Она оборачивается к остальным и с мольбой тянет руку. Ардо виновато поджимает губы, Кринд уставился в планшет. Виктор вздыхает и кивает, при этом глядя на Рамону так, словно поддерживает её обвинения. Прайла вставляет в порт ещё одну сигариллу – на этот раз мощнее, с тонизирующим эффектом.
– Мы знали, что это будет непросто, – бормочет она.
– Нет, Сью, – тоном мудрого врача говорит Рамона, – не было двух лет. Твои изнанки взломаны и перепрошиты. Память загажена фальшивками. Очень умело. Ты можешь вспомнить день, когда познакомилась с Джамом?
И она с вызовом смотрит на молодого человека. Тот крупнее и сильнее её, но чувство уверенности в себе делает Рамону словно бы втрое больше Джама. Он молчит, прижимает к себе невесту и озирается в надежде, что остальные сейчас с хохотом объявят шутку состоявшейся.
– Конечно, помню! – возмущённо фыркает Сьюзан. – Это было на биеннале звуковых инсталляций в Мюнхене! Нас познакомил… – Она осекается и отправляет секретата на поиски данных в мемонических базах. – Секунду, найду… забыла его имя, но он оказался нашим общим знакомым…
– Не утруждайся, – с усмешкой обрывает её Рамона. – Эту легенду мы уже вскрыли. Как и записи ваших совместных прогулок по улочкам европейских городков…
В интер-коллективном эф-пространстве разворачивается гирлянда из снимков, информационных бордов, эмо-слепков и видеозаписей.
– Верно… – спохватывается Сьюзан, заметив в голографической круговерти знакомое лицо. – Вот, Аль Фархади, он композитор кофейных концентратов из Алеппо! И что тебя смутило?
– Не было никакого Аль Фархади, – с возрастающим напряжением говорит лучшая подруга Сьюзан. И широкими жестами листает данные над камином. – Это новый элемент твоей прошивки, милая… А вот, взгляни. Это наша с тобой общая поездка на море. Шестое августа прошлого года, ты вспомнишь и без запроса в мемоархив.
Ролики и снимки показывают двух девушек в купальниках и парео. Они гуляют по набережным Сан-Ремо, загорают в шезлонгах и визжат в аэродинамических трубах ночных клубов. Ардо плотоядно ухмыляется, Прайла смотрит записи с откровенной завистью в глазах. Кринд косится из-под кустистых бровей, а Виктор чинно кивает, будто подтверждая подлинность событий.
– А вот, – тоном безжалостного судьи продолжает Рамона, меняя цифровые приоритеты и выводя в эф-сферу совсем другие записи, – ваша «прогулка по Парижу». Тоже шестого августа прошлого года…
Теперь на снимках Сьюзан и Джам. Неразлучные, целующиеся в каждом кадре, они гуляют по бульвару Сен-Жермен и ужинают в ресторане «Диана». Цифровые подписи подтверждают дату. Сьюзан в растерянности – её секретат возвращается из глубинного мемоархива, сообщая об ошибке.
– Рами, ты тронулась, – с горечью говорит Сьюзан. – В моих эф-воспоминаниях нет данных о Сан-Ремо. А в августе мы ездили в Париж, и там Джам сделал мне предло…
– Примитивную память копнуть не пробовала? – в разговор наконец-то включается Прайла.
– Какая несусветная дикость! – Сьюзан возмущена.
– Но единственный шанс на правду, – хлёстко осекает художница. – Потому что тебя взломали. Он взломал.
И Прайла нацеливает длинный палец на Джама. Тот возмущённо подаётся вперёд, но невеста удерживает его за рукав.
– Я знала, что вы завидуете нашему счастью, – шипит она. – Но чтобы настолько?!
– Зависть?! – чересчур демонстративно фыркает Прайла.
Кринд снова ухмыляется так, будто у него свело лицо. Ардо и Виктор обмениваются многозначительно-снисходительными взглядами. Рамона удручённо разводит руками. По её приказу в сфере интер-эфира мелькают кадры новых роликов.
– Вот, взгляни ещё… – предлагает она, цепко изучая реакцию Джама. – Это запись вашей прогулки по Кастельон-де-ла-Плане. Рождество, совсем недавно.
По узким улочкам шагают Сьюзан и Джам. Обнимаются, смеются в камеру летающего дрона-оператора. Их персональные эфиры смело открыты взглядам окружающих, и каждый встречный с радостью салютует статусу «ПОМОЛВЛЕНЫ».
– Я немало времени потратила на вскрытие кода, – добавляет Рамона, игнорируя гневное клокотание Джама, – но смогла найти в экстер-коллективном океане оригинал ролика. Смотри. Ничего не напоминает?
Новый ролик в голографической сфере кажется тем же, но персонажи другие – теперь это темнокожие парень и девушка, иначе одетые, другого роста, основательно имплантизированные. Но столь же улыбчивые, любвеобильные, нежные и до мелочей повторяющие движения с первой видеозаписи. Сьюзан смотрит с приоткрытым ртом. Джам багровеет.
Виктор снова вздыхает – ещё со времён университета он был ранимым, и столь бесцеремонное вторжение в личную жизнь подруги кажется ему жестоким. Он находит в стене скрытый бар и наливает себе вина.
Прайла злорадно улыбается. То ли она рада, что Мисс Совершенство факультета Артхаусных наук стоит на пороге ценного открытия, то ли ликует, что приторное счастье Сьюзан и Джама обернулось жалкой подделкой.
– Доказательств у нас немало, – с материнской нежностью говорит Рамона. – Слишком много, чтобы была ошибка…
Она покидает свой пост у двери и усаживается на подлокотник пустого кресла. Кринд, сидящий рядом, с недовольством наблюдает за приближением к своему личному физиопространству. Рамона загибает пальцы:
– Подложные снимки, видео, коллекции запахов, эйфорокопии наркотрансов, чеки за одежду, эфирные копии сувениров, которые вы везли из своих «путешествий»… Мы с ребятами собрали их все…
Сьюзан угрюмо молчит. Она отпустила руку жениха и теперь стоит на краю общей эф-сферы, листая данные. Словно перебирает осколки любимой вазы, разбитой не менее любимым псом. Вид у неё жалкий, и даже туповатый телоскульптор смущённо отводит глаза.
– Это бред… – шепчет Сьюзан, сопоставляя вываленные на неё данные с подсказками персонального секретата. – Я познакомила Джама с родителями ещё прошлой весной! Мы ездили на пикник! Отец и Джам играли в крокет, и папа потянул ногу… Затем мы вместе катались на лодках! Рами, молю, прекрати это безобразие…
– Соболезную, – говорит Прайла и наливает себе бурбона.
– Ты должна знать, – тихо добавляет Виктор. – Это наш долг…
– Я не хочу причинять новую боль… – совсем уж сникшим голосом добавляет Рамона. Встаёт и шагает к подруге, чтобы взять за руку. Но та шарахается, словно от бомжа с вирусным сбоем цифровой изнанки. – Сью, милая… твои родители уже восемь лет спят в криогенных камерах Бергена…
Жених Сьюзан вжимается в бревенчатую стенку и шевелит губами, словно подбирая слова для гневной речи. Его кулаки крепко сжаты, плечи подрагивают. Рамону даже колет в сердце – а если интервенты ошиблись? Тогда удар, нанесённый Сьюзан и её любимому, окажется непоправимым…
– Не было никакого года, – Рамона вымучивает из себя эти злые слова и вдруг тоже испытывает желание смочить губы чем-то покрепче. – Он обрабатывает тебя всего три недели. И нас, кстати, тоже.
Девушка шагает к бару, но замирает на полпути и с вызовом смотрит в современные и высокоточные глаза Джама, сейчас раскрашенные в режиме «золотисто-карий».
– Но мистер альфонс не мог ожидать, – добавляет Рамона и победно улыбается, – что в мире ещё осталась настоящая, а не эфирная дружба! Дружба, которую ничем не сломить!
Прайла салютует стаканом и делает глоток. Ардо согласно кивает и щёлкает пальцами правой руки, ещё родными, не укороченными по последней моде. Кринд мычит под нос и включает музыку – вокруг его головы образуется свечение, дающее понять, что внешние слуховые каналы сейчас блокированы. На Сьюзан страшно смотреть.
Сметя в сторону парящие в воздухе таблицы и снимки, она поворачивается к Джаму. В глазах девушки слёзы.
– Значит, это не шутка… – И тут же спрашивает Виктора с нотками мольбы и вызова: – Такое вообще возможно? Ты же бывший линкер, Вик… Такое действительно возможно?
Тот смущён привлечённым вниманием. Но отставляет бокал и задумчиво потирает шрамированный висок.
– Теоретически, – говорит он, посматривая на Сьюзан и Рамону, но осознанно не встречаясь взглядом с Джамом. – Говорят, матёрые линкеры на такое способны. Нужна лишь мощная паразитическая изнанка… и внедрение в персональный эфир. Особенно, если тот слабо защищён от вирусной атаки.
– Я устал слушать ваши глупые обвинения, – вдруг говорит Джам. Голос у него хриплый, низкий и вибрирующий. От полученных оскорблений мужчину потряхивает. – Котёнок, попроси подругу открыть дверь. Я вызову такси…
– Никто не выйдет до утра, – терпеливо повторяет Рамона. – Или ты будешь пытать меня, чтобы узнать стоп-слово?
– Немедленно открой дверь! – не унимается Джам.
Он шагает к Рамоне, и Виктор поспешно убирается с его пути. Прайла хмурит лоб и тоже отступает. Ардо встаёт с кольцевого дивана и выжидающе смотрит на жениха своей бывшей одногруппницы.
– Ну вот, – довольно констатирует Рамона и скрещивает руки на груди, – занервничал. Неужели, Сью, ты до сих пор не хочешь принять правду?
– Зайчик, – спрашивает та, разворачиваясь к будущему мужу, – всё сказанное здесь это ведь бред?
– Конечно! – Мужчина с ненавистью оглядывается по сторонам. – Ты была права. Нам не просто завидуют. Это форменное безумие…
– Ага, иначе бы ты и не сказал, – выпятив широкий подбородок, басит Ардо. – Рамона предупреждала. Зря! Лучше сознайся, быстрее закончим…
– Какой же ты изворотливый гад! – покачивая тёмно-коричневой жидкостью в бокале, поддакивает Прайла. – Бессовестный ублюдок, обманувший нас всех! Я ведь и правда поверила во внедрённые воспоминания о тебе… Но сейчас мы прочитаем твои настоящие изнанки.
Щёки Сьюзан заливает краской. Джам бледнеет, Виктор потирает высокий лоб, на котором ещё заметны шрамы от старых линкерских портов. Если в современном мире и существует угроза страшнее, чем произнесённое мышкой-Прайлой, то это лишь форматирование персонального секретата.
– Только попробуйте! – шипит Джам и оглядывается так, будто задумал сбежать через зарешеченное окно.
– Или что?! – с вызовом ухмыляется телоскульптор.