…
Какое счастье, что Вы есть в этом мире. Нашлись сами и нашли способ для нашего Перехода в подходящий для всех мир. Полгода я, шаг за шагом, следовала за Вами, и каждый мой шаг был шагом именно к Вам и к Мосту, который нам предстоит перейти, чтобы встретиться уже навсегда. Надеюсь, что всё случится так, как Вы задумали, и ожидание встречи с Вами не станет слишком долгим».
И фрагменты ответа Звездоплёта Поперечного:
«Милая Радистка! Вы так многомерны! Вы – драгоценность со многими гранями. Увы, боюсь, что я не лучший вариант для столь удивительной души, коей Вы станете после схлопывания в Единую индивидуальность…»
Как говорится, сумасшедшая любовь проходит быстро, а любовь двух (или пяти?) сумасшедших – никогда! Было, конечно, страшно ждать реакции форумчан на наши чудачества, но, вопреки ожиданиям, все промолчали. Тогда админы зашли с другой стороны и открыли переписку самых свирепых троллей форума – Виртуоза Незатейливого, Пучеглазки Радужной, Домоводкина Шалашного и Вертопрашкина Могучего. Оказалось, что наша Поперечно-Недобитая история довела их до самозабанивания в «Девять заповедей блаженства» и сподвигла на конкурс прощальных смайликов. Представляю, какие у жёлтых колобков будут подписи.
Завтра, перед тем как Астрал сформирует для нас проход, мы схлопнемся в две цельные сущности: Недобитые в женщину (праведник-самоучка принёс себя в жертву коллективному; АрхиГот признался, что у него с рождения бабский характер; Вирша тоже всерьёз за мужика никто не держал), а Поперечные – в мужчину (дух Карябеды сделает его стойким и мужественным). Если ничего не получится, вернёмся на форум «Клоноводов» для новых забав.
И всё-таки пожелайте нам удачи в новых мирах.
Анна ДербенёваМередит
Почтовый ящик пикнул дважды.
Киборг в чёрной броне позволил отсканировать сетчатку правого глаза и забрал из приёмника небольшую бандероль. Она приятно оттягивала руку, край мягкого пластика разъехался от рывка, и показалось содержимое – небольшая, в тёмных нашлёпках модулей памяти, тусклая призма. Она гудела и едва светилась голубоватым в режиме энергосбережения, отражаясь лёгкими мазками в бесцветных радужках нового хозяина. Но вдруг чёрная фигура дрогнула – мерный фоновый звук гудения серверной позади странным образом переродился в сотни тихих человеческих голосов. Они хрипели, звали, просили: за пару мгновений эти голоса приблизились, словно выкрутили на максимум звук, преподнося дикое многоголосье инъекцией безумия. Какофония нарастала, и оттого голубая призма мелко задрожала в оплетённых металлом пальцах, скрипнули плотно сжатые зубы, а воздух со свистом вошёл в органические лёгкие – в это самое мгновение страшный гомон стих, погас, словно пламя свечи на ветру. Киборг моргнул и медленно, с лёгкими щелчками распрямил спину. Грубые сегменты позвоночника, лаконичный силуэт и устаревшие детали вроде разъёмов-эполетов на плечах – на первый взгляд всё говорило о том, что создавали тело как попало. Тем более инородным смотрелся логотип «Хейвы» – весёленький рисуночек округлыми серыми буквами по голубому полю. Хорошо, что у этой корпорации не было особых проблем как с толерантностью, так и с нездоровым консерватизмом сотрудников.
Что же до хакеров с Вересковых пустошей – вот кого хлебом не корми, а дай повыпендриваться с домашним софтом сотрудников корпорации, но такие фокусы даром не проходят – опасно. Ведь запись с кричащими людьми нетрудно опознать. Их голоса слышали все в городе, до последнего бездомного. То были крики толпы пикетчиков из Чанотты, заглушённые временем и подчищенные СМИ в официальных сводках. В самую обычную среду упал всего один сервер – Латинского гетто, и без воздушных фильтров задохнулась половина населения трущоб. Их доставали из клетушек, как в лучших домах Парижа извлекают из раковин эскарго – быстро, точно, профессионально. И молча. Тела в мешки, дела – в архивы, пара слов с дежурным сочувствием в утренних новостях. Полиция сдержала пикеты, да только слухами земля полнится.
Мой дом – моя крепость.
Красивое предание.
Родные стены помогают, лишь пока в них можно полноценно жить. В смоговых же райончиках типа Песчаника, Латинского гетто и Вересковых пустошей – держи карман шире, ты полностью зависишь от фильтров, а точнее – их контроль-программ. Правительство знает о перенаселении и оттого не против скинуть на обочину пару-тройку сотен тел. Кого волнует больная, вырождающаяся порода истощённых наркоманов и раковых больных.
Киборг нажал кнопку на призме – запустилась программа активации фильтров очистки воздуха, и зашагал в домашнюю серверную. Под аккомпанемент лёгкого гула нашёл скрытую нишу в стеновой панели, откинул тонкую заглушку и вставил призму в пирамидальный слот. Призма загудела, ощетинилась жёсткими усиками контактов и подсоединилась к основной системе квартиры. За полупрозрачной, как слюда, панелью управления, тронулось и завертелось белое светодиодное колёсико: «жизнь» активирована. Отфильтрованного за день воздуха как раз хватит лёгким на ночь.
Киборг запросил с домофона транспорт, и через пять минут корпоративный аэрокар «Хейвы» сигналил на чип. Деловито нацепив плотную маску, хозяин дома шагнул из квартиры – и тут же рванула маслянистая вспышка: окуляры его респиратора залепила густая зелёная краска.
– Какого хрена, – ослепший киборг с глухим стуком привалился к стене, но быстро пришёл в себя, выставив руки в стороны и отпрыгивая по памяти в ближайший угол.
Сенсоры молчали – шутников рядом не наблюдалось. Скорее всего, «бомбочку» подвесили у его двери заранее, ещё ночью. Даже интересно, дистанционка или программа с таймером.
– Чёртовы мелкие придурки. Погодите, не долго вам ждать.
Придурки – потому что глупо нарываться на служащего корпорации, которая даёт тебе воздух, а мелкие, потому что других в Братстве Наследников Природы, чей фирменный цвет для идиотских выходок неизменно зелёный, кажется, не водилось. Идеалисты хреновы. Всем крышу посносило после недавнего доклада учёных о природных ресурсах.
Кое-как стерев с респиратора краску, киборг в прескверном настроении швырнул перчатки в мусороприёмник и распахнул дверь подъезда. Ладонь сжимала рукоять тазера в поясной кобуре – на всякий случай. Телеметрия молчала. Никакой жизни в радиусе километра.
Беспилотный аэрокар висел на уровне колен, покачиваясь на ветру, но тут же услужливо накренился в его сторону. По округлым бокам машины тёк подгоняемый ветром песок, и вокруг желтел тот же песок, и некоторые дома были занесены им до самых окон первых этажей. Когда-то Песчаник был живым, но его давно покинула большая часть жителей, и осталась здесь лишь совсем отчаянная публика, какую не испугает унылая действительность. Скелеты домов, помутневшие стёкла, торчащая из вездесущих жёлтых песков арматура. Каждый год пустыня двигалась на пару километров в стороны, росла, как лишай, пугливо обходя мегаполис заброшенными федеральными трассами с опустевшими посёлками, размазанными по обочинам.
А ведь с полчаса езды – и контраст налицо: районы за нумерованными силовыми стенами всё лучше, население всё разнообразнее: навстречу холодному весеннему утру, по мытому асфальту мостовых люди в крахмальных рубашках спешат в метро, глотают бодрящий кофе из «грелок», а над их головами проносится, как Дикая Охота, тысяча конкурирующих голографических реклам. На клумбе, раскинув конечности, дремлет торчок, а чуть поодаль бабуля в соломенной шляпе и с золотистым ретривером на поводке кормит стаю ослепительно белых голубей у самого края бетонированных берегов океанского залива.
Киборг устроился поудобнее в мягком кресле, тщательно пристегнул ремни безопасности, в то время как его мозг спокойно регистрировал понижение температуры и постепенное отведение сознания. Глаза закатились, губы сомкнулись в одну линию. Напряжение перешло в спокойствие, состояние полёта вихрило потоки мыслей. Услужливый аэрокар пропищал, что впереди пробка. А это значило – время есть.
Город за окнами неуловимо менялся в обратную сторону.
Вот Латинское гетто – там женщины в пёстрых одеждах поливали грядки скудной зелени на подоконниках с облупившейся краской, а мужчины торговали овощами, наркотой и безделицами для туристов.
Следующий квартал ещё меньше и беднее латинского. Здесь мусор валялся на улицах, тощие кошки шныряли в подвалы вслед за мутировавшими крысами. Вот знакомая, цвета терракоты, дверь с грязными ругательствами в виде граффити новомодным шрифтом, за ней – обшарпанный подъезд с мигающей лампочкой – словно эпилептический стробоскоп. Это – его дом. А вот и он.
Док распахнул терракотовую дверь и, вдохнув поглубже холодного утреннего воздуха, трусцой побежал вдоль берега залива, сразу заворачивая в парк. В наушниках пульсировал ритмичный бит, кровь разгонялась, кроссовки мигом намокли от росы.
Заросший участок парка встретил его солнцем и цветущим розовым садом, оплетённым хмелем и плющом. Там, на скамейке, всегда сидела девочка лет десяти-одиннадцати, точь-в-точь пасторальная картинка с открытки позапрошлого века. Она сидела всегда очень прямо и всегда спиной к дороге. Ему было интересно, кого она ждёт каждое утро, но подойти он ни разу не решился.
Подумав, что на всё должны быть свои причины, он добежал до фонарей у порта и вернулся к себе. Быстрый душ, хрусткая свежая рубашка – пора на работу.
Что ни говори, а не та это была работа, о которой мечтают всю жизнь. Но пока что надо перебиться, перетерпеть и отдать долг Марку – старое обещание, он и сам забыл. Зато старый дружище Марк не поскупился и выделил ему почти настоящую секретаршу. Девчонка, правда, тот ещё фрукт, но работала по нынешним временам бесплатно. В противовес достоинствам – была эдакой милой растяпой – то бумаги забудет отправить, то даты спутает. Но больше всего бесило то, что она не могла запомнить нужное количество сахара в его кофе. Каждый день, честное слово. Он бухнул портфель на стол в негодовании.