Мне потребовалось очень много смелости, чтобы поцеловать Чейза и поверить, что он испытывает то же самое ко мне, что и я к нему. Притащить его в свою комнату, хотя большая часть вещей все еще в «Хонде», смело или глупо? Кровать не заправлена, и нигде не видно простыни или покрывала. Упс.
Чейз следит за моим взглядом, а затем осматривает комнату, освещенную только уличным фонарем. Когда он снова смотрит на меня, по его лицу расползается легкая улыбка. Без предупреждения он толкает меня назад, пока я не натыкаюсь на что-то твердое. Столик у окна. Шаткий стол.
– Ты шутишь… – задыхаюсь я.
Но Чейз только усмехается, кладет руки на мою талию и приподнимает меня.
– О нет, – он наклоняется ко мне для поцелуя и задергивает шторы.
Мое сердце бьется как сумасшедшее, а кожу словно пронзил ток. И дыхание учащается, будто мы бежали всю дорогу от бара и вверх по лестнице. Что мы, если честно, на самом деле и сделали.
Я громко смеюсь.
– Это безумие.
– Не так безумно, как ждать близости. – Чейз приникает к моим губам и слегка покусывает их. Жар расползается по моему телу, меня трясет. – Или тебе больше нравится пол? Душ? Стена?
– О боже… – Вместо ответа я прижимаю свои губы к его. Я не могу ничего поделать с мыслями, которые роятся в моей голове.
Через несколько секунд мы ненадолго отрываемся друг от друга, но только для того, чтобы Чейз мог снять рубашку и помочь мне снять мою. Они приземляются где-то на полу, как и мой лифчик. Никто из нас и не подумал включить свет или хотя бы прикроватную лампу, а с задернутыми шторами снаружи можно разглядеть только наши силуэты. Я не могу видеть лица Чейза, но чувствую его руки на своем теле и горячее дыхание на коже. Каким-то образом это делает все происходящее безумнее, лучше, нереальнее.
Мы действительно здесь. В Фервуде. И это не просто повторение лета, а начало чего-то другого, нового.
Не знаю, кто из нас спешит больше, но, когда он отталкивает мои руки от пояса брюк, чтобы снять их, я невольно смеюсь. Чейз прижимается губами к моей шее, и мой смех превращается в приглушенный стон. Он снимает меня со стола, чтобы опуститься передо мной на колени и расстегнуть сначала пуговицу на штанах, а потом и молнию.
Мои глаза уже привыкли к темноте, и я, затаив дыхание, наблюдаю за ним. Мое сердце все еще бьется слишком быстро, и я не знаю, куда деваться от всех чувств, которые бушуют во мне. Главное, что я хочу этого. Что я хочу Чейза. Сейчас. Не ждать больше. Не откладывать.
Он, кажется, чувствует мой настрой, поэтому быстро избавляется от ботинок и джинсов. И когда пальцы Чейза проникают под резинку моих трусиков, у меня вырывается хриплый стон. Медленно, немного выпрямившись, он покрывает мою ногу быстрыми поцелуями – сначала икру, потом чувствительную сторону колена, бедра и выше, все выше и выше, пока я не раздвигаю ноги и не стону.
Мне приходится держаться за край стола, потому что иначе я не могу ничего гарантировать.
– Чейз…
Его имя – лишь хриплый шепот в темноте. Я не знаю, предупреждение это или просьба продолжать. Он единственный, кто заставляет меня чувствовать себя так, как сейчас. Единственный, с кем я могу полностью освободиться.
Он встает и кратко целует меня в губы, прежде чем отойти назад. С колотящимся сердцем я вижу, как он мечется в темноте. Он обыскивает джинсы, достает что-то, наверно кошелек, и вскоре возвращается ко мне.
Я помогаю ему с презервативом, а потом он осторожно укладывает меня обратно на стол. Одной рукой я упираюсь сзади, другая – на шее Чейза. Последний взгляд, последний лишающий разума поцелуй, потом он проникает в меня, и я словно задыхаюсь. Инстинктивно я обвиваю ногами его бедра и двигаюсь ему навстречу.
Я была права: стол шаткий. Быстрые движения едва ли возможны, но Чейз поначалу вообще не двигается, он остается совершенно неподвижным. Он ждет меня, моего решения. Только сейчас, в этот момент я наконец понимаю, как сильны мои чувства к нему.
– Я люблю тебя, – шепчу я. Его глаза округляются от удивления, но я должна была сказать эти слова. Должна была произнести их вслух, а не просто написать в прощальном письме.
– Хейли…
Чейз прислоняется лбом к моему и кладет руки мне на талию. Я не знаю, цепляется ли он за меня, а я за него, или мы оба держимся друг за друга. Знаю только, что хочу этого, хочу этого парня. Совершенно не важно, какие трудности ждут нас в будущем. Внезапно я чувствую его руки на своих щеках. Мы оба тяжело дышим.
– Я тоже тебя люблю, – шепчет он. – Ты же знаешь? Я не прекращал любить тебя ни на секунду.
Я поспешно киваю – слова больше не нужны.
Чейз проникает в меня, сначала медленно, осторожно. Я цепляюсь за него, впиваюсь ногтями в кожу и двигаюсь в его ритме.
Каждая мысль в моей голове растворяется, просто исчезает, и я могу только ощущать близость Чейза – его страстные поцелуи и прикосновения. И когда он опускает руку вниз и его пальцы касаются меня там, где он ласкал меня ртом раньше, все во мне словно взрывается, и я кончаю с громким стоном.
Чейз кончает следом за мной. Он прижимает губы к моей шее, растворяясь в моих объятиях.
Никто из нас не двигается, пока мы оба пытаемся отдышаться. Я закрываю глаза и кладу голову ему на плечо, а Чейз прижимает меня к себе. Так нежно и одновременно крепко, будто не хочет отпускать.
Может, прошли минуты, а может, и целая вечность. Время уже не имеет значения. Остались только мы. Все остальное далеко-далеко.
В какой-то момент он все же отрывается от меня, чтобы погладить мою щеку большим пальцем.
– Я принесу постельное белье.
– Ладно, – вздыхаю я, прижимаясь губами к его губам, прося еще одного поцелуя. Потом я соскальзываю со стола и смотрю, как он одевается и выходит из комнаты, и не могу сдержать улыбку.
Чуть позже мы лежим, тесно прижавшись друг к другу в только что застеленной постели, пока дождь стучит по оконному стеклу. На улице теперь так же тихо, как внизу, в закусочной. Хейли прижимается к моему боку, одна ее рука обвила мой торс, прямо над татуировкой на ребрах. Ее нога скользит по моей, и я пытаюсь держаться. Теплое дыхание ласкает мою кожу, и, когда я начинаю кончиками пальцев поглаживать ее спину, она вздрагивает.
– Хейли? – тихо спрашиваю я.
– Хм? – сонно отзывается она.
– Я бросил архитектуру.
– Что? – Она приподнимается на локте и обеспокоенно смотрит на меня. – Ты серьезно?
– Да, – признаю я и с радостью понимаю, что могу ответить на этот вопрос совершенно честно. – Я сказал об этом родителям несколько дней назад.
– Как они отреагировали?
Я вздыхаю.
– Как и ожидалось. Они не в восторге. Но я должен был это сделать. Для себя.
К моему удивлению, Хейли улыбается.
– Я горжусь тобой.
Я не могу не улыбнуться в ответ. Вместо того чтобы что-то сказать, я сжимаю ее руку, которая все еще лежит на моей груди, подношу к губам и целую.
– Спасибо. И я невероятно горжусь тобой и всем, что ты сделала, чтобы вернуться сюда.
– Да? – В ее голосе звучит одобрение. – Ты можешь гордиться мной еще больше, потому что я ответила агентству. Они хотят сотрудничать со мной и передать историю Эмико издателям.
Я растерянно моргаю.
– Правда?
– Правда.
На этот раз я кладу руку ей на шею и притягиваю к себе, чтобы поцеловать.
– Это здорово, Хейли.
– Да, – отвечает она, улыбаясь, целует меня в губы, а потом снова кладет голову мне на грудь. – Да, это так.
Повисает тишина, но она дарит мне облегчение. Дождь продолжает барабанить по стеклу, и усталость растекается по моим венам. Я удовлетворенно закрываю глаза.
– Чейз? – вдруг спрашивает Хейли, ее голос даже наполовину не такой сонный, каким я сейчас себя ощущаю.
– Хм?..
– Какое твое любимое варенье?
Я взрываюсь от смеха. Из всех вещей, о которых она могла бы спросить меня, ей приходит в голову именно это? Это так… так похоже на Хейли, что я не могу не засмеяться.
– Клубничное.
– Клубничное? – с негодованием повторяет она и шлепает меня по груди. – Ты утверждал, что это скучно!
– Да, но я просто хотел тебя подразнить, – признаюсь я и снова успокаивающе провожу пальцами по ее спине. – Клубничное варенье рулит!
Она фыркает:
– А любимый завтрак?
– Почему ты спрашиваешь? – весело отвечаю я. – Хочешь разбудить меня утром и обрадовать завтраком?
– Может быть. Итак?..
– Конечно, бекон. Яичница-болтунья. Свежевыжатый апельсиновый сок. И чизкейк Бет.
– На завтрак?
– Никогда не бывает слишком рано для тортов. – Я легонько толкаю ее в бок, и Хейли смеется, заставляя меня продолжать: я продолжаю ее щекотать, пока она наконец не оказывается подо мной и мы не целуемся.
Когда я смотрю на нее, она мягко улыбается, но взгляд ее остается серьезным.
– Что случилось? – тихо спрашиваю я, гладя Хейли по щеке.
Она борется с собой, но потом все-таки спрашивает:
– Как ты думаешь, когда-нибудь станет легче? Я имею в виду чувство утраты.
Я глубоко вздыхаю. Не из-за смены темы, а потому что понимаю Хейли. Потому что знаю, что происходит в ее душе.
– Я думаю, нам всегда будет их не хватать, потому что они были по-настоящему важны для нас. Но я также думаю, что со временем их отсутствие будет причинять нам все меньше боли. Со временем.
Мгновение она обдумывает сказанное, а затем кивает.
– Надеюсь на это. И еще, что я когда-нибудь перестану чувствовать себя… виноватой.
– Виноватой? – нахмурившись, спрашиваю я.
Хейли пожимает плечами.
– Я счастлива, а они больше не могут испытать это чувство…
– Я тоже счастлив, – тихо признаюсь я. – И я почти уверен, что и Кэти, и Джаспер были бы расстроены, если бы мы не были счастливы из-за них.
– О, Кэти устроила бы бунт.
– Джаспер тоже. Скорее всего, он бросил бы в нас подушками.
Хейли улыбается, хотя из уголка ее глаза катится одна-единственная слезинка. Я смахиваю ее большим пальцем.