– А нам и не нужно, – уверенно сказала, поднимаясь Гуляра. – Я звонила в сервис, где вы ремонтировали машину после аварии. Ну, так знайте, вам запчасти поменяли, но старые-то не выбросили. И уже не выбросят, я от имени закона попросила. А на них следы крови, на бампере, на капоте. Их ведь там найдут, и они совершенно точно не ваши. А также совпадет краска с машины и с одежды на мертвом сутенере. И так далее, это вопрос времени и сбора улик. Вы не продержитесь против них. Надо сознаваться, Анастасия. Мошенничество с имуществом Владимира и покушение на него доказать трудно. Но за убийство Бекаруса вы сядете.
Возможно, Настя и хотела бы что-то ответить, но ее опередили.
– Я не знаю, чем все это закончится, – прозвучал знакомый мужской голос, – но пока что, пожалуйста, все поднимите руки вверх. Володя, ты первый.
В дверях, ведущих через коридор из гостиной в дальнюю комнату, стоял участковый Сергей Яковлев. В руке участкового был служебный пистолет, наведенный в упор на его лучшего друга Владимира Ляшкина.
Глава 18Удачное имя
Настя Ляшкина всегда жалела, что выбрала фамилию мужа. «Как не Мориссон-Ольвибер?» – пролепетала она в загсе, когда что-то менять было уже поздно. «Это по прабабушке. А так – Ляшкин!» – влюбленно улыбаясь, ответил ей жених. И объясняй теперь всю жизнь каждому, что пишется не через «ж». «Ляшкина!» – кричали медсестры в поликлиниках, заведующие в жэках и другие «государевы люди» в других структурах, где принято во всеуслышание позорить людей с неудачными фамилиями. И каждый раз это было как ножом по сердцу и пенопластом по стеклу. Сразу же Насте представлялась нечто жирное, толстомясое, целлюлитное, без лица, в синих прожилках вен. И это теперь была она сама – ужас!
Сыграв свадьбу с Володей молоденькой глупой девчонкой, Настя еще ничего не успела понять о любви, разобраться в том, что вообще по этому поводу чувствует. И, по сути, вышла замуж, словно пожала плечами: «ладно, раз просит!». За великана-красавца, вежливого, деликатного, и, одновременно, дикого и первобытного. А, главное, вызывающего жгучую зависть подруг – на тот момент это было существенной причиной для согласия.
То, что она его не любит, Настя поняла довольно быстро, но ничего при этом в ней не дрогнуло. Ведь никого другого она не любила тоже. Сослуживец мужа, Сережа Яковлев, бывший у них на свадьбе свидетелем, вздыхал по ней давным-давно (это знал и сам Владимир), но ей это было совершенно не нужно. Через месяц брака с Ляшкиным солдафонов-вояк, по разным поводам появлявшихся у них в доме, Настя возненавидела скопом, как класс.
Так они и прожили без малого двадцать лет. Никогда не заводя об этом разговора. Ляшкин был уверен, что все у него хорошо: боготворил жену, обожал дочь, строил планы на служебную пенсию. Настя же провела эти годы в презрении и холодной ненависти к мужу и его окружению.
Переломным стал момент, когда выпивший, комиссованный из-за ранения Сергей заехал к ним домой «повидать Володю», чтобы рассказать другу о своей новой службе участковым. Ляшкина дома не было, поэтому рассказал он все ей. И не удержался – «раскрыл душу». Признался в том, что любит ее давно, и что отдал бы все, чтобы поменяться свою судьбу на ту, которая досталась его лучшему другу. Настя ответила, что над этим можно подумать. Только так, чтобы не начинать потом с полного нуля – все, что было в семье ценного, так или иначе принадлежало Владимиру. Раздел же имущества просто пополам не удовлетворял Настины запросы. В общем, Руслан Беков очень удачно вышел из тюрьмы и переквалифицировался из барыг в сутенеры.
Сергей с наведенным на Владимира пистолетом заговорил:
– Я не хотел этого, Володь. Я предлагал признаться, что мы друг друга любим, и разойтись. Но Настя так придумала. Я решил, ей видней, кто там из вас, что кому должен. Руслан, правда, не ее шантажировал, а меня. А она мне деньги для него давала. И потом ко мне домой их завезла, когда вы мои счета проверяли. А когда я узнал, что его кто-то насмерть переехал… Настя, ты тут, конечно…
– Молчи, дурак! Зачем ты вышел!
Но Сергей ее не слушал, он продолжал говорить с Владимиром.
– Мы просто хотели, чтобы ты ее отпустил ко мне.
– Да нужен ты мне больше всего на свете! Импотент отстреленный… Это он убил Руслана, на нашей машине! – закричала Настя, указывая на Сергея пальцем.
– Настя, не надо… – Сергей мягко попытался ее успокоить. – Зачем так…
Владимир Ляшкин, на секунду повысив голос, перебил перебранку любовников:
– А дальше что, Сереж? Будешь стрелять? В меня? Хорошо. А с ними что сделаешь? – Ляшкин показал на побледневшего Ивана и Гуляру.
– Не знаю, Вов, – было видно, что решение дается Сергею с трудом, но настроен он при этом твердо. – Наверное, так сделаем. Выгребай все деньги, какие есть в доме. Настя, собирайся! Я вас свяжу, потом, через пару суток, сделаю в отделение гудочек, чтобы приехали, освободили. Что думаешь? Нормально?
Владимир, тяжело смотревший на Сергея, заговорил:
– Что думаю? Думаю, что было у меня вас двое. Самых дорогих в жизни людей. И ни одного не осталось. Если бы вы ко мне пришли и все честно рассказали, я бы отпустил. Ты меня знаешь. Не понимаю…
– Чего ты не понимаешь? – резко вставила свое слово Настя. – Что жить с тобой хуже смертной каторги? Сидеть тут, как в музее, ждать тебя с рейдов. Что ты мне дал за эти годы? Чем тут лучше, чем в тюрьме, куда ты свое ворье сажаешь? Ненавижу! И всегда ненавидела! Уйди! Еще один на мою голову влюбленный воин выискался…
Последние слова, начиная с «уйди!», были обращены к Сергею. Отодвинув его с пути, Настя прошла к примостившемуся в углу комнаты барочному комоду.
Выдвинув один из ящиков, Настя достала из него выписанные ей в больнице успокаивающие суицидников таблетки и с хрустом выломала из пластмассовой упаковки цветную продолговатую капсулу. Сергей, чтобы пропустить ее, вынужденно сменил позицию, продолжая, тем не менее, держать на прицеле бывшего сослуживца.
Ляшкин, пользуясь Настиной паузой на прием медикаментов, продолжил мысль.
– Не понимаю, – повторил он. – Я и проституток повидал, и наркоманов, и убийц, и террористов. Много всякой швали. И, конечно, не одобрял всего, что они делали, но понять их мог почти всегда. Поэтому и вежливым с ними был. Ими чаще всего что-то понятное двигало. Хочу денег, хочу власти, хочу кайфа. По-другому получить это не могу, поэтому нарушаю закон. Это неправильно. Но понятно. Но вы двое…Что мне сделать, чтобы понять вас? Можно, Гуляра.
– Можно э… что? – переспросил Яковлев.
Знавший Гуляру исключительно как «следователя Маматову», участковый не понял незнакомого слова. Гуляра же, ввиду того что при перемещении Сергея оказалась чуть сзади него, обрушила ему на голову увесистую фарфоровую вазу, сняв ее с ляшкинского буфета эпохи Ренессанса.
Владимир тут же выхватил у потрясенного Сергея пистолет и смачным ударом в подбородок с грохотом уложил бывшего лучшего друга на пол своей гостиной.
– Всегда мое имя людей в ступор вводит, – гордо улыбнулась Гуляра, доставая наручники. – Случая не было, чтобы не переспросили.
Дело об отравлении командира спецназа Владимира Ляшкина было завершено.
Глава 19Ничего страшного
На следующий день, найдя себе «окно» в неинтересной бумажной работе по заведению дела на Сергея Яковлева и Анастасию Ляшкину, Гуляра по телефону «докладывала» Ивану о расследовании дела Заплаточника.
Работа брошенных на сбор сведений оперативных бригад, наконец, себя оправдала. Дело сдвинулось с места, да оказывается, еще как! Из сопоставления празднований жертвами «красных дат календаря» стали понятны две важные вещи. Во-первых, гости не пересекались между собой никак. Вообще. И, во-вторых, общее у убитых все же имелось – среди полученных ими подарков.
– А что именно? Что, скажи? – нетерпеливо просил Иван.
– Самой интересно, – к его разочарованию ответила Гуляра, – знаю только, что совпадение есть уже по трем девушкам. Скоро обещали отчет, из него узнаю, расскажу.
Иван же, тем временем, тоже обнаружил в компьютере Филиппа нечто весьма интересное. А именно, удалось раскопать последний созданный детективом электронный документ. Вернее даже не документ, а пустую папку для документов под странным для брутального детектива названием – «Ничего страшного». Такой находкой следовало поделиться с полицией. Сделать это не выдавая того, что у Ивана сохранилась нелегальная копия жесткого диска, можно было только одним способом.
Ворча про себя на Черешнина, Гуляра спустилась в хранилище улик и взяла там под подпись «для следственных действий» ноутбук убитого детектива. Теперь ей надо было найти в нем то, о чем говорил Иван, чтобы потом предъявить Шестакову как собственное «открытие».
К удивлению, обычным автоматическим поиском папка не находилась. Ивану пришлось управлять действиями Гуляру вручную. Что с ее знаниями о компьютерных устройствах и файловой системе оказалось совсем непросто.
– На какую штучку жать? – пытала программиста выпускница прокуратуры с красным дипломом. – И не ори, объясняй спокойно!
– «Штучки», Гуляра, на всех устройствах мира давным-давно заменили на шоткаты, – Иван, с его точки зрения, проявлял ангельское терпение.
– Мои поздравления! А теперь переводи на русский.
– Что ты видишь на дисплее? Ты в браузере сейчас? Можешь зайти в корень проводника?
– Куда, куда?
– В эксплорер, Гуляра! Ищи фолдер «Ничего страшного»!
– Это, по-твоему, русский?! И я просила не орать!
Спустя полчаса мучений, так и не достигнув желаемого, «компьютерный красавец» и «безграмотное чудовище» приняли обоюдное взаимоуспокаивающее решение – Иван все покажет Гуляре дома. Ибо на ее крики «Да нет тут ничего! Не умеешь объяснять по-человечески!» уже стали заглядывать коллеги с соседних этажей прокуратуры.
– Все, – поставила Гуляра точку в. – Хрен с ним, с твоим «Ничего страшного», вечером разберемся. Мне Шестакову надо отчет по Ляшкину сдать, что, да как у нас было. Позвоню!