Исследовательский потенциал США остается лучшим в мире, но количество публикаций китайских авторов в ведущих мировых медицинских журналах за последние годы возросло в разы, а количество патентов США, выданных китайским изобретателям и компаниям, увеличивается почти на 30 % ежегодно – намного быстрее, чем у коллег-американцев[439]. В последние 20 лет китайские расходы на исследования и разработки увеличивались в среднем на 15 % в год, и сейчас являются вторыми по величине в мире. Конечно же, уровень этих расходов все еще ниже, чем в США, но уже выше, чем во всех странах ЕС вместе взятых. Кроме того, Китай награждает гораздо больше ученых и докторов технических наук, чем любая другая страна[440].
Обладая колоссальной научной, инвестиционной и промышленной базой, США все чаще пытаются усидеть на двух стульях, соревнуясь за лидирующие позиции в экономике и науке будущего. Это соперничество повлияет на все передовые технологии, подкрепленные и измененные искусственным интеллектом, и в первую очередь – на геномику. «В эпоху ИИ диополия США и Китая не просто неизбежна, – заявил недавно Кай-Фу Ли, основатель Sinovation Ventures, пекинской инвестиционной компании в области технологий, и бывший топ-менеджер Microsoft и Google. – Она уже наступила»[441]. По словам исследователей Элеоноры Пауэлс и Пратимы Видьярти, «отношения США и Китая все чаще будут определяться не господством в производственной сфере XX века, а гонкой генетических и компьютерных инноваций, стимулирующих экономику будущего»[442].
Какие-то гонки будут обоюдовыгодными – благодаря им человечество выиграет от быстрых темпов прогресса, подгоняемого конкуренцией. Какие-то гонки будут подобны игре на выбывание, когда некоторые общества, компании и отдельные лица лишатся власти, рыночной доли и, возможно, даже автономии, уступив сопернику. А раз богатство и власть, которые достанутся странам-победителям, компаниям и людям, стоящим во главе революции, необъятны и непредсказуемы, гонка продолжится. Компании и страны, сумевшие взломать код таких болезней, как рак и множество других, и научившиеся понимать и в перспективе изменять другие человеческие признаки, станут не просто биологической версией Google или Alibaba. По своей мощи и влиянию они будут сравнимы с монголами XIII века, британцами XIX века и американцами XXI века.
И пока две великие инновационные экосистемы соревнуются, силы и слабости каждой из них будут определять ход этой борьбы и ее влияние на использование генетических технологий.
Китай, например, сможет накопить большие наборы генетических данных из-за большей популяции, активного сбора генетических образцов и сравнительно слабого (по сравнению с США и Европой) контроля за конфиденциальностью данных. Высокий уровень защиты персональных данных в США и Европе обеспечит общественную поддержку генетических исследований – или же станет настоящей ахиллесовой пятой, если лишит американских и европейских исследователей доступа к таким же надежным наборам генетических данных, какие будут у их китайских коллег[443].
На арене конкурентной битвы начнут зарождаться национальные компании-чемпионы – биологические эквиваленты американских технологических гигантов FAAMG (Facebook, Apple, Amazon, Microsoft и Google) и китайских BAT (Baidu, Alibaba, Tencent). Американские компании (IBM) и новые китайские компании (iCarbonX) уже готовят себя на эту роль.
iCarbonX, которую основал бывший генеральный директор BGI Ван Цзюнь в октябре 2015 года, стремится «создать экосистему цифровой жизни на основе сочетания биологических, поведенческих и психологических данных человека, интернета и искусственного интеллекта»[444]. Объединив комплексные биологические данные, полученные от пациентов, с технологией ИИ, компания намеревается помочь потребителям разобраться в медицинских, поведенческих и экологических факторах их собственной жизни, чтобы оптимизировать здоровье. А также научить другие компании использовать генетические данные для улучшения предоставляемых товаров и услуг. План Вана Цзюня состоит в том, чтобы создать «предсказуемый цифровой аватар» сотен миллионов клиентов[445], что позволит им перейти от секвенирования к полной оцифровке своих личностей[446]. «Мы можем оцифровать информацию о жизни каждого, – говорит Ван Цзюнь, – интерпретировать эти данные, вывести более ценностный закон жизни и тем самым повысить качество жизни людей»[447]. А с Tencent и частным гигантом Sequoia в качестве первых инвесторов к 2017 году iCarbonX быстро разрослась до 1 миллиарда долларов, став первой китайской компанией – единорогом в сфере биотехнологий[448].
Эта конвергенция конкурентного давления на индивидуальном, деловом и общественном уровнях раздвинет границы использования генетических инструментов и предоставит широкий набор преимуществ людям, компаниям и странам, готовым оптимизировать разработку и перейти к применению. Но хотя конкурентное давление стимулирует к внедрению генетических технологий, оно же провоцирует и развитие конфликтов внутри сообществ и государств и между ними.
Представьте: вы – лидер общества, которое решило отказаться от генетической гонки вооружений, запретив отбор эмбрионов и генетические изменения. Поскольку ваша страна достаточно прогрессивна, чтобы принять коллективное решение, родители, желающие получить подобные услуги, могут свободно отправиться в другое место. Но предотвращение генетических изменений внутри вашей популяции по определению требует как отказа от генетических улучшений в домашнем регионе, так и запрета на въезд для модифицированных людей или беременных матерей, прошедших через процедуру генетического улучшения эмбрионов.
Чтобы защитить генетическую целостность вашего населения и не допустить в нее людей с генетическими улучшениями, вы будете вынуждены проводить генетические тесты для всех въезжающих. Но, скорее всего, вы не сможете узнать, был ли человек генетически улучшен, не зная его генетического базиса – состояния генома до каких-либо изменений. Вы сможете сравнить генетическую информацию по тем немногим, чьи данные хранились у вас с момента зачатия. Каждому, кто не сможет предоставить исходную генетическую информацию, грозит запрет на въезд в страну или длительный срок тюремного заключения за попытку размножения с гражданином страны.
Чтобы женщины не выезжали за границу ради имплантации генетически модифицированных эмбрионов, придется проводить тесты на беременность для всех женщин фертильного возраста, прибывающих в страну. Затем беременным женщинам нужно будет провести пренатальный анализ крови и попытаться угадать, был ли эмбрион подвергнут каким-либо генетическим манипуляциям. Но сделать это практически невозможно, даже со списком самых модных генетических улучшений. Для большей достоверности анализы крови и пренатальное тестирование придется дополнить, требуя, чтобы беременные женщины на полиграфе подтвердили, что они не вынашивают генетически модифицированные эмбрионы.[449]
Если у кого-то уже находящегося в стране будут выявлены улучшения, то какие меры наказания можно будет к нему применить? Даже если лишить улучшенных людей гражданства и выгнать из страны за рождение генетически модифицированных людей, то также придется сажать в тюрьму их детей – или запрещать им размножаться или изгонять их из страны. Чтобы все это соблюдать, вам придется создать надзорную структуру самого тоталитарного, бесцеремонного, негуманного и совершенно одиозного полицейского государства, способного отслеживать перемещения населения и постоянно следить за биологией людей и их детей.
Но допустим, вы это сделали, и ваша страна – заповедник немодифицированных людей. Мы уже говорили, что страны начнут использовать передовые технологии генной инженерии с разной скоростью, в зависимости от своих исторических, культурных и структурных различий. Представьте, что вы анализируете возможности своей страны в мире, где остальные страны пошли по пути генетического улучшения человека, а вы – нет. У вас остаются следующие варианты.
Вариант 1. Вы признаете, что ваша страна приняла моральное решение на основании своих коллективных ценностей, и готовы нести за это ответственность. Пусть даже это означает, что ваша страна со временем утратит свое конкурентное преимущество, а будущие поколения станут менее здоровыми, среди них будет меньше суперзвезд, да и жить они будут не слишком долго. Но вы твердо уверены, что сделали правильный выбор. Вы ехидно надеетесь, что со временем, если и когда генетическое улучшение окажется вреднее и опаснее, чем это считалось раньше, ваше решение обернется солидным конкурентным преимуществом. А поскольку ваша страна заняла твердую и принципиальную позицию в отношении генной инженерии человека, вы чувствуете, что просто обязаны защитить этот запрет от посягательств извне. В душе вы прогрессивный человек, но понимаете, что для сохранения генетической чистоты своей страны вам не обойтись без некоторых атрибутов полицейского государства. Как же так вышло, задаетесь вы вопросом перед сном, что такой идеалист, как вы, начинает перенимать язык нацизма?
Вариант 2. Вы пытаетесь стоять на своем и поддерживать национальное решение, но чувствуете, что давление растет. Из вашей страны уезжают многие из талантливейших людей, чтобы получить желаемые генетические улучшения. Ваши немодифицированные олимпийские спортсмены и первоклассные программисты становятся общественниками, инструкторами по йоге и медсестрами – в общем, занимаются всем, что не требует конкуренции с более опытными коллегами. Родители начинают сомневаться в вашем решении, слыша рассказы о детях из других стран – невосприимчивых к болезням, превосходно сдающих IQ-тесты и достигающих невероятных, сверхчеловеческих высот. Армия переживает, что будущие солдаты окажутся слабее генетически улучшенных противников. Руководители национальной космической программы говорят вам, что неулучшенные астронавты, в отличие от своих генетически модифицированных коллег из других стран, не способны выдержать радиационного воздействия и понижения плотности костей в условиях длительной невесомости. Отказ от генетических вмешательств начинает казаться менее привлекательным. Вам нужна альтернатива, которая поможет сохранить лицо. Вы призываете к всенародному референдуму. После жарких дебатов вы голосуете за согласие на генетические улучшения.