адимир. Теперь он сел рядом с братом и заговорил:
— Ты уехал тогда, а ребята потом тебя ругали.
— За что? — не понял Сергей.
— Почему ты к Ачкасову не сходишь?! Рассказал бы ему обо всем.
— Ачкасова нет в Москве. Он отдыхает, — объяснил Сергей. — Но дело даже не в этом. Он ведь не нянька. Спасибо ему, и так для меня сделал немало.
— Нет, тогда другой разговор, — кивнул Владимир. — Что же ты сам решил?
— Решил принять предложение Кулешова. Другого выхода у меня нет. Впрочем, оно даже, может, лучше будет.
— Для кого?
— Наверно, для всех. А для меня — уж это точно.
— Вот ты как заговорил! — удивился Владимир.
— Есть основания, братишка, — усмехнулся Сергей.
— Когда же это они появились? Вроде когда прощались в Есино, их не было.
— Были, наверно, уже и тогда. И раньше были. Не думал только о них, а вчера вот задумался:
— Ты попроще можешь? — не вытерпел Владимир.
— Могу, — согласно кивнул Сергей. — Все проще простого. Я сюда вчера приехал. Мать напоила чаем с медом, и я рванул на озеро. Шалаши ставить. Возился тут и все никак не мог понять своего состояния. До того чувствовал себя неожиданно легко и свободно, будто в страшную жару раздели меня донага, да еще свежей водой окатили.
— Ничего удивительного: в отпуск ушел, — заметил Владимир.
— Не в том дело. И в прошлом и в позапрошлом году в отпуске я бывал, а такого раскрепощения, другого определения и не подберешь, даю тебе слово, и не наступало. Я только сейчас понял, в каком напряжении прожил последние годы. Впрочем, пожалуй, даже не прожил, находился. Хочешь верь, хочешь нет: я раньше, когда, бывало, в Москву приезжал, за месяц больше успевал всего посмотреть и всюду побывать, чем за все это время, которое работаю в КБ. Ты вспомни, где меня по телефону находил: работа — дом, дом — работа. Суббота и воскресенье самые лучшие дни, чтобы творчески пошевелить мозгами. Ведь если бы не Юля, я наверняка и раза бы в театр не сходил. Разве так можно жить, брат? Читать некогда. Газеты и журналы получаю пачками, а читаю только иностранную хронику, ну и еще ерунду какую-нибудь из мелочи про слонов и бегемотов, для души, чтобы хоть перед сном отключиться от своих рабочих мыслей и уснуть. Мне во сне уже чертежи снятся. И все в них не так, все что-то хочется улучшить:
— А об учебе разве не будешь думать?
— Учеба — совсем другое.
— Ерунда. От себя не уйдешь. Твоя голова всегда будет занята мыслями.
— А я тебе говорю, такой потогонки, такого спринтерского бега с барьерами не будет! — твердо сказал Сергей. — Да и откуда им взяться? Тема мне ясна: теоретически обосную то, что уже создано в чертежах. Три года для этого куда как предостаточно.
— Времени, Сережа, ни у кого нет. Жизнь такая сумасшедшая, — задумчиво проговорил Владимир. — Но поверь мне, я ведь тебя знаю как облупленного. Лежать на тахте и смотреть телевизор ты все равно не станешь.
— Почему это? — даже удивился Сергей.
— А потому, что, если у тебя появится хоть немного свободного времени, ты будешь изучать второй язык! Или, дьявол тебя знает, еще что-нибудь!
— Язык не исключается, — согласился Сергей.
— Ну вот!
— Но я буду делать то, что угодно моей душе, — уточнил Сергей. — Да я два года собирался серьезно заняться эпохой Возрождения, чтобы составить для себя какое-то законченное о ней представление, но даже по Музею изобразительного искусства не мог побродить вдоволь. Был вместо этого раза два по часу, и точка! А ведь надо же обогащаться, Володя. Непременно обогащать себя, иначе превратишься в гаечный ключ! Знаешь, кто в этом отношении у нас ведет себя всех разумней? Юля!
— Ну, с ней я тебя равнять не собираюсь, — заметил Владимир.
— А почему? Специалист она очень хороший, серьезный. А что касается общей эрудиции, общего кругозора — она спокойно даст сто очков вперед любому из нас.
— Да ты не забывай, у нее жизнь совершенно другая! Она себе может позволить все! И всегда наверняка позволяла.
— Вот и мне представилась возможность немного мою жизнь изменить. Я сначала не понял этого, даже обиделся. А потом разобрался и сказал: пусть так и будет! — закончил разговор Сергей.
Но Владимир не удовлетворился таким объяснением. А может, просто не захотел его принимать и поэтому заговорил вдруг снова.
— А по-моему, ничего ты не понял.
— Это почему же? — удивился Сергей.
— Как же ты можешь так легко отказаться от своего «Фотона»? Он же до конца твой? Сколько он тебе стоил сил?
— Я не отказывался.
— Прекратить работу — все равно что отказаться.
— Не я прекратил.
— Да. Но ты этому обрадовался.
— А что бы ты сделал на моем месте? — запальчиво спросил Сергей.
— Не знаю. Я как-то тебе уже говорил, не очень-то я хорошо разбираюсь в твоих делах. Но, во всяком случае, на полпути останавливаться не стал бы, — сказал Владимир и поднялся с песка.
Глава 22
Юля не очень удивилась, не увидев в понедельник утром Сергея в КБ. Он вполне мог вернуться в группу. Но ей не терпелось узнать, чем закончился его разговор с отцом, как тот отнесся к предложению Сергея о новом объективе, и она позвонила в Есино.
К аппарату подошел Остап. Он выслушал Юлю и вздохнул:
— Ты, мать, как с луны свалилась.
— Почему? — удивилась Юля.
— Так он же у нас больше не работает.
— А где же он работает? — совсем опешила Юля.
— Тебе лучше знать. Ты там к начальству ближе:
— Ничего не понимаю, — растерялась Юля. — Или это у тебя юмор сегодня такой?
— Нет, мать. На сей раз не до шуток, — сказал Остап и повесил трубку.
Юля поняла: произошло совершенно непредвиденное. Она предупреждала Кольцова, что отец может встретить его предложение в штыки, ибо оно, вопреки всякому здравому смыслу, может ему не понравиться только за то, что никогда и ни с кем не было согласовано. Этого можно было ожидать вполне. Но такого бесцеремонного обращения с Сергеем она даже представить себе не могла. От возмущения у нее даже румянец выступил на щеках, что бывало очень и очень редко. Два дня, субботу и воскресенье, она провела с отцом и Игорем. Но никто из них и полусловом не обмолвился о случившемся, хотя о делах КБ они затевали разговор постоянно. Выходит, они умышленно замалчивали эту тему? Ситуация выглядела более чем странно:.
Юля сунула в сейф чертежи, заперла его и зашла в приемную, к Ирине. Зашла и безо всяких обиняков передала ей свой разговор с Остапом.
Ирина в ответ тоже задала ей вопрос:
— Ты действительно ничего не знаешь?
— Клянусь, ничего! — заверила Юля. — У меня такое впечатление, что вокруг меня настоящий заговор.
Тогда Ирина рассказала ей все, что знала сама. Юля слушала ее, не проронив ни слова.
— Я тоже решила уйти из КБ, — объявила в самый последний момент Ирина.
— Вот те на! А ты-то чего ради? — не уставала удивляться Юля.
— Я люблю его. И без него мне тут нечего делать, — сказала Ирина.
Юле показалось, что ее окатили ушатом холодной воды. И еще ей показалось, что сегодня все сговорились свести ее с ума и несли какую-то чушь, ибо иначе, как чушью, нельзя было назвать все, о чем говорили.
— Я хочу и буду там, где будет он, — сказала Ирина.
Но этого Юля уже не слышала. «Я люблю его, — машинально повторила она слова Ирины. — Она любит его. О, господи: «
— К сожалению, я не знаю, куда его откомандируют, — сказала Ирина.
— Узнаем, — коротко ответила Юля и направилась к Боровикову.
Она не думала о том, как истолкует ее любопытство кадровик. Ей стало вдруг это совершенно безразлично. Но она подумала, что на ее прямой вопрос он может и не ответить. И, войдя к нему в комнату, зажатую между АХО и экспедицией, повела разговор несколько окольно.
— Вы, без сомнения, Николай Гаврилович, в курсе дела, кого пошлют в Есино вместо Кольцова? — почти утвердительно спросила она, протягивая Боровикову руку.
К ее удивлению, всегда предельно любезный, Боровиков на этот раз в ответ только беспомощно заморгал. Он был бы рад сказать ей все, что знает по этому вопросу. Но к сожалению, на данном этапе ему ничего не было известно. Начальство еще не приняло по этому поводу никаких решений.
— Не хотите ли вы сами там поработать? — участливо спросил Боровиков.
— Вот именно, — уклончиво ответила Юля.
— С удовольствием предложу вашу кандидатуру, — пообещал Боровиков.
— А Кольцов уже получил предписание? — спросила Юля.
— Пока только отпускной билет. И путевку я ему достал по указанию Александра Петровича. Правда, не на Кавказ, а в Крым: — сообщил Боровиков.
— Где же он будет учиться? — продолжала спрашивать Юля.
— Тоже не в курсе.
— Да это и не так важно, — решила Юля и вышла от Боровикова.
Она не сомневалась в том, что кадровик ничего не знал о перестановках в Есино. Но в таком случае это было еще удивительней. Gначит, Кулешов не доверил свои намерения относительно есинской группы даже ему. Но для чего понадобилось отцу облачать все это в такую тайну?! Уже на лестнице, поднимаясь к себе, Юля пожалела о том, что не спросила Боровикова, согласовывал ли отец вопрос об учебе Кольцова с Ачкасовым.
Однако, вспомнив об Ачкасове, Юля тут же поймала себя на мысли о том, что ее волнует не только судьба Сергея, но не меньше и его последнее изобретение. И хотя по поводу этой работы ей сегодня никто не говорил ничего, а все говорили лишь о самом Сергее, было очень похоже, что предложение Сергея о новом объективе также не нашло поддержки у отца. Но тогда перед ней невольно возник другой вопрос: а знает ли Ачкасов вообще о последнем проекте Кольцова? Эта мысль показалась Юле настолько важной, что она в первую минуту решила немедленно позвонить генералу. Но потом одумалась. Но не потому, что испугалась, захочет ли он с ней разговаривать. В этом она не сомневалась. Как, впрочем, не сомневалась нисколько и в том, что если она того пожелает, он немедленно ее примет. Владимир Георгиевич всегда относился к ней очень доброжелательно. Но разговор между ними мог получиться совсем не таким, каким бы он должен быть. Пожалуй, эмоций в нем могло быть больше, чем деловой информации. Она, естественно, будет защищать проект, доказывать Ачкасову, что он очень интересен, а в доказательство не сможет привести никаких расчетов, никаких выкладок. В ее распоряжении на сей раз не будет даже кольцовской тетради с его записями.