Лановой заботливо, как садовник, возделывающий молодой сад, из года в год прививал эти качества офицерам, те — солдатам. И со временем добился того, что в полку создалась устойчивая атмосфера взаимного доверия между людьми, этакий особый, творческий дух соревнования во всем, что касалось учебы, службы, досуга. Была и еще одна немаловажная причина, в силу которой Ачкасов распорядился направить «Сову» именно в этот полк. Дислоцировался полк в таком районе, в котором местность и погодные климатические условия самым наилучшим образом удовлетворяли всем требованиям испытаний.
Гул танков стал приближаться. К Ачкасову подошел подполковник Фомин, всего лишь месяц назад принявший полк от Ланового, и доложил:
— Первый и второй взводы ведет лейтенант Аверочкин. Третий взвод продолжает стрельбы. Командир роты капитан Кольцов тоже на некоторое время еще задержится на трассе.
— Что-нибудь случилось? — участливо осведомился Ачкасов.
— Все связано с проведением испытаний.
— Тогда понятно.
Гул нарастал. Казалось, от мощного шума машин подрагивает воздух. И вскоре Ачкасов почувствовал, именно почувствовал, ибо разглядеть что-либо в темноте леса было совершенно невозможно, что танки уже вышли на опушку. Здесь и был их пункт сбора. Это предчувствие подтвердилось. Гул оборвался, словно его никогда и не было, в лесу стало тихо. Только откуда-то издалека, точно запоздалое эхо, до вышки, возле которой стояли Ачкасов и другие прибывшие из Москвы специалисты, донесся продолжительный гудок электровоза.
Экипажи построили. Командир батальона майор Семин доложил об этом генералу. Ачкасов направился к строю. На вышке зажгли прожектор, на опушке стало светло. Ачкасов поздоровался с танкистами. В ответ раздался дружный хор:
— Здравия желаем, товарищ генерал!
Ачкасов подошел к правофланговому танкисту — высокому, на голову выше всех в строю, с тонкими кавказскими усиками на худощавом широкоскулом лице. Свет прожектора падал на лицо танкиста сбоку, и от этого оно выглядело очень рельефно, четко, будто высеченное из камня.
«Как же ты там, на своем месте, поворачиваешься, такой богатырь?» — подумал, глядя на правофлангового, Ачкасов, невольно представив его в танковой башне. Он протянул танкисту руку.
— Лейтенант Аверочкин! — представился тот.
Ачкасов задал Аверочкину несколько вопросов о маршруте движения танков и, выслушав в ответ короткие доклады, спросил:
— Ну а какие, товарищ Аверочкин, у вас, как у испытателя, есть замечания по работе нового образца?
Лейтенант на минуту задумался.
— По сравнению с первым вариантом в нем мало что изменилось, товарищ генерал, — доложил он.
— Вы стреляли с помощью этого образца?
— Так точно. Мой взвод стрелял на прошлой неделе.
— Ну и что?
— Упражнение выполнили. Давали пристрелочный выстрел.
— Вот это уже показатель! — сделал для себя вывод Ачкасов. — А без пристрелочного пробовали стрелять?
— Пробовали. Только непонятно, где снаряды искать надо, — усмехнулся Аверочкин.
— Чем объясняете это?
— Дальность до цели «Сова» по-прежнему показывает неточно, товарищ генерал, — ответил Аверочкин.
Генерал Ачкасов кивнул головой в знак согласия, словно ждал этого ответа. А может, дал понять Аверочкину, что его ответом вполне удовлетворен.
— Спасибо, лейтенант, — сказал он Аверочкину и шагнул вдоль строя дальше. Остановился возле командира второго взвода и тоже пожал ему руку.
— Лейтенант Борисов! — назвался тот.
Борисов был невысок, но плечист. Лицо его, круглое, с пухлыми, как у ребенка, губами, казалось очень добродушным.
— Ваш взвод двигался тем же маршрутом?
— Никак нет, товарищ генерал. Командир роты для каждого взвода разработал свой маршрут. Чтоб у всех были разные условия наблюдения, — ответил Борисов. — В колонну мы вытянулись только на последнем заезде.
— Это хорошо, — одобрил Ачкасов, — А что вы скажете о приборе?
— Мы его испытываем уже второй месяц, а ночь в день все равно переделать не удается.
— Такой задачи не ставится, — добродушно ответил Ачкасов. — Другого добиваемся. Прибор должен обеспечить оптимальные условия стрельбы и вождения. Обеспечивает это «Сова»?
— Не все, товарищ генерал. Водить, конечно, с ней можно. Но опять же на поворотах мы из колеи выскакивали.
Ачкасов обернулся к стоящей рядом молодой женщине. Многозначительно посмотрел на нее, сказал:
— Александр Петрович говорил мне, что один прибор будет спарен с контрольным замерителем. Сделано это?
— Его установили на танке командира роты, — ответила женщина.
— А командира роты до сих пор нет?
— Пока не видно…
— Жаль, — задумчиво проговорил Ачкасов и, заложив руки за спину, устремил взгляд в черноту неба, словно там надеялся увидеть Кольцова. Контрольные замеры, которые делал капитан, были бы сейчас очень кстати.
— Жаль, — повторил Ачкасов и закурил.
Фомин понял, по какому поводу сетовал генерал, и, взяв под локоть майора Семина, отвел его в сторону.
— Действительно, где Кольцов? — вполголоса спросил он.
— Замеры продолжает, — доложил Семин.
— Так долго? Да за это время весь танкодром можно вершками вымерить. Свяжитесь с ним. Пусть немедленно заканчивает и движется сюда! — приказал Фомин.
— Пытался, товарищ подполковник. Не отвечает.
— То есть?
— Возможно, рация у него вышла из строя…
— Порядка у вас нет, лучше это скажите, — не принял объяснения комбата Фомин. — Возьмите мою машину и срочно пошлите кого-нибудь за ним.
Но посылать не пришлось. До вышки, возле которой располагался пункт сбора, снова донесся гул танка. А вскоре в просветах между деревьями замелькали и лучи светомаскировочного устройства.
— Это Кольцов! Разрешите, я его встречу? — попросил Семин.
Фомин кивнул в знак согласия.
На опушке танк остановился. А когда Семин подошел к нему, из темноты, пересекая узкую полосу лучей, навстречу комбату шагнул Кольцов.
— Почему вы не отвечали на мой вызов? — без всякого предисловия строго спросил Семин.
Кольцов, как показалось Семину, даже зажмурился.
— Вы что, не слышите?
— Слышу. Сигнала вашего не слыхал, — признался Кольцов.
— У вас рация не работает?
— В полном порядке, товарищ майор.
— Так что же вы там, спали? Его генерал Ачкасов, командир полка ждут, а ему хоть бы что!
Кольцов вдруг улыбнулся. Перед его глазами все еще полыхало яркое пламя пожара. Он еще ощущал на своем лице его жар, слышал потрескивание горящих бревен, а потом и грохот взрыва цистерны. И как-то совершенно нелепо выглядел сейчас на фоне всего этого его сердитый комбат. Майор явно нервничал. И в другое время, в другой ситуации наверняка сумел бы передать свою нервозность и Кольцову. Но теперь его высокий, резковатый голос почему-то вдруг показался Кольцову просто смешным. Он не только не взвинтил капитана, а, наоборот, остудил его, успокоил.
— Дело там одно было, товарищ майор, — подавив ухмылку, объяснил Кольцов. — Железнодорожникам пришлось помочь.
— Я так и знал! — всплеснул руками Семин. — Железнодорожникам! Колхозникам! Всему белому свету! Да когда же вы, Кольцов, станете настоящим военным человеком? Когда поймете, что у вас есть свои задачи? Доложите мне обо всем рапортом. А сейчас немедленно отправляйтесь на доклад к генералу. Да хоть ему-то не ляпайте лишнего!
Кольцов козырнул. «А зачем еще рапорт? — подумал он. — Я и тут могу все рассказать подробно». Но он вспомнил о генерале, повернулся и скорым шагом направился к вышке. И пока шел, успел обдумать, что и как будет докладывать.
Ачкасов поздоровался с Кольцовым, как и со всеми офицерами, за руку. Взгляды их встретились.
— Все закончили? — очень спокойно спросил Ачкасов.
— Так точно, товарищ генерал, — ответил Кольцов.
— Вот и хорошо. Значит, у вас есть и впечатления, и доказательства. Ну так что, капитан, вы скажете о «Сове»?
— Мой экипаж, товарищ генерал, сегодня прошел тридцать пять километров. И вчера столько же. Но вчера, должен сказать, испытания проходили более удачно… — начал Кольцов.
— Как более удачно?
— Я в том смысле, товарищ генерал, что, очевидно, луна сегодня мешала. Да и туман тоже. Одним словом, путаницы сегодня было больше, — объяснил Кольцов. — Получается так: движемся, на экране появляется часовня. По всем признакам до ее еще километра два, а на поверку выходит — она совсем рядом.
— И контрольным замером можете это подтвердить? — спросила вдруг стоявшая рядом с Ачкасовым молодая, незнакомая Кольцову женщина.
— Естественно. Или такое. Спускаемся в низину. На экране помехи. Пытаюсь отстроиться. Ничего не помогает. Поднимаюсь из башни. Туман. Включаю светомаскировочное устройство. А представляете, какой бы я имел в руках козырь, если бы свободно мог ориентироваться в тумане?!
— Сквозь туман «Сова» пока видеть не научилась, — сказала женщина.
— Вот и я о том же, — согласился Кольцов. — Еще. При преодолении препятствий, на поворотах механик-водитель вынужден открывать люк, вести наблюдение за местностью невооруженным глазом. В поле видимости «Совы» слишком велико мертвое пространство.
— Не больше, чем у прибора, которым вы пользуетесь сейчас, — заметила женщина.
— А вы думаете, мы им очень довольны? Миримся…
— Продолжайте, капитан, продолжайте, — попросил Ачкасов. — Все, что вы говорите, очень важно.
— Так я и говорю: не приживется в этом варианте «Сова» в войсках. Другого помощника мы ждем, более надежного.
На лице генерала сразу четче обозначились морщины. Брови поднялись, сдвинулись к переносице.
— Вот как?
— Так точно.
— А ваши офицеры так конкретно не высказывались, — заметила женщина.
— А мы, простите, — обернулся к ней Кольцов, — хором отвечать не тренировались. Каждый высказывает свое мнение.
Сказал и снова увидел перед собой пляшущие языки пламени: багровые, лиловые, злые, жадные, лижущие, жалящие… «А если вам, мадам, про это, самое главное, испытание, которое никто не планировал, рассказать? Есл