– Даже не знаю… Но как?
С деловым видом чокаюсь своим бокалом о её бокал.
– Секрет. Нет-нет, не думай, что ты о нём не узнаешь. Просто… Оставим на потом.
А вот Катькин секрет я разгадал. Когда-то, при первой встрече, я ей понравился сразу. Чего тут скрывать! Она мне тоже. И, скорее всего, моя подруга обратилась к программе «Знакомство» – элементарная неуверенность в собственных силах. Программа оценила наши психомодели и выдала линии соприкосновения психотипов. Проще говоря, такому мускулистому самцу, как я, нужна Катька-кокетка с обольстительными формами. И начались короткие шортики, глубокие декольте, татуаж и прочее. В чём ошиблась программа? Просто верить ей надо так же, как астрологическому прогнозу: ну, Луна в Деве, ну, Марс в Водолее – может, они в гости зашли.
Закрытое светлое платье Катерине больше к лицу. Теперь я вижу её настоящую. Эти нежные хрупкие руки с тонкими пальчиками, нежные плечи…
– Что с тобой?
Что-что… Увлёкся и покраснел.
Катя отвернулась – мой румянец, похоже, рассмешил девушку.
– Прости.
– Да ладно. Ты прости. Я… Ты выглядишь… Ну, потрясающе.
– Спасибо, – она тут же изменила тему разговора. – Можно тебя спросить о личном?
Так-так-так. Я не готов, но поздно идти на попятную. Катя мне очень нравится, и я не собираюсь…
– Как мама?
Мама? Ах, мама. Действительно очень личный вопрос и говорить о нём можно лишь с другом или…
Она оценивает замешательство по-своему:
– Извини. Я не имела…
– Тих-тих-тих, – я беру её за пальцы, пытаясь остановить лишние слова. – Всё нормально. Всё в порядке. Мне о ней… Да и об отце всё равно хочется поговорить. И лучше этим человеком будешь ты.
Она не отдёрнула руку – они так тонки, эти нежные пальчики…
– Сегодня заметил на мамином лице новые морщинки. Представляешь? Она немножко состарилась. Интересно увидеть отца и дядю Лёшу.
– Они втроём занимаются с тобой?
– Да. Каждый в свой день.
Поджав губки, она убрала руку и огладила плечи, словно почувствовала дуновение ветерка и на мгновение озябла.
– Я бы так не смогла. Наверно, разревелась бы.
– Мне нельзя. Прямой потомок, наследник родительских талантов.
Пока был мал – скрывали, а потом папа с мамой сами всё рассказали об авиакатастрофе. Плакать я себе запретил – хотя очень хотелось. Потом однажды услышал, как бабушка шепнула маме: «Маруся, он быстро взрослеет». И помню грусть в глазах моих любимых женщин.
– Добрый вечер, дорогие друзья! – На сцене возник конферансье, и его восклицание вывело меня из задумчивости.
– Вот, пожалуйте, – постарался улыбнуться возлюбленной.
А чего ходить вокруг да около: девушка, подруга. Скажи ещё – товарищ! Катерина – моя возлюбленная. Надеюсь, взаимно.
– Сегодня у нас в гостях неподражаемая…
– Неужели Долинина? Точно – Долинина! Я не верила…
– Пустяки. Главное – сдержал слово.
– Просим! Просим! – Конферансье принялся аплодировать, и зал ресторана вторил ему.
Моложавая статная женщина в сверкающем сиреневом платье вышла на сцену, поклонилась аплодирующим и послала мне воздушный поцелуй.
– Браво! – стараюсь не краснеть, не краснеть…
– Вы знакомы? – Восторгу любимой нет предела.
Интрига! О, интрига!
Тишина воцарилась мгновенно. Зал заполнился музыкой, и прекрасный голос запел:
Всегда быть рядом не могут люди.
Всегда быть вместе не могут люди…
Я украдкой взглянул на экранчик ай-винджа: 22:00; «Пульс ровный. Стадия быстрого сна». Хорошо. Очень хорошо. Эмоспектр постепенно из «печали» переходит в «счастье» и даже немного больше – «любовь». Синий цвет конечностей постепенно переходит в красный – оранжевый – жёлтый, заливающий грудь и голову.
Во сне с нами порой случается удивительное. Кто-то странствует по далёким землям, кто-то летает, кто-то поёт. В реальной жизни необязательно обладать голосом и слухом, быть успешным и красивым. Во сне ты тот, кем хочешь быть. Здесь больше имеет значение твоя фантазия, стремление. Пусть даже ты прикован к постели… Да мало ли что случается с людьми в жизни, и ай-виндж с программой «Снопевец» поможет сбыться их мечтам. Зависимости от программы никакой: человек устаёт и желает отдохнуть даже от сна. В реале. Хотя иногда случаются трудоголики.
К примеру, моя бабушка Софья. Мне приходится следить за её состоянием во сне, опекать. А иначе она может петь сутки напролёт, пылая от счастья. Софья Долинина. Ну, в девичестве.
Мерси ШеллиФляжка
Памяти русских социальных сетей
В этот понедельник Вова Шкалик проснулся очень поздно. Голова трещала, во рту стояла африканская сушь. И подташнивало. А всё оттого, что вчера Вове улыбнулась удача. Да так широко улыбнулась, что чуть не сломала челюсть. Вовину.
С утра он обошёл мусорные контейнеры в соседних дворах, но ничего стоящего не нашлось. Ясен пень, по воскресеньям утром люди спят. А выкидывают всё в субботу. Бывают, конечно, случаи… В прошлое воскресенье вынесли большую связку книг. Не из современных, которые в мягких обложках с девицами, а вполне солидную классику, с крепкими корешками. Их Вова в тот же вечер сбагрил старикану, торгующему макулатурой у метро. Одну только книжку старикан забраковал, «Мифы Древней Греции»: слишком рваная и заляпана чем-то зелёным. Зато дал Вове аж семьдесят рублей за остальные.
Но то было в прошлое воскресенье. Такое не повторяется. Вова устроился на скамейке в замызганном скверике у гаражей и собирался немного вздремнуть – стоял ещё апрель, но день выдался тёплый. Тут-то удача и растворила пасть.
Один из соседей вышел повозиться с машиной. Раньше Вова с радостью присоединился бы. Он тянулся к гаражам по старой памяти, как бывший работник автопрома. Помогал иногда соседям с ремонтом. Раньше. Пока не потерял работу, не стал запойным и не начал выпрашивать «десяточку до получки». Тогда соседи начали сторониться Вовы, а то и вовсе гоняли его матом от гаражей.
Но и скверик давал хороший обзор. Сосед выкатил машину, открыл капот. Запиликала мобила. Сосед поднёс трубку к уху, выругался и направился к дому. Скрылся в подъезде. Гараж остался открытым. Вова подошёл, стараясь не перейти на бег. Руки тряслись, глаза разбегались от неожиданного подарка судьбы. Вова растерялся – что брать? Сдуру схватил первое, что ближе: у переднего колеса соседской «Волги» стоял аккумулятор. О том, сколько весят такие аккумуляторы, Вова не подумал. А бросать было поздно.
Ему пришлось таскаться с этой тяжеленной железякой ещё два часа. Дотащил до знакомой мастерской, где у него покупали иногда палёные запчасти, и тут понял, что опять память подвела. Воскресенье, закрыто. Твою мать!
А на обратном пути Вову приняли менты. От скуки. Воскресенье, опять же. Он ещё побежал сдуру. Двинули под рёбра пару раз, сидел до вечера в клетке. Слава богу, в отделение знакомый капитан зашёл. Местный, Вова ему «газик» чинил в прошлом году. Отпустили. Но аккумулятор конфисковали, суки. С горя Вова прикончил свою последнюю заначку – флакон одеколона, припрятанный в дальнем углу серванта ещё со дня рожденья. Заначка добила его отвратительным мыльным вкусом. А запах-то нормальный был… От такого несоответствия Вова расстроился ещё больше. Даже одеколоны делать разучились. Вот был в своё время «Тройной»… А с этого современного польского ничего, кроме тошноты.
Когда он проснулся, вчерашние невзгоды пронеслись в голове вместе с болью, которой начинался теперь почти каждый день. Но в этот понедельник ломало совсем уж зверски. Вова вытащил флягу и открутил колпачок. Он знал, что там пусто. Но всё-таки запрокинул голову и потряс фляжку над языком. Ничего.
– Привет, Шкалик, – сказала фляжка голосом продавщицы из ларька. – Сколько у тебя осталось?
– Двадцать. – Вова потянулся к джинсам, валявшимся на полу, и вынул две смятые бумажки. Следом выпала какая-то мелкая монетка и тут же укатилась под диван.
– Запустить поиск собутов?
– Чё ты спрашиваешь, дура! Сама знаешь, что запустить. Куда я с двумя червонцами пойду? Рюмочную закрыли уже месяц как!
Фляжка мигнула синим индикатором.
– Новочерёмушкинская, 3А. Второй подъезд. У него тридцать.
– А ближе нет? – поморщился Вова.
– Нет. Поздно встал. Час назад были двое на Шверника. Уже нашли себе третьего. Ты мог два поинта заработать.
– Да нахера мне твои поинты… – Вова оделся, запихал фляжку в карман куртки и вышел.
Фляга не соврала. Дворы хрущёвок по дороге к Новочерёмушкинской были пусты. В хорошую погоду те, кого он искал, выползали на улицу, их сонные сгорбленные фигуры можно было легко отличить от спешащих на работу прохожих. Но вчерашнее солнце куда-то подевалось, денёк выдался промозглый, словно опять возвращалась зима.
Вова знал район и срезал дворы напрямую, перешагивая через кривые оградки вдоль тротуаров, обходя уродливые железные горки и лестницы детских площадок, загаженные собаками песочницы, разломанные скамейки… Вова люто ненавидел всё это, особенно скамейки и оградки. Каждую весну муниципальные гастарбайтеры-узбеки заново красили все дворовые постройки в попугайские цвета, и за последние годы Вова уже несколько раз садился на краску, которая потом не отстирывалась. На ту же засаду попадались многие люди – и детвора на лесенках, и мамаши на лавочках, ведь придурки с краской никогда не ставили никаких знаков и ограждений, а их дешёвая краска не просыхала неделями. Зачем вообще это надо? Почему не покрасить один раз и навсегда, козлы? Почему не покрасить ночью, такой краской, чтобы к утру уже высохло? Двадцать первый век, бля.
В нужном дворе фляга пискнула и зажгла зелёный индикатор. Вова огляделся. Здоровенный мужик с красной рожей, в мешковатом лыжном костюме, сидел около подъезда, скорчившись на трубе очередного детско-спортивного сооружения из отходов металлургии. «Ещё бы на горку залез, лыжник хренов», – подумал Вова.