– А я чего-то не понял, что ты поняла, – честно сказал Иван. – Я говорю про ключи от «Домена». Я их в полицию не сдал. Забыл, прости. И мы с Кларой там сегодня были, чтобы Матильдой воспользоваться.
– Чего? – Гуляра почти заплакала, но непонимание того, что происходит, отвлекло ее от этой важнейшей детали любовных разборок. – То есть… То есть у вас с ней … ничего?
– Чего «ничего»? С кем? – спросил в свою очередь Иван. – Мы весь день за Шаманом бегали. То есть за Заплаточником. Вот ты глупая у меня…
Минут пять Гуляра с Иваном потратили на выяснения отношений, сведенных в итоге к тому, что пить и фантазировать надо в разные промежутки времени. Все это время Клара тактично продержалась на кухне, не мешая влюбленным мириться.
– А я тут тоже не только пью, между прочим! – Гуляре было неловко и захотелось оправдаться перед Иваном. – Я «Ничего страшного» изучала.
– Молодец! – похвалил Иван, желая окончательно перевести разговор с нелепой ревности на успехи в расследовании. – Мы тоже нашли кое-что…
– Я решила, что надо его ловить на «живца»! – перебила его Гуляра. – Мы зашлем сотрудницу в салон, чтобы она поставила жучек.
– Какую сотрудницу? – не понял Иван.
– Да у нас есть, – подмигнула Гуляра, – по секрету, настоящие ниндзя! Не то, что я, кабинетная крыса. А пока я заказ тату сделала. Тут у них всё просто. Смотри: вводишь свои данные…
– Что?! Зачем?! – Иван крикнул в ужасе, еще не понимая, чего именно он так испугался.
– Чего ты орешь? – засмеялась Гуляра. – У тебя комп был на странице с татуировками открыт, я и воспользовалась. Уже ответ пришел. Через три недели меня ждут.
Гуляра развернула страницу со своей почтой.
– Вот, в 19.30. Видели, там прикольно как: можно любое место на себе указать…
– Покажи, какую татуировку ты выбрала! Немедленно! – Иван стоял белый, как деревенский снег.
– Да спокойно, псих! Что случилось? Первую попавшуюся. Вот.
Гуляра нажала на кнопку «печать» и из старого струйного принтера, заменить который на нормальный, из 21-го века, у Ивана не хватало то времени, то средств, не спеша начал выползать лист бумаги – с рисунком, разместить который Гуляра пожелала на тыльной стороне шеи, сразу под затылком.
Пока лист мучительно медленно появлялся, с кухни успела подойти и Клара, с разлитым в найденную посуду вином.
Наконец картинка распечаталась полностью. Лист А4 спланировал из лотка принтера на пол комнаты.
Гуляра вопросительно посмотрела на Ивана и Клару, глядевших на рисунок неподвижными широко раскрытыми глазами. Клара выронила на ковер граненый стакан и большую чайную чашку, в которые налила вино. Иван же просто закрыл лицо руками и наугад, не глядя, сел на диван.
Глава 22План
В кабинете Шестакова разразился грандиозный скандал. Попало всем. С опушенными головами перед старшим следователем центральной московской прокуратуры, как провинившиеся школьники, стояли Иван, Гуляра и Клара.
Гуляра накричала на Ивана еще дома. За то, что скрывал от нее пропуск Бориса и, что без ее, и остальной полиции, ведома, незаконно проник на место преступления. Иван накричал на Гуляру за то, что принимает такие решения, ни с кем не посоветовавшись, и на Клару за то, что та вместе с Кузнецовым вовлекла их в такую опасность. Клара накричала на Гуляру, что ничего бы не было, если бы полиция нормально делала свою работу, и на Ивана за компанию с Гулярой – нельзя позволять себе быть настолько жуликоватым, ему ни в чем нельзя доверять. В итоге все, обнявшись, поплакали с полчаса, допивая гулярино вино. После чего отправились сдаваться Шестакову. Покуда ситуация, не дай бог, не зашла еще дальше.
– Я никого кроме себя туда не пущу! – твердо стояла на своем Гуляра. – Это моя идея, и я должна взять на себя всю ответственность!
– Объясните же ей! Она меня слушать не хочет, – умолял Шестакова Иван. – Он же ее всерьез ведьмой считает, он ее точно убьет! Вспомните, как Шаман всю вашу бригаду положил. Мало вам той девушки, которая погибла?
Удивительно, но Шестаков, отметав в пришедших на покаяние все молнии какие у него были, принял сторону Гуляры.
– Она пойдет. Сама выбрала, – сказал он твердо. – А мы прикроем со всех сторон. И со всеми уликами возьмем его прямо на месте. Через три недели ты записана? – спросил следователь Гуляру. – Время подготовиться есть.
– Нет. Нет у нас времени, – вступила в разговор мрачным тоном Клара. – Жертвы пропадали не из салона, и не в те даты, на которые были записаны, а всегда раньше. Он их как-то подкарауливал. Нельзя столько ждать.
– Но круглосуточно охранять ее, так, чтобы никто не заметил, тоже невозможно, – указал Иван на очевидное. – Надо брать его сейчас же!
– Ни одной стопроцентной улики у нас нет. Только косвенные, – Шестаков объяснял Черешнину, как учитель школьнику. – Полагаться только на обыск опасно. Он ушлый, думаю, у него все под контролем, ничего не найдем.
Все замолчали, погрузившись в безрадостные раздумья. Старший следователь прокуратуры, по своему обычаю перемещавшийся по кабинету, словно тигр по клетке, бормотал себе что-то под нос, взвешивая возможные «за», «против», «может быть» и «ни в коем случае». И, наконец, огласил вердикт.
– Сделаем вот что: проведем операцию раньше, – заявил Шестаков, и никто не стал с ним спорить. – В течение трех-четырех суток. Нам нужен кто-то, знающий салон досконально. С кем вы там общались?
Через час в кабинете Евгения Шестакова сидела администраторша Жанна и выплакивала показания на мастера тату Кирилла Корчинова, известного так же под прозвищем «Шаман».
– Хозяевам что? Они в отъезде всегда, дауншифтеры, – сетовала Жанна. – А мне все это разгребай… Полицейские, маньяки, заказы…
Выяснилось, что по понедельникам мастера салона работают только полдня, с обеда до вечера. Все, кроме Шамана.
– Он приходит рано и пашет весь день, – рассказывала администратор. – К нему всегда полная запись. Мастер же.
От Жанны потребовали поменять запись Гуляры на понедельник, на самое ранее время, чтобы она была первой в очереди. Жанна уверила, что проблем не возникнет – переносы бывают часто, никаких подозрений это не вызовет.
Не посвящая администраторшу в излишние детали, Шестаков, тем не менее, запугал ее настолько, что Жанна согласилась бы держать рот на замке не то что трое суток, а до конца существования Вселенной.
С Гулярой обошлись тоже строго.
– Эти три дня просидишь тут, – дал распоряжение Шестаков, имея в виду здание прокуратуры. – Здесь никакой Шаман тебя не достанет. Заодно до блеска отработаем операцию.
Естественно, такое развитие событий не могло обойтись без резолюции Манина. Еле сдерживая рвущееся наружу бешенство, он выслушав доклад Гуляры и предложение Шестакова по поимке Шамана. В целом он согласился с планом – лишь с несколькими принципиальными оговорками: во-первых, подробнейшим образом держать его в курсе подготовки к операции, и, во-вторых, категорически не подпускать более к делу Заплаточника Черешнина и Клару.
– Когда все это закончится, вы просто так не отделаетесь. Нарушение на нарушении! Участие в расследовании непонятно кого. Сокрытие улик. Не соблюдения тайны следствия… – Манин отчитывал Шестакова на весь кабинет, но слова его предназначались в первую очередь Гуляре.
Особенно Манина взбесило, что следствие без его ведома в значительной мере велось по уликам, найденным в материалах Филиппа. По которым им уже давно были выданы четкое инструкции: «не принимать во внимание, ввиду отсутствия перспектив».
– Кто руководит нашей прокуратурой? Частные барыги? Торгаши компроматом? – громко возмущался Манин, под «торгашами» несомненно имея Филиппа, ну и, в меньшей степени, Кузнецова, и Ивана с Кларой.
Повелев докладывать ему о каждом шаге операции, разъяренный Алексей Манин выгнал всех из кабинета прочь и сам вскоре тоже уехал: вероятно, снимать накопленный на ответственном посту стресс.
Подготовка к операции по взятию Шамана с поличным началась. Всем заправлял лично Шестаков, отчитывающийся только перед Маниным. По его указанию был занят малый спортзал прокуратуры, который тут же расчертили согласно плану салона, предоставленному администраторшей Жанной. Затем началась отработка совместных действий всей команды. В нее, кроме Гуляры и Шестакова, входила группа захвата, возглавляемая приходящим в себя после семейной драмы Владимиром Ляшкиным. А также техподдержка, в задачу которой входило обеспечение участников операции связью.
Согласно одобренному начальством плану Шестакова, Гуляра, нацепив на себя чувствительный микрофон, имитировала перемещения по территории «Ничего страшного». Жанна, которую заставили сказаться больной, и не выйти на работу, сидела тут же и подробно описывала внутреннее пространство салона, корректируя, при надобности, действия полицейских.
Гуляра раз за разом проходила путь от входных дверей до кабинета Шамана на третьем этаже, повторяя вслух весь маршрут следования – для того, чтобы остальная команда четко представляла, где она находится в данный момент и куда именно направляется.
– Иду… Смотрю на окна… Захожу… – четко проговаривала в микрофон Гуляра. – Поворот налево… Иду мимо кулера… Дошла до лестницы…Вверх по ступенькам… Второй этаж… Поднимаюсь дальше… Дверь…
– Замечаешь хоть что-то опасное, сразу кричишь кодовое слово, – инструктировал Шестаков. – Давай, выберем какое.
При кажущейся несложности задачи кодовое слово выбирали долго. Варианты, приходившие в голову, казались то дурацкими, а то, вдобавок, еще и труднопроизносимыми.
– Вы мне еще «рододендрон» с «Гибралтаром» предложите! – в сердцах возмущалась Гуляра после шестаковского «Дезавуирована!». – Что-то простое давайте!
В конце концов, остановились на неинтересном, но коротком слове «код», как на максимально близком к самому понятию «кодовое слово».
Ивану все же удалось прорваться к Гуляре, несмотря на строгие запреты Манина и Шестакова. Под вечер воскресенья, когда совершенно измотанная репетициями группа признала бесплодность дальнейшей отработки действий, Гуляра провела его внутрь, выписав пропуск под личную ответственность.