Шестаков отправил всю команду отдыхать и сам тоже собрался ехать домой. В его кабинете, где на принесенной из бабушкиной квартиры раскладушке, уже третью ночь ночевала Гуляра, двое влюбленных вели разговор, которому не имел права помешать никто на свете.
– Ну как ты? – Иван прикоснулся к Гуляриной щеке. – Готова? Я очень боюсь за тебя.
– Готова, еще как, – Гуляра улыбалась, ей хотелось успокоить Ивана. – Не бойся. Мы засекали. Если что-то идет не так, группа прибывает на место за шестнадцать секунд.
– За шестнадцать секунд многое может произойти.
– Я буду осторожна. И еще я буду знать, что меня ждешь ты.
Они обнялись и поцеловались. Одной рукой Иван гладил Гуляру по волосам, другую она держала в своих ладонях.
– Гуляра? – позвал он после недолгой паузы.
– Что?
– Я бы хотел тебе кое-что сказать.
– Говори.
– Я…
Внезапно в кабинете включился свет, и они услышали громкий, весьма знакомый этому помещению голос:
– Это что такое?! Что он тут делает? Гуляра! Нашли время, честное слово!
Шестаков был страшен и суров как всегда.
– Ты понимаешь, чем это закончится, если узнает…? – Шестаков ткнул палец вверх, в направлении прокурорских хором Манина. – Ты понимаешь, что на кону? Немедленно спать! А ты – вон, на выход!
Евгений Алексеевич схватил Ивана железными пальцами за предплечье и буквально выволок из кабинета. Так быстро, что тот едва успел махнуть на прощание рассмеявшейся нелепой ситуации Гуляре.
– Я понял, понял. Отпустите, пожалуйста, – в коридоре попросил Черешнин. – Евгений Алексеевич? Могу я к вам обратиться с просьбой? Я бы тоже хотел участвовать в операции.
– Чего? – Шестаков настолько удивился наглости Ивана, что даже остановился и выпустил его руку из своих клещей.
– В смысле, я могу быть там рядом? – Иван умоляюще смотрел на следователя. – Просто присутствовать?
– Евгений Алексеевич, пожалуйста! – вмешалась Гуляра, которая вышла за Иваном и шефом в коридор. – Пусть он в автобусе со «слухачами» посидит? Он никому не помешает, а мне спокойнее будет. Намного! Честное слово.
Шестаков, готовый, как всегда, взорваться, совершив невероятное для себя усилие, выждал трехсекундную паузу и неожиданно согласился.
– Ладно, – сказал он со своим обычным каменным выражением лица. – Но из автобуса – никуда! Под ногами чтобы не путался.
– Конечно! – радостно согласился Черешнин. – Я обещаю!
– Хорошо. А сейчас вон отсюда. Гуляра – спать! – повторил свой приказ следователь.
Иван обнял Гуляру, поцеловал ее, и с трудом заставив себя разомкнуть объятия, в сопровождении Шестакова направился к выходу. Девушка проводила его взглядом.
Она надеялась, что правильно угадала, какие слова он хотел ей сказать. И это наполняло ее легким воздушным счастьем, без труда поднимающим ее над всеми страхами и тревогами, связанными с тяжелым завтрашним днем.
Жаль только, что Шестаков прервал разговор.
«Ничего. Поговорим, когда все закончится», – подумала Гуляра и, все еще светящаяся после поцелуя, отправилась, наконец, спать.
Глава 23Операция
Шестаков поднял Гуляру в шесть утра. Сам уже полностью готовый, экипированный, вооруженный, деловой и собранный. Сборы и дорога на место проведения операции заняли чуть более часа. Прибыв на место, бригада тут же занялась последними приготовлениями к захвату Заплаточника. Или «Шамана», как к тому времени уже почти все называли подозреваемого в бесчеловечных убийствах мастера тату салонов «Ничего страшного» Кирилла Корчинова.
В автобусе, где уже находился подъехавший спозаранку Черешнин, оперативники-слухачи проверяли качество записи гуляриного голоса.
– Гуляра, скажи что-нибудь, – просил в свой микрофон веснушчатый парень с висящими на шее большими наушниками.
– Говорю! Говорю! – зазвучал в автобусе голос Гуляры. Микрофон, закрепленный у нее на груди, давал отличный сигнал – четкий и разборчивый. – Скоро поймаем этого урода и маньяка. Повторяю. Урода и маньяка. Как слышно?
– Отлично слышно, – ответил веснушчатый, довольный отладкой аппаратуры. Затем, надев один наушник на ухо, вырубил громкую связь и произнес в эфир: – Говорит техподдержка. У нас все ок.
В наушниках, которые так же выдали и Ивану, появился знакомый голос.
– Это Шестаков. Наблюдаю за входом, пока никого. Гуляра, в салон идешь только по моему сигналу. Я прикрываю первым. Группа выдвигается по кодовому слову или моему приказу. Подтвердите. Гуляра?
– Да, я все помню, как отрабатывали, – голос Гуляры был все-таки немного напряженным. – Иду по сигналу. Кодовое слово «код».
– Группа? Володя?
– Подтверждаю, по кодовому слову или приказу, – ответил Владимир Ляшкин, вместе с остальными бойцами находившийся в автобусе спецназа.
С того места, где был припаркован автобус, сам вход в «Ничего страшного» виден не был. Не вызывая подозрений, прямо перед зданием людям в экипировке находится было невозможно. Поэтому, пока компанию Гуляре составлял лишь один единственный Евгений Алексеевич, сидевший вместе с ней в своей собственной машине напротив здания салона.
Микроавтобус технической поддержки стоял еще дальше. Ивану, конечно, очень хотелось перемолвиться с Гулярой хоть словечком, но в посекундно расписанный план полицейского мероприятия вставить его было некуда. По крайней мере, пока. Вмешиваться в процесс смертельно опасной операции с романтическим «передать привет» было слишком неловко.
Но, наконец, образовалось нечто вроде паузы.
– Простите, а нельзя мне… – робко начал Иван излагать свою просьбу «слухачу».
– Нет, – категорически ответил веснушчатый, и Ивану ничего не оставалось, как вернуться на место. Где он и продолжил никому, как и обещал, не мешать.
В эфире вновь появился Шестаков:
– Внимание! Готовность номер один! Идет Шаман!
Иван почувствовал, как у него вспотели ладони.
Техники-спецназовцы, составлявшие ему компанию, никакого видимого беспокойства не проявляли. «Каждый день маньяков ловят, – подумал о них уважительно все больше и больше нервничающий Иван. – Профессионалы…».
– Нас не видит, – продолжал докладывать обстановку Шестаков. – Открывает двери, заходит внутрь. Дадим ему пять минут.
С Иваном, видя, как тот нервничает, поделился налитым в пластиковый стаканчик кофе один из бойцов. Прошло несколько минут, но Черешнин так и держал кофе в руках, не сделав ни глотка. С мгновения на мгновение операция должна была начаться, все ждали команды.
– Все, Гуляра, пора. Начинаем! – прозвучала, наконец, команда старшего следователя.
– Иду, – ответила Гуляра.
– Будь осторожна, но не бойся, мы все с тобой.
– Иду, – повторила Гуляра тем же тоном.
Иван, не замечая того, так сжал пластиковый стаканчик, что кофе пролился ему на руку. Вместе с остальными он слушал, как Гуляра идет к салону.
– Иду… Смотрю на окна… Ничего подозрительного… Десять метров до входа… Захожу…
– Молодец, девочка! Все правильно, – подбодрил ее Шестаков.
– Захожу… Иду прямо… Коридор, поворот налево… Дошла до лестницы. Вверх… Второй этаж… Иду наверх… Третий… Дверь …
Казалось, что успела пройти вечность, хотя на самом деле минуло от силы минуты три.
В голове Ивана, вероятно, в результате работы инстинкта самосохранения, сами по себе стали появляться успокаивающие мысли. «Скоро все закончится. Шестаков и Гуляра арестуют Шамана. Гуляра получит повышение. Ивану заплатит отец Нины. Клара решит свои вопросы. Иван, наконец-то скажет Гуляре те слова, которые накануне не позволил произнести ее начальник. Она ответит «да» и все будет…».
– Код!!! Код!!! Код!!!
Рации всех спецназовцев и наушники внутри автобуса техподдержки взорвались сначала Гуляриным криком, а затем громким голосом Шестакова.
– Вперед!!! Скорее!!! Гуляра!!! Гуляра!!!
Опергруппа сорвалась с места, как стая гончих. Полтора десятка спецназовцев в полной экипировке понеслись к салону «Ничего страшного».
– Я уже внутри! Гуляра! Гуляра!!! – голос Шестакова, орущий в наушниках, пригвоздил Ивана к месту, он замер в полном ступоре, не понимая, как могло произойти то, что сейчас происходит.
Выстрелы. Еще выстрелы.
Иван, очнувшись, оттолкнув сидевшего у двери веснушчатого техника и, не понимая, что делает, выскочил из микроавтобуса.
Черешнин помчался к зданию салона.
– Куда? Стой! – только и успел крикнуть ему в спину рыжий.
Иван бежал, что есть силы, видя как, опережая его метров на пятьдесят, к салону «Ничего страшного» уже подбегает спецназ.
Однако, как только первый боец схватился за дверную ручку салона, входная дверь в оглушительном огненном всполохе слетела с петель. Будто тряпичную куклу она отбросила бойца метров на десять назад, на мостовую.
Тут же дверной проем салона «Ничего страшного» окутали яростные языки пламени, и стало понятно, что этим путем внутрь попасть невозможно. Все окна первого этажа при этом были досадно забраны защищающими от ворья решетками.
По команде Владимира Ляшкина часть спецназовцев помчалась к черному входу, остальные взяли под прицел окна.
Иван увидел лежащую на асфальте рацию с гарнитурой, сорванной взрывной волной с пострадавшего солдата. Лишенный, вследствие бегства из автобуса, возможности слышать, что происходит в эфире, Иван тут же ее подобрал.
Черешнин приложил к уху наушник. В эфире по-прежнему кричал Шестаков.
– Я его вижу! Стоять! Стоять!!! На пол! – орал Шестаков, вероятно Шаману.
– Целься по третьему этажу! Огонь по команде! – отдал приказ голос Ляшкина.
И Иван понял почему. В окне третьего этажа Евгений Алексеевич Шестаков держал на мушке Шамана. Огромного, узнаваемого сразу по своей высоченной широкоплечей фигуре. Одетого в страшную, какие были у южноамериканских индейцев, ритуальную маску, держащего огромный, не меньше метра, мачете в правой руке. Шестаков осторожно наступал на Шамана, держа его на прицеле, а тот, чуть присев, разведя руки в стороны, так же осторожно пятился назад.