Я сажусь на кровати и поправляю волосы. Хотя я и слышу приглушенные звуки с первого этажа, мне кажется, что в комнате непривычно тихо. Нет ни шума из закусочной, ни звуков автомобилей с Мэйн-стрит… а еще нет голоса Кэти и музыки, которую она громко включала. Только тишина. Меня окружает мертвая тишина.
Пока мои мысли не зашли слишком далеко, я подбираю одеяло и встаю. Мышцы протестуют, спина хрустит, а желудок урчит. Я шаркаю в ванную, которую делила с Кэти, включаю воду и встаю под душ. На несколько секунд. Минут. Может быть, и часов, потому я не выхожу из душевой до тех пор, пока вода не сменяется с теплой на холодную и у меня не остается выбора. По крайней мере, теперь я достаточно бодрая. И это даже без кофе!
Мои мысли стремятся вернуться к последнему утру в Фервуде, когда Лекси так грезила о кофе, что была готова тайком улизнуть за ним, но я откладываю воспоминание в сторону. Вместо этого я пытаюсь сосредоточиться на реальности. Высушить и расчесать волосы. Почистить зубы. Нанести крем на лицо. Моя старая бритва все еще тут, но лезвий нет. Их нет ни в самой бритве, ни в ящике, в котором я роюсь, пока чищу зубы. Здесь есть разные мелочи: кремы, тампоны, гель для душа и так далее. Но лезвий нет. И маникюрный набор я тоже не могу найти. Серьезно? Маникюрный набор? Фыркнув, я задвигаю ящик обратно. Что, ради всего святого, родители думают, я смогу с ним сделать? Всадить пинцет в живот? Вскрыть вены ножничками для кутикулы? Они на самом деле так думают? По крайней мере, они оставили эпилятор и холодный воск, но мои руки дрожат от гнева, когда я полоскаю рот и бросаю зубную щетку обратно в стаканчик. В то же время я напоминаю себе, что не могу их за это винить. Они беспокоятся о своем ребенке. Просто пытаются меня защитить. В моей комнате в Фервуде Лекси так же убрала от меня все лезвия. При одном только воспоминании об этом мой желудок сводит.
Не думай об этом. Просто не думай об этом.
Но сколько бы раз я не повторяла себе эти слова, тошнота не проходит. Я не знаю, что хуже: разочарование в глазах родителей и боль, которую я причинила им, или тот факт, что я, по-видимому, потеряла доверие каждого важного мне человека.
Не всех. Не… Нет. Стоп. Я не буду думать о нем. Но, когда я вхожу в свою комнату и впервые с момента возвращения домой беру телефон, чтобы снова включить, я вижу его имя. Чейз мне написал. И вдруг все вокруг исчезает, кроме быстрого стука сердца в моей груди.
Мгновение я медлю, затем открываю сообщение.
Чейз: Эй.
Вот и все. Ни больше ни меньше. Отправлено во вторник днем, вскоре после того, как я села в машину и покинула Фервуд. А сегодня уже четверг. «Эй». Достаточно ли одного слова, чтобы определить, насколько другой человек злится? Потому что я почти уверена, что Чейз злится. Мы не смогли попрощаться еще раз, и хотя одна часть меня была разочарована этим фактом, другая испытала жуткое облегчение. То, что он пишет мне сейчас, может означать только одно: Чейз видит наше расставание под другим углом.
Поскольку я не знаю, как реагировать, то отвечаю:
Хейли: Эй…
А потом просто жду. Хотя желудок громко урчит и голова раскалывается, потому что я уже целую вечность ничего не ела и не пила, я ловлю себя на том, что все еще сижу на кровати в полотенце и крепко сжимаю телефон. Это глупо. Вероятно, Чейз сейчас на строительной площадке, или в офисе компании, или проводит время с Филом, или…
Вспыхивает оповещение о сообщении, и я задерживаю дыхание.
Чейз: Ты хорошо доехала?
На этот раз я не сомневаюсь, что делать. Мои пальцы словно летают над дисплеем.
Хейли: Да. Я вернулась в свою старую комнату.
На мгновение позволяю взгляду блуждать по комнате и тихо фыркаю. Это не моя комната, больше не моя. Она была убежищем старой Хейли, девушки, которая понятия не имела, что значит потерять близких и не суметь с ними проститься. Которая никогда бы не решилась на путешествие по Штатам в одиночку.
Чейз: Ты в порядке?
Телефон вибрирует от следующего сообщения Чейза. Когда я не реагирую на него, приходит еще одно:
Чейз: Хейли?..
Я выдыхаю и, не задумываясь, набираю ответ. Может быть, он неправильный, зато честный. Настолько честный, что даже больно.
Хейли: Нет. Мне плохо.
Чейз: Хочешь, я приеду к тебе? Учеба начнется только на следующей неделе. Одно твое слово, и я отправлюсь в путь.
Я коротко смеюсь. Он же не может говорить что-то подобное серьезно. Или?..
Хейли: До меня больше двадцати часов езды. Я только что их преодолела. Поверь мне, ты этого не хочешь.
Чейз: Не имею ничего против двадцатичасовой поездки. Кроме того, есть самолеты.
Я только качаю головой.
Хейли: Ты ведь не всерьез?
На этот раз он отвечает не сразу. Я кусаю нижнюю губу, глядя на дисплей и молча умоляя Чейза наконец прислать ответ. Сейчас около одиннадцати часов. Родители вряд ли оставят меня в покое надолго. Они наверняка слышали, как я принимала душ. Это только вопрос времени, когда кто-нибудь из них придет, чтобы присмотреть за мной.
Я закрываю глаза. Хотя это всего лишь текст, я ясно слышу голос Чейза. Спокойный тон. Решимость, звучащая в нем. Что-то в груди сжимается, отчего становится тяжело дышать. Боже, я скучаю по этому парню… я хочу… я… понятия не имею, чего на самом деле хочу. Знаю только, что хочу продолжать нашу переписку. Этот разговор не должен заканчиваться, несмотря на то что я сижу здесь с влажными волосами и в одном полотенце, вместо того чтобы одеться и спуститься на завтрак, прежде чем родители начнут беспокоиться.
Чейз: Хейли? Ты со мной больше не разговариваешь?
Хейли: Нет. Просто… Лекси передала тебе записку?
Чейз: Да.
Хейли: Ты ее прочитал?
Чейз: Нет.
Я вздыхаю, но не удивлена. Чейза не было у закусочной, когда я уезжала, потому что я просила его держаться подальше. Поэтому я и оставила ему записку. Записку, а не прощальное письмо.
Хейли: Сделай это. Пожалуйста.
Чейз: Зачем?
Я сейчас рассмеюсь. Или брошу телефон в подушку, хотя предпочла бы кинуть его в голову Чейза. Прежде чем я успеваю ответить на вопрос, появляется новое сообщение.
Чейз: Я лучше услышу, что ты хочешь, чем прочитаю это в письме. Так что сделай это прямо сейчас. Напиши все, что хочешь сказать.
Этот парень… Я качаю головой и печатаю ответ, мое сердце бешено бьется.
Хейли: Сауз Белмонт авеню, 49, Рондейл, Миннесота 55 303
Молчание. Проходят секунды. Минуты. Я сильно кусаю нижнюю губу. Жду. И затем…
Чейз: Что это?
Хейли: Мой адрес в Миннесоте. Ты… Когда мы в последний раз виделись, ты сказал, что хочешь меня навестить. Так что, может быть…
Я задерживаю дыхание. Боже, мое сердце колотится как сумасшедшее. Мне на самом деле нужно встать и одеться, но я не могу пошевелиться. Я сжимаю телефон так крепко, что мои пальцы немеют, и таращусь на дисплей.
Внезапно в дверь стучат:
– Хейли?
Я резко поднимаю голову, но не могу быстро среагировать и убрать телефон. Мама открывает дверь, оглядывает комнату, а затем ее взгляд останавливается на мне. Она улыбается, но ее беспокойство не скрыть.
– Доброе утро, дорогая. Не хочешь спуститься и позавтракать с нами?
– Я… Эм, да, сейчас. Мне нужно только…
Она, улыбаясь, кивает, потом замечает телефон в моей руке и хмурится:
– Что ты там делаешь?
Я же не могу сказать, что переписываюсь с Чейзом? Нет, по крайней мере пока их мнение о Фервуде и Чейзе хотя бы чуть-чуть не изменится. При этом они встречались всего один раз – и, к сожалению, он не произвел на родителей хорошее впечатление. Да, они не сказали этого вслух, но я уверена, что так оно и есть. Я знаю парней, которых они бы одобрили для меня и Кэти: амбициозные, авторитетные, крепко стоящие на ногах. И я прекрасно понимаю, что после их первой встречи они не могут себе представить, что Чейз именно такой человек.
– Хейли? – Мама вопросительно смотрит на меня.
– О, больше ничего. – Я заставляю себя положить смартфон. – Просто посмотрела, который час и какой вообще сегодня день.
Боже, я худшая лгунья всех времен. Да, я довольно хорошо умею скрывать какие-то вещи, но врать так откровенно? В этом я всегда была безнадежна. Когда мы с Кэти делали что-то дурное в детстве, нас быстро разоблачали, потому что я не умела лгать. Родители вызывали нас на разговор, и одного взгляда на меня было достаточно, чтобы понять – мы лжем. Но сейчас мама просто кивает.
– Тебе помочь с прической? – спрашивает она – и я не знаю, кто из нас удивляется сильнее. Последний раз, когда она расчесывала мои волосы, был лет десять назад.
Я качаю головой и выдавливаю из себя подобие улыбки.
– Спасибо, мам, но не надо.
– Ну ладно, – она тихо вздыхает. – Мы с отцом ждем тебя внизу.
Я киваю и смотрю ей вслед, пока она не прикрывает за собой дверь, и невольно задаюсь вопросом: смогу ли когда-нибудь вернуть ее доверие? Или наши отношения останутся такими, как сейчас, навсегда? От одной только мысли об этом меня начинает знобить.
Едва я убеждаюсь, что она ушла, снова хватаюсь за телефон.
Чейз: Ты правда хочешь, чтобы я навестил тебя?
Я тихо смеюсь, хотя мне хочется плакать, и я не знаю, куда деваться от этих противоречивых чувств. Но, вместо того чтобы сообщить ему о своих сомнениях, я пишу:
Хейли: Не прямо сейчас. Но, пожалуй, да… когда-нибудь.
Чейз: И это было в записке, которую ты передала Лекси? Твой адрес?
Хейли: Точно.
На этот раз я должна улыбнуться, хотя он и не может этого видеть, потому что находится на расстоянии более тысячи миль.
Чейз: Вот дерьмо.