отдел сборов дает добро. Отлично! Вроде теперь ничто не мешает нам лететь? Супервайзер уходит, желает нам всего самого хорошего и приглашает почаще прилетать. Шутник!
Прошу салон занять свои места, пристегнуться и быть готовым к отправлению.
Трап не отъезжает. И через две минуты не отъезжает. И через три тоже. Видеокамера показывает, что в переднем вестибюле стоит какая-то женщина и не хочет идти в салон. Ну что там опять?
Вызываю старшего бортпроводника:
– Юля, что там у вас происходит?
– Понимаете, там женщина одна… Вся на нервах. Ей в Барнаул надо лететь, а ей сейчас дочка покупает билет на какой-то рейс из Шереметьева, и она просит: «Будьте людьми, подождите три минуты». Ей нужно время, чтобы узнать, купила дочь билет или нет.
Моя голова отчаянно просит дать ей поехать, силой воли приказываю возвратиться на место. Что ж, подождем, «побудем людьми». До этого, значит, мы были нелюдями, сев на запасном…
Через пять минут женщина нас покидает, трап уезжает, двери закрываются. Казалось бы, теперь-то можно улетать?
У диспетчера на этот счет свое мнение.
…Десять минут назад мы попробовали запросить разрешение на вылет на частоте «Шереметьево-Деливери». Но ответом нам было молчание. Раз так, на последней частоте, с которой работали на рулении, поинтересовался, почему «Деливери» молчит. В ответ получил недовольное и резкое:
– «Глобус 44», а вы нотамы читали?
Хм. Читали. Краем мозга вспомнил, что там было что-то написано о каких-то частотах в Шереметьеве, но такая информация, не относящаяся к регламентам и прочим закрытиям аэропорта, обычно вскользь пробегается и быстро забывается.
– Читали. Напомните, пожалуйста!
– А вы что, нотам не читали?
А вот это уже начинает раздражать. Нормальные отношения между диспетчером и пилотом подразумевают взаимопомощь. Мы и так донельзя задерганные, и еще этот развязный тип, вальяжно сидящий в кресле в своей теплой диспетчерской будке с чашечкой кофе в руках…
Сдерживаюсь, отвечаю:
– Извините, мы сейчас в Москве или в Израиле, зачем вы вопросом на вопрос отвечаете?
– Ну так читайте нотам, там все написано! В Шереметьеве в ночное время «Деливери» не работает, получать разрешение на частоте «Руления».
То есть получать у него же.
– Большое вам человеческое спасибо!
…Много лет прошло с этого рейса, а пишу, и так мне хочется передать «спасибо» этому диспетчеру лично. Глаза в глаза.
Этот диалог состоялся десять минут назад. А теперь двери закрыты, частота «Руления» настроена – то есть на том конце все тот же вредный дядька. Просим у него разрешение на вылет, в ответ получаем:
– «Глобус 44», работайте с «Перроном».
И все.
По правилам, если один диспетчер передает нас другому, он должен сообщить радиочастоту. Этот же кадр не сообщает, и делает так явно намеренно!
– Мудак! – Мой экипаж единодушен во мнении и не стесняется озвучивать его вслух. Правда, в кабине, не в эфир.
Выдыхаю, затем нажимаю кнопку радиопередачи:
– Я извиняюсь, конечно. Но у вас тут на севере Москвы все такие или только вы один? Мы на запасной прилетели, у нас и так головы кругом идут. Бываем у вас нечасто и какие-то нюансы можем упустить. Сообщите частоту «Перрона», пожалуйста.
Нехотя, будто делая одолжение, диспетчер сообщает нам нужную частоту, правда, я уже и сам нашел ее на схеме. Еще раз «по-человечески» благодарю.
М-да… М-да!.. М-дак!
Ни разу не слышал, чтобы диспетчеры Домодедова так издевались над «Аэрофлотом», оказавшимся в подобной ситуации, хотя последние тоже порой, кхм, тупят не лучше нас. Помню, один раз запросили взлет еще на стоянке: «„Аэрофлот XXХ“, разрешите предварительный, к взлету готов!» Ну с кем не бывает, оговорился неопытный второй пилот. Посмеялись, пошутили по-человечески. А тут… Весь позитив от дружелюбного отношения наземников испарился.
Связываюсь с «Перроном», и он огорошивает тем, что по согласованию с Домодедовом время нашего вылета – не ранее полуночи. Двери закрыты, пассажиры сидят, все готово к старту. Но… сейчас 23:40. То есть как минимум еще пять минут нам сидеть при закрытых дверях и ждать разрешения на запуск.
В такой напряженной обстановке, как у нас, пять минут играют роль. Бедные наши пассажиры, бедные наши проводники!
Вызываю Юлю. Говорю, что через пять минут начнем запуск, а по нолям рассчитываем взлететь.
– Как там пассажиры, Юля?
– Очень плохо! Некоторые как будто с ума сошли. Обвиняют нас во всем, говорят, что мы им врем все время, некоторые матерятся. Я уже не знаю, как им объяснить, говорю: «Может, вы меня сейчас еще бить начнете?» – а там два мужика говорят: «А то и начнем!»
– Вот как? А где сидят?
– Там две семьи возмущаются больше всех, шестой и восьмой ряды.
Беру микрофон:
– Внимание! Говорит командир корабля! Мне только что доложил старший бортпроводник, что пассажиры на шестом и восьмом рядах ведут себя неадекватно и угрожают применить физическую силу по отношению к экипажу. Я обращаюсь к вам и говорю вполне откровенно: обещаю, если вы не успокоитесь, то мы прямо сейчас снова откроем двери, вызовем полицию и проведем все необходимые в этом случае процедуры, как при угрозе членам экипажа. Тогда задержка с вылетом растянется на неопределенное время, а последствия для вас могут быть самыми удручающими. В последний раз прошу проявить понимание: мы выполнили посадку исключительно в целях безопасности, а не потому, что нам так захотелось. Спасибо за внимание!
Ну что за день такой!
Никогда еще в моей практике, даже при посадке год назад на запасном в Нижнем Новгороде, где несколько часов проторчали без трапа, пассажиры не вели себя так отвратительно! Как человек может быть таким неадекватным? Разве не очевидно, что сидим мы здесь не потому, что нам так захотелось?
Саше приходит СМС от друга: «Вроде в салоне все спокойно». Хорошо, если так и будет.
23:45. Получаем разрешение на запуск.
Запускаемся. Тепло прощаемся с техником. Запрашиваем разрешение на руление…
– «Глобус 44», Шереметьево-Перрон, ждать команды!
Ну что опять?
– «Перрон», «Глобус 44», что на этот раз? Нам рулить еще минут десять, как раз после нулей взлетим, у нас пассажиры уже на последних каплях терпения, нам хочется побыстрее улететь.
– «Глобус 44», вот сейчас слева от вас зарулит «Оренэйр» к гейту, после него начинайте руление на седьмую РД, на ней работайте с «Рулением».
Смотрю налево: да, там появился оренбургский «Боинг-777». Теперь понятно, почему ждем. Но сразу-то нельзя было сказать причину ожидания? Напряжение в кабине – хоть топор вешай, ощутимо давит на плечи и головы, но там, на диспетчерской вышке, этого, разумеется, не видят и не понимают.
Эх! Была раньше добрая практика – диспетчеров в кабинах катать…
Улетели.
– Москва-Подход, добрый вечер, «Глобус 44», в наборе эшелон семь ноль.
– «Глобус 44», Москва-Подход, вечер добрый! Курс 120, набирайте эшелон 100. Для информации – ожидайте задержку из-за воздушной обстановки в Домодедове.
Дежавю. Как будто ничего и не поменялось. Но только теперь мы в состоянии кружить над Домодедовом более полутора часов. Правда, пассажиры не поймут, отчего мы опять не садимся.
Начинается болтанка. Снова ныряем в узкие места фиолетовых зон, отмечаемых радаром. А впереди смачная засветка, нам нужно отвернуть влево…
– Москва-Подход, «Глобус 44», скажите, а как долго нам летать на эшелоне 100? А то здесь болтанка и засветки впереди.
– «Глобус 44», какой курс желаете для обхода?
– «Глобус 44», если честно, мы желаем курс прямо на Домодедово со снижением. Мы с запасного летим, и у нас сзади пассажиры на последних каплях терпения, нам хотелось бы по возможности совершить посадку побыстрее.