что однояйцевые близнецы, воспитанные по отдельности, окажутся похожими друг на друга.
При рождении однояйцевые близнецы являются практически полными генетическими копиями друг друга. Поэтому если бы люди были на 100 % генетически обусловленными созданиями, то такие близнецы оставались бы своими точными копиями на протяжении всей жизни. Отличным примером для проверки гипотезы является шизофрения у близнецов. Это хроническое заболевание мозга встречается практически у половины однояйцевых близнецов и не более чем у 15 % разнояйцевых близнецов, что указывает на выраженную генетическую природу патологии. Но, поскольку шизофренией страдают не все однояйцевые близнецы, мы понимаем, что за проявление болезни также отвечают экологические и другие негенетические факторы.
Десятилетия исследований психолога и генетика Томаса Бушара показали, что близнецы, разлученные при рождении и воспитывавшиеся раздельно, имели те же шансы на проявление общих черт характера, интересов и взглядов, что и однояйцевые близнецы, живущие вместе[81]. Мы все слышали удивительные истории об однояйцевых близнецах, разлученных при рождении, которые затем воссоединяются и замечают свое поразительное сходство.
Однояйцевых близнецов Джима Льюиса и Джима Спрингера разлучили в возрасте четырех недель. Когда в 1979 году они встретились вновь, 39 лет спустя, то заметили, что оба грызли ногти, страдали от постоянных головных болей, курили одинаковую марку сигарет и ездили на одинаковый пляж во Флориде на одинаковой модели машины. Подобные истории – это не просто забавные совпадения, а признаки более глубинных генетических установок. И хотя исследования близнецов показали, что сходство между ними в большей степени обусловлено генетическими и биологическими, а не средовыми факторами, это вовсе не умаляет чрезвычайной важности любви, родительской заботы, семьи и всех типов воспитания[82]. По всему миру проводилось множество подобных исследований.
В 2015 году предприимчивая группа ученых проанализировала результаты большого количества исследований близнецов за последние 50 лет, пытаясь найти общие закономерности в ошеломляющей коллекции из 2748 научных публикаций, исследующих 17 804 признака у 14 558 903 пар близнецов в 39 различных странах. Анализ больших наборов данных позволил более точно определить баланс между влиянием генетики и природы, а ученые смогли доказать, что все измеряемые черты личности были как минимум частично унаследованы, но в разной степени. Лидером в этом списке стали неврологические, сердечные, личностные, офтальмологические, когнитивные и ЛОР-расстройства, которые были в основном обусловлены генетикой. Авторы заметили, что среднестатистическая наследуемость всех измеряемых признаков составляла 49 %[83]. Если эти выводы верны, то людей как минимум наполовину определяет генетика. Это стало бы отличной новостью для классицистов. Платон и Аристотель были правы.
То, что мы на 50 % созданы природой и на 50 % обусловлены воспитанием, интуитивно кажется правильным. Большинство родителей рассказывают, что сразу же заметили жизнерадостный, тревожный или мятежный характер новорожденного. Уверен, какая-то часть этого знания пришла от ретроспективного ревизионизма, пока ребенок рос и становился оптимистичной, нервозной или конфликтной личностью. Но есть и другая часть – осознание того, что большинство наших черт и особенностей мы наследуем от предков. Давайте на секунду представим себе, что лишь половина нас создана природой, причем какие-то признаки обусловлены генетикой сильнее, чем другие. Как далеко мы продвинемся в изучении этой генетической и биологической составляющей?
Интуиция и различные исследования подсказывают, что рост – это по большей части генетический признак. Но не всегда. Для полноценного роста ребенку необходимы белок, кальций, витамины А и D. Когда в 1990-х годах в Северной Корее наступил страшный голод, повсеместное недоедание приостановило рост целого поколения молодых северокорейцев. Рост более старших представителей нации, достигших совершеннолетия до голода, приближался к среднестатистическому росту в Южной Корее. Однако младшее поколение северокорейцев, выросшее в 1990-х годах, было на 7,62 см короче своих южнокорейских ровесников[84]. А значит, вне зависимости от генетической предрасположенности при недополучении необходимых питательных веществ в детстве рост останавливается.
Если рост является генетическим фактором, то наш следующий шаг – понять, какие именно гены его определяют. Есть лишь несколько одногенных мутаций, которые могут сделать человека слишком высоким или низким. Например, мутация в гене FBN1 вызывает синдром Марфана – патологию, при которой люди вырастают чрезвычайно высокими и худыми, с удлиненными конечностями. (Такие симптомы были у олимпийского пловца Майкла Фелпса и президента США Авраама Линкольна.) Ахондроплазия, наоборот, проявляется низким ростом и укорочением конечностей. Она возникает при мутации гена FGFR3.
Но примеры одногенных мутаций, существенно влияющих на рост, встречаются крайне редко. В большинстве случаев рост определяют сотни или даже тысячи генов, а также факторы внешней среды, например питание[85]. Эксперты считают, что 60–80 % всех отличий в росте обусловлено генетикой[86]. Это кажется очевидным и понятным. Например, общий рост какого-то человека небольшой, но у него есть одна вытянутая часть – как шея у жирафа. Мы же высокие, потому что каждая часть в нашем теле немного длиннее. На сегодняшний день было выявлено около 800 различных генов, которые так или иначе влияют на рост.
И хотя список генетических детерминант роста открыт не полностью, Стивен Хсу, физик-теоретик и проректор по научной работе в Университете штата Мичиган, проделал невероятную работу, показав, как с помощью одних только известных генетических факторов можно вычислить будущий рост. Команда Хсу воспользовалась данными 500 000 секвенированных геномов из британского биобанка, чтобы предсказать рост людей на основании только генетики. Полученные расчеты они сравнили с реальным ростом людей. Примечательно, что ученые смогли вычислить рост человека с погрешностью не более одного дюйма (2,54 см)[87].
Прогнозирование роста человека по генетическим факторами полезно для выявления отклонений в развитии на ранних этапах жизни ребенка, но потенциал таких исследований гораздо больше. Способность предсказать этот сложный признак открывает новые возможности, позволяющие нам понять, рассчитать, отобрать и в конечном счете, изменить любые другие сложные признаки или сложные наследуемые генетические заболевания. Хсу и остальные исследователи уже применяют схожие алгоритмы вычислений, чтобы рассчитывать плотность пяточной кости. После того как секвенируемые геномы достаточного количества людей с конкретными заболеваниями добавятся в общую базу данных, этот подход можно будет использовать, чтобы прогнозировать частичную генетическую предрасположенность ко множеству полигенных признаков и таких заболеваний, как болезнь Альцгеймера, рак яичников, шизофрения и диабет первого типа[88].
Очевидно, что спрогнозировать генетически обусловленный признак намного легче, если на его проявление влияют несколько генетических маркеров, а не сотни или тысячи. Вот почему для прогнозирования сложных признаков нам нужны большие наборы данных. С другой стороны, если признак является генетическим лишь отчасти, то можно, воспользовавшись наборами генетических данных, спрогнозировать наследственную составляющую. Как только мы узнаем, насколько наследуем тот или иной признак, а также поймем, сколько примерно генов влияет на него, мы сможем рассчитать объем секвенированных геномов и анамнезов людей, которые нам потребуются, чтобы создать прогноз по генетической составляющей этого признака из одних только генетических данных.
Для большей части распространенных хронических заболеваний у взрослых это число составляет около миллиона. Для многих психиатрических заболеваний требуется порядка 1–2 миллионов данных[89]. Вполне возможно, самые сложные и полигенные признаки можно будет рассчитать из общего набора в миллионы данных. Но чем больше будет качественная выборка данных, тем лучше.
Рост и предрасположенность к генетическим заболеваниями являются необычайно сложными и в основном генетическими признаками. Но наш интеллект – ключевой и самый сложный признак человека – разгадать еще сложнее.
Как только возникло понятие интеллекта, люди начали обсуждать, что это такое и как его измерить. Несмотря на бесчисленные попытки, определить общий уровень интеллекта чрезвычайно сложно. «Умения рассуждать, планировать, решать проблемы, абстрактно мыслить и понимать абстрактные идеи, быстрая обучаемость и способность учиться на опыте» – такое определение отражает многое, но многое и упускает[90].
Разумность, как и все признаки, ценна в определенном контексте. Кроме того, различных типов интеллекта так же много, как и людей на планете. Не бывает на 100 % умных, красивых или сильных. Изолируйте кого-то из окружающей среды, и их форма интеллекта окажется менее или более ценной. Альберт Эйнштейн был умнее большинства из нас, но я сомневаюсь, что такой уровень гениальности поможет своему обладателю раздобыть еды или воды во время дефицита.
С политической точки зрения крайне заманчиво утверждать, будто любое измерение интеллекта обязательно сопряжено с дискриминацией. Однако наше развитие как вида требует, чтобы мы оценивали интеллект в общем и в применимости его для решения конкретных задач, а также делали все возможное, чтобы люди занимались той деятельностью, которая им больше всего подходит (чтобы не получилось так, что атомной электростанцией управляет художник-абстракционист). В мире, где генетические способности соотносятся с социальными ролями, а на первый план выходит общий интеллект, мы по определению должны принять тот факт, что существуют различные типы интеллекта. В свою очередь это позволит нам извлечь максимальную пользу из такого разнообразия, а также лучше разобраться в природе человека. Утверждение о многообразии интеллекта не идет в разрез с осознанием того, что многие формы интеллекта имеют иерархическую структуру, особенно в определенном контексте.