Существует множество сценариев того, как неравномерное распределение генетических технологий может привести к пугающим результатам. Если отбирать и генетически модифицировать детей для развития полезных качеств смогут только богатые и обеспеченные, то благодаря этим способностям их дети смогут доминировать в обществе. Если усовершенствованные люди будут выполнять ту же работу с более высокой эффективностью, работодатели, возможно, не рискнут нанимать немодернизированных сотрудников, даже если это будет всего лишь ложное предположение. Если генетические улучшения разрешены, а доступ к ним долгое время неравномерный, то каждое поколение усовершенствованных семей будет становиться по сравнению с менее успешными сородичами все более совершенным. И так пока разница между двумя группами не станет непреодолимой.
Хотя стремиться к высокому уровню равенства крайне важно, достижение абсолютного равенства не может быть конечной целью. Эту идею наглядно показали в популярном фильме «Гаттака» (1997). По сюжету немодифицированный молодой человек, желающий стать космонавтом, получает отказ по генетическому профилю. В конце концов главный герой все-таки попадает в космос благодаря своему упорству, хитрости и остроумию. Но действительно ли общество могло захотеть отправить в космос генетически неусовершенствованного человека, когда существуют специально модифицированные люди, которые лучше справляются с радиацией и способны поддерживать плотность костей в условиях невесомости?
Многие технологии вначале используются несколькими элитами, а лишь затем достигают широкой аудитории. Встречаясь в ходе своего визита в 2012 году с сельскими жительницами Бангладеша, участвующими в программе микрокредитования, я был поражен, сколько эти женщины, получившие займы, делали для открытия небольшого бизнеса или заботы о семье. В то же время я был опечален, что у них не было других возможностей. С iPhone, который подключал меня к универсальной библиотеке интернета, я сразу же почувствовал и без того огромное преимущество своего привилегированного американского происхождения. «Разве эти бедные люди могли позволить себе дорогое чудо техники, которое я держу в кармане?» – размышлял я. Сегодня жители бангладешских деревень могут купить новый смартфон по доступной цене в 60 долларов, и уровень их использования стремительно растет. Если бы мы изначально требовали равного доступа к смартфонам для всех, то индустрия смартфонов никогда бы не выросла настолько, чтобы снизить цены на свои товары и сделать их доступными для бедных во всем мире.
Мы уже выяснили, как можно стимулировать государства и страховые компании к продвижению эмбриоскрининга с дальнейшим генным редактированием для устранения генетических заболеваний и затрат на оказание пожизненной помощи тем, кто в противном случае родился бы с этими заболеваниями или приобрел бы их позже. Однако если государства и компании говорят о своей заинтересованности в том, чтобы сделать эмбриональный скрининг и генную инженерию более доступными, это еще не означает, что они это сделают, а если и сделают, не факт, что эффективно справятся с данной задачей, ведь даже у неэффективного статуса-кво всегда есть свои защитники. Вдобавок ко всему некоторые родители с достаточными средствами захотят отбирать и улучшать будущих детей более кардинально, не ожидая оплаты процедур от государства или страховых компаний. Пусть простого ответа не найдется, справедливо задаться вопросом: если запретить первым «пользователям» биотехнологий генетически улучшать детей, станет ли это равнозначным тому, как если бы ранних поклонников смартфонов и суперкомпьютеров лишили возможности получать все преимущества этих технологий?
Многие люди действительно боятся антиутопии в форме генетического детерминизма. Тем не менее все доводы в пользу генетической идентификации не следует сразу отвергать. Моцарт вырос при дворе Габсбургов… но сколько таких Моцартов сегодня чахнут в лагерях сирийских беженцев? Будет ли нам всегда казаться неправильным, если при поступлении на музыкальный факультет станут выяснять генетическую предрасположенность молодых кандидатов к абсолютному слуху[315]? Будем ли мы выступать против генетического скрининга самых неблагополучных сообществ мира, если его будут проводить, чтобы выявлять детей с огромным генетическим потенциалом и давать им возможность реализовать этот потенциал?.. А если скрининг будет охватывать всех детей, а на его основании станут подбирать стили преподавания, которые лучше всего соответствуют их способностям?
Никто не хочет жить в обществе, в котором за каждым ребенком с рождения закрепляется определенная роль, не позволяющая ему находить свои увлечения и демонстрировать свои достижения. Поэтому мы должны сделать все, чтобы предоставить всем равные возможности. А дополнительные возможности для людей с выдающимся генетическим потенциалом в той или иной области со временем можно начать рассматривать как услугу для малообеспеченных сообществ, благое дело для национальной конкурентоспособности, а также хороший и правильный поступок. Вполне возможно, в ближайшие десятилетия или столетия некоторые из нас захотят завести детей с улучшенными способностями и качествами.
Даже если подобные улучшения не будут распределяться равномерно, не составит труда доказать, что небольшое количество улучшенных людей, замотивированных положительными ценностями, смогут внести огромный вклад в такие сферы, как наука, философия, искусство или политика, и сделать наш мир лучше для всех.
По мере того, как мы вместе с технологиями развиваемся, возможно, нам потребуется создать группу гениальных программистов, способных расширить роль человека в человеко-машинном интерфейсе. Быть может, наши творческие способности и такие качества, как сострадание, станут настолько ценными в мире искусственного интеллекта, что мы начнем соперничать друг с другом за право генетически создавать более сострадательных и творчески одаренных детей. Как бы пугающе это ни звучало, но ограничение возможностей по генетическому улучшению, позволяющему человеку сохранить свое место в мире искусственного суперинтеллекта, может быть равносильным ограничению скорости лошади и экипажа на заре автомобильной эры.
То, что мы признаем целесообразность выявления генетических предрасположенностей к отдельным функциям, не означает, будто мы должны пассивно принять будущее, в котором субъективные способности определяются генетикой, а разрыв между генетически улучшенными и «естественными» людьми постоянно растет.
После каждой моей лекции о будущем генной инженерии человека кто-то обязательно спрашивает о потенциальных опасностях генетически модифицированного неравенства. Мой ответ всегда неизменен. Генетическое неравенство должно стать серьезной проблемой в нашем будущем. Но если нас беспокоит вопрос неравенства в какой-то отдаленной точке в будущем, то необходимо жить в соответствии с принципами равенства уже сегодня. И для начала неплохо подчеркнуть различия между среднестатистическим читателем этой книги и среднестатистическим жителем Центральноафриканской Республики.
Из-за непрекращающейся гражданской войны 76 % населения Центральноафриканской Республики живет в нищете, четверть популяции была вынуждена покинуть свой дом, половина страдает от нехватки продовольствия, а у 40 % детей младшего возраста наблюдается задержка роста. Широко распространенное недоедание у матерей во время беременности позволяет предположить, что в среднем когнитивные функции этих детей будут значительно ниже, чем у среднестатистических детей, рожденных в более благоприятных условиях[316]. Получается, что по сравнению с детьми из Центральноафриканской Республики дети из благополучных семей в других странах уже являются генетически улучшенными. Поэтому если для нас действительно важно равенство, в том числе генетическое, то отстаивание этой идеологии в нашем современном и разобщенном мире позволит заложить фундамент нужных ценностей для будущего, в котором генетически обусловленное неравенство может стать новой реальностью.
Однако, стремясь жить в соответствии с этими ценностями, важно помнить: определенное генетическое неравенство является частью человеческого бытия и служит главным фактором биоразнообразия. Самый страшный кошмар для нашего вида сводится не к генетическому неравенству, а к 100 %-ному генетическому равенству. С другой стороны, разгул генетического неравенства внутри популяций привел бы к аналогичным последствиям. Золотой серединой в данном вопросе станет баланс между чрезмерным и недостаточным равенством. Но представители столь высокомерного вида, как наш, должны, по крайней мере, присмотреться к возможным решениям проблемы.
Представляя идею Übermensch, или сверхчеловека, немецкий философ Фридрих Ницше рассуждал о том, какими могут быть последствия, если люди появились не в результате божественного создания, как это трактуется в Библии, а стали неким продуктом бесконечного процесса развития, при котором наша текущая форма является одним из рубежей на пути эволюции. И этот рубеж, то есть переходную версию нас самих, согласно Ницше, необходимо превзойти. «Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя, – говорит он, – а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?»[317]
Джулиан Хаксли, зоолог и глава Британского общества евгеники (а также родной брат Олдоса Хаксли, автора книги «О дивный новый мир»), был откровенным евгеником задолго до начала Второй мировой войны. Он поддерживал добровольную стерилизацию «умственно неполноценных» людей и ограничения на иммиграцию в Соединенное Королевство. Даже после того, как в самое сердце евгенического движения вбил гвоздь нацизм, Хаксли не оставлял многолетних попыток создать современную версию евгеники, основанную на принципах научного гуманизма