– Тшшшшш… – прошипел вслед за щелчком голос хозяина дома. – Оружие… Медленно… В мою руку…
Оказавшись за забором, Шестаков проскользнул мимо крыльца и входной двери и обогнул дом с тыльной стороны. Воспользовавшись окном дальней комнаты, он проник внутрь и бесшумно подкрался, таким образом, к ждущему его у входных дверей Ляшкину, со спины.
– Женя, все кончено, – осторожно, но спокойно ответил Ляшкин, понимая, что шансов в такой диспозиции у него нет. – Ты можешь меня убить, но все кончено. Не надо. Не забирай с собой больше никого. И так слишком много смертей. И девочку, пожалуйста, отпусти.
– Оружие! – зашипел Шестаков громче.
Владимир отдал ему свой 9-тимилиметровый «Грач».
– Ты ничего не понимаешь. Никто не понимает. Я обязан! Это мой долг! Медленно руки назад и сам на себя наручники…
Ляшкин застегнул на своем левом запястье один из наручников.
– Женя, подумай… Я тут не один, ты же понимаешь. Сдайся.
– Молчать! Выполнять команды!
– Женечка, ты с кем говоришь? Ты кушал? – неожиданно раздался надтреснутый, дребезжащий прожитыми годами голос. – Сынок?
Другого шанса могло не представиться. Двинувшись назад, Ляшкин всем весом своей богатырской туши припечатал Шестакова к коридорной стене (заодно раздавив висящий на ней древний телефонный аппарат). Тут же мотнул в его сторону затылком, надеясь попасть в лицо. А затем с разворота, словно металлическим кистенем, стеганул ему в голову пристегнутыми к левой руке наручниками.
Оглушенный нападением Шестаков на мгновение потерял себя в пространстве. Этого хватило Владимиру на то, чтобы, схватив его за руки, в каждой из которых было по пистолету, перекрутить их крест-накрест.
Ляшкин выбил этим приемом оружие из ладоней Шестакова, одновременно бросив противника на пол. Но, сгруппировавшийся ловкий следователь, перекатившись через голову, от броска ничуть не пострадал. Единственное, к своей досаде, теперь он стоял против командира спецназа с абсолютно голыми руками. Впрочем, в таком же положении был и Владимир. «Глок» и «Грач» разлетелись в разные стороны – попытаться поднять хоть один из них не подставляясь, было невозможно.
– Женя, сдайся. Группа сейчас будет здесь, – Владимир не оставлял попыток уговорить бывшего товарища по-доброму. – Тебя убьют.
Но Шестаков, с рассеченного наручниками лица которого обильно текла кровь, лишь свирепо улыбался, словно огромный и опасный дикий кот.
– В борьбе со злом всегда идти до конца! – промяукал он. – Я привык к этому с детства!
– Что ты там устроил Женя? У тебя кто-то в гостях? – мама Шестакова все пыталась понять, что происходит у них в коридоре.
Шестаков бросился на Владимира, обрушивая на его лицо и корпус град хлестких и жестких ударов, ногами и руками. Большинство из них Ляшкину удалось принять на защиту, хотя несколько раз его голова и дернулась от точных и мощных ударов своего соратника по спецназу. Но все же эта яростная атака закончилась тем, что Ляшкин сгреб Шестакова в свои могучие объятия и снова швырнул в коридорную стену – гораздо болезненней, чем в первый раз.
– Стареем, Жень. Раньше бы мне тяжелее пришлось.
Теперь в атаку пошел Ляшкин. Его могучие удары были более медленными, но имели определенное преимущество – чтобы решить исход поединка, капитану достаточно было попасть один раз. И ему удалось это сделать. Отбив очередной контрвыпад Шестакова, командир спецназа всадил ему в грудную клетку такую плюху, что старший следователь прокуратуры оторвался от земли, словно истребитель от палубы авианосца. Пролетев с характерной для реактивной авиации скоростью метра три-четыре, Шестаков так приложился о стену рядом с дверью в подвал, что тут же повалился рядом с ней на пол беспомощным, долговязым кулем.
– Вот так, Женя, – Ляшкин удовлетворенно потер саднящий после полученных ударов подбородок. – Считай, что сдался.
Перевернув поверженного хозяина дома окровавленным лицом в пол, Владимир уселся ему на спину. Рука нащупала рацию:
– Прием! Иван, Вадик? Готово. Я с ним покончил…
Неожиданно, извернувшись на переделе человеческой анатомии, Шестаков сбросил с себя победителя, и, вскочив на ноги, проломил плечом дверь в собственный подвал. Вслед за отлетевшими от косяка обломками дерева, гулко забренчавшими по ступенькам, по лестнице кубарем вниз скатился и сам следователь.
– Стоять! – Ляшкин ринулся вслед за ним.
В подвале все еще находилась Гуляра, и нельзя было допустить, чтобы ее взяли в заложники еще раз. Кроме того, кто знает – вдруг у него там есть еще какое-то оружие?
Шатаясь от принятых ударов и жестокого падения, то припадая на четвереньки, то с усилием приподнимаясь, Шестаков устремился вглубь подвала.
Ляшкин настиг его около самого верстака. И тут же схватил безумца обеими руками в мертвый захват, который должен был с гарантией его обездвижить. Сметая с верстака все на землю, Владимир крепко приложил о его поверхность бывшего коллегу. А затем, для верности, нанес ему еще несколько дополнительных ударов кулаком в голову, чтобы вырубить окончательно.
Шестаков стек по верстаку на дощатый подвальный пол и там затих. Капитан завел руки побежденного за спину и зафиксировал их там пластиковыми стяжками, которые всегда носил с собой, помимо штатных, металлических. Удерживали они не хуже, а весили столько, что в одном кармане умещались путы на всех маньяков мира, не то, что одного Подмосковья.
– Иван? Вадик? – Владимир снова вызвал по рации помощников.
Но через перекрытия подвального помещения сигнал шел неважно. Он расслышал только, что группа спецназа уже подъезжает, во главе с самим Маниным, которого побоялись не поставить в известность.
Ляшкин повернулся к дрожащей Гуляре. Она сидела, забившись в угол так глубоко, насколько это позволяла ей сделать короткая цепь, опустив голову вниз, с завязанными, как и прежде, глазами. Ее плечи тряслись в нервном ознобе: доносящиеся из темноты страшные звуки сражения за ее свободу исчерпали до дна даже ее огромное мужество.
– Сейчас, девочка… Не бойся, это я, Володя, – осторожно тронул ее за плечо Ляшкин, понимающий, что Гуляра в состоянии шока.
Капитан осторожно снял с глаз пленницы повязку. Она тут же зажмурилась – даже тусклый подвальный свет был для нее слишком ярок. В помещении горела лишь электрическая лампа, сброшенная на пол с верстака, да еще немного света поступало от фонаря над лестницей.
– Все кончилось, Гуляра. Все хорошо, – приговаривал Ляшкин, пытаясь отыскать ключи от наручников в собственной амуниции. – Черт, наверное, выпали…
Владимир присел на колено и наклонился, чтобы оказаться на одном уровне с Гуляриным взглядом.
– Сейчас я найду ключи и вернусь, они скорей всего наверху, – сказал он ей, глядя прямо в ее слезящиеся, полные отчаяния, и, наверное, все еще не верящие в свое спасение, глаза.
– Нет, нет! – Гуляра замотала головой.
– Не бойся, не бойся! Все кончено, – Владимир заметил, что глаза девушки буквально расширились от ужаса. – Надо же мне тебя освободить? И себя тоже, – Ляшкин рассмеялся, показав Гуляре наручник, прикованный к его руке Шестаковым.
– Нет! Нет! Он!.. – Гуляра завизжала в полный голос.
Ляшкин не понял, что почти освобожденная пленница смотрит на что-то за его спиной. И что именно это напугало ее до такой степени. Меч-мачете, который Владимир, среди прочего сброшенного с верстака мусора, не заметил на полу, и которым пришедший в себя живучий Шестаков легко перерезал сковывающую его руки пластиковую ленту, пронзил горло капитана насквозь.
Старший следователь прокуратуры, чей вид был демонически страшен – из рассеченной скулы текла кровь, было выбито и обломано под корень несколько зубов, левый глаз заплыл почти целиком – держал в вытянутой вперед руке длинный мачете. Оружие, вошедшее в шею Ляшкина со стороны шейных позвонков, пройдя через мышцы и горловые хрящи, вышло наружу в районе его кадыка.
Владимир цеплялся за жизнь, которой в его огромном теле было еще много. Одной рукой он пытался закрыть рану, а второй шарил вокруг головы и шеи – словно пытался найти и вытащить проткнувший его инородный предмет.
– Прости… – прохрипел он Гуляре. – Прости, девочка…
На Гуляру хлынула кровь командира спецназа, все-таки проигравшего последнюю схватку своему бывшему учителю.
– Там что-то произошло! Что-то случилось! – Иван с Вадимом слышали все, что происходит в подвале, но ориентироваться в происходящем могли только по редким репликам, которые произносил Владимир.
Крик Гуляры, затем ее плач, тишина и слова Ляшкина «Прости…». Явно что-то пошло не так!
От того, чтобы тут же кинуться в дом, Ивана удержал Вадим, помнивший, как тот сбежал от него в прошлый раз у «Ничего страшного».
– Группа уже тут, – сказал он, загородив собой выход из бусика. – Сирены слышишь?
Действительно, к дому уже подлетали машины спецназа, внутри они должны были оказаться самое долгое через минуту. Иван мог опередить их максимум секунд на двадцать, что вряд ли могло помочь делу – он только мешался бы под ногами. Ему пришлось включить терпение на полную мощность и сконцентрироваться на том, что слышно в эфире.
– Он что-то говорит! Что-то еще говорит,… Сделай громче! – Иван приникнул к наушнику, в котором на самом деле прозвучали несколько неразборчивых слов.
Но больше услышать они ничего не смогли.
– Все кончено, говоришь? – прошептал разбитыми губами Шестаков. – Не для всех, Володя. Но для тебя – совершенно точно.
Следователь упер ногу в могучую спину стоящего на коленях капитана и выдернул из его шеи меч. Ляшкин, продолжая что-то бормотать сквозь клекот булькающей в его гортани крови, повалился прямо на Гуляру. Кровь умирающего спецназовца тут же залила ее с ног до головы. Чувствуя это, Гуляра беззвучно зарыдала, не в силах больше сопротивляться поглощающему ее кошмару.
Владимир, сделав исполинское усилие, сумел поднять голову и заглянуть ей в глаза. Как могло показаться со стороны, он просил у нее прощения: за то, что так и не сумел спасти. Ляшкин коснулся Гуляриной щеки и ее волос, провел по ним ладонью, попробовал что-то сказать – она не расслышала. В следующее мгновение силы покинули капитана. Обмякнув, он сполз рядом с Гулярой на пол и там, в огромной, и все еще растущей в размерах, луже собственной крови, затих.