Старший следователь довольно осклабился, обнажив разбитые в схватке с Ляшкиным, все еще кровоточащие, десны и зубы.
В его глазах Иван был не живее, чем обезвреженная ведьма, которую тот явился спасать. Предстояло лишь выяснить: есть ли возможность решить вопрос с матушкой? Конечно же, как любящий сын, он сделает все, чтобы спасти ее. Это понятно. Но если дело пойдет так, что ею придется пожертвовать… Что ж, он согласен и на это. Это его долг. Мама бы поняла, Шестаков был в этом уверен. Именно она, в конце концов, научила его тому, из чего выковался его жизненный девиз и принцип. В борьбе со злом всегда идти до конца.
– Ну, что, Иван. Давай, поговорим о моей матери. Где она?
Не дожидаясь ответа, Евгений Алексеевич нанес Черешнину жесткий удар локтем в центр солнечного сплетения. В это же мгновение атмосфера Земли перестала предоставлять Ивану свои обычные услуги. По крайней мере, с десяток секунд у него не получалось сделать даже самого маленького вздоха. За ударом под дых последовал удар основаниями ладоней по вискам, вслед за воздухом в легких лишивший Ивана еще и света в глазах. Следующий удар, ломающий носовую перегородку, Шестаков нанес своим высоким лбом, вколотив его в наивное лицо «парламентера», со звуком, упавшего в грязь арбуза.
В соседней комнате происходило другое изматывающее противостояние. Открыть сейф у Гуляры никак не получалось. Онемевшие руки не хотели слушаться и никак не могли правильно набрать продиктованную Кларой последовательность. Раз за разом неприятным электронным писком (слава, богу, тихим!) замок сейфа сообщал об очередной неудаче.
Вадим активно подавал Кларе сигналы – что стоило бы поторопиться! Ибо из Ивана в соседней комнате на полном серьезе выбивают дух. Равнодушно и методично – словно пыль из детдомовского матраса. Иван действительно летал по экрану своего компьютера с амплитудой, ограниченной лишь размерами приемной.
– Решил меня шантажировать! Вздумал приказывать мне делать то, что тебе нужно! – Шестаков орал во всю мощность своих закаленных на допросах голосовых связок. – Я тебе сердце через ноздри вырву! Где моя мать, тварь! Говори! У Клары? Или у того дебила в спортивном костюме? Перед тем, как сдохнуть, ты расскажешь мне все!..
Гуляра не поверила ушам! Сейф издал звук, утверждающий, что произошло, наконец, нечто хорошее – словно в викторине угадали правильный ответ.
Боясь спугнуть удачу, девушка нажала на кнопку открытия, она была расположена особнячком, с края, и квадратная панель, утопившись в пол на треть сантиметра, отъехала в сторону. Не веря тому, что это удалось сделать не с миллионной попытки, а примерно с двадцать пятой, Гуляра нащупала пистолет и обойму. Она вставила патроны в рукоятку, сняла оружие с предохранителя и передернула затвор.
Впереди оставался последний этап этого сложного плана по ее спасению. От опаснейшего из маньяков, Шамана-Заплаточника, старшего следователя прокуратуры Евгения Алексеевича Шестакова.
Нужно было его убить.
В школе Ивана Черешнина били редко. Неконфликтный, предпочитающий замолчать обиду, чем доводить ее до открытого противостояния, Иван и драться-то особо не умел. Хотя вряд ли против Шестакова ему бы помогли хоть ежедневные уроки самого качественного мордобоя. Старший следователь вымещал на нем злость за все невзгоды, преследовавшие его с тех пор, как в квартире мертвого детектива появился этот странный понятой, доставивший в последствие столько проблем, что теперь для достижения успеха, возможно, придется пожертвовать своей родной матерью. Он бил Ивана за утаенный компьютер, за вмешательство в дело Брагиной, за выпуск на свободу почти посаженного дворника-киргиза. За унижение перед Маниным, за разрушенную идеальную схему с мастером тату-салона, за побои, нанесенные ему Ляшкиным, за постоянно откладывающуюся казнь ведьмы, в конце концов.
Иван не терял сознание только потому, что Шестаков этого не хотел. Он бил Черешнина так, чтобы ему было очень больно, но не более того. Однако со временем выдохся даже такой специалист, как Евгений Алексеевич. Его жажда крови была отчасти удовлетворена, и можно было сделать паузу перед тем, как утолить ее окончательно.
Присев на корточки, Шестаков за волосы приподнял голову лежащего на полу ничком избитого Ивана.
– Сейчас я пойду и казню твою ведьму, – тяжело дыша, сообщил он поверженному переговорщику, – завершая свой священный долг. Потом я убью тебя. Я сделаю это в любом случае, этого избежать нельзя. Но ты можешь повлиять на то, что произойдет дальше. Я хочу забрать свою маму и уехать отсюда навсегда. Туда, где меня не найдут. Если ты не скажешь мне, где она, перед тем как уехать, мне придется ненадолго задержаться. Чтобы убить Клару и ее сына – я о нем, конечно, в курсе. И немощную бабку Гуляры. Кто знает, а вдруг ведьмы это у них родовое? А также… твою мать!..
Было не понятно, последние слова Шестакова являлись угрозой Тамаре Владимировне или реакцией на то, что он услышал из кабинета Филиппа. Потому что мгновением ранее оттуда раздался оглушительный грохот, похожий на выстрел из чего-то совершенно немыслимого. Гаубицы в кабинете Филиппа Шестаков не приметил, а другого объяснения такому шуму было не найти. С оставленной им без присмотра ведьмой явно что-то произошло!
«Надо покончить с ней немедленно!».
Вырубив Ивана одним сильным ударом кулака в затылок, Шаман вскочил на ноги и поспешил в кабинет.
Гуляра слышала, что происходит в соседней комнате. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы, во-первых, прекратить избиение Ивана, а, во-вторых, заманить Шестакова на выстрел в упор – с завязанными глазами, на что еще она могла рассчитывать?
Выход подсказала Клара. Рядом с диваном, который Гуляра подвинула на место, чтобы снова скрыть сейф, стояла огромная чеканная ваза – больше метра от пола. То ли из бронзы, то ли из чего-то на бронзу похожего – когда-то подаренная офису среднеазиатским бизнесменом, спасенным Филиппом от подмосковных рэкетиров. Поначалу ваза служила подставкой для зонтиков в приемной. Но после того как бизнесмен случайно заглянул к Филиппу «поприветствовать» и страшно разобиделся, увидев, как поступили с его подарком, была с громкими извинениями на глазах дарителя переставлена в кабинет. Где и находилось с тех пор в качестве раритетного офисного декора.
Именно в эту вазу, засунув в ее широкое горло руку с пистолетом, и спустила курок пленница. Выстрел получился такой акустической мощности, что, в придачу к вынужденной «слепоте», чуть не лишил Гуляру слуха.
Влетевший в кабинет Шестаков едва не застал ее врасплох. В последний момент она успела плюхнуться на диван, закрыв телом зажатое в скованных за спиной руках оружие.
Следователь остановился перед ведьмой, прожигая ее бешеными глазами. Сколько, сколько раз он уже проделывал это с ними, но впервые с такой морокой!
Шестаков оглядел кабинет. Откуда прогремел выстрел из неизвестного ему, специалисту, оружия, понять было невозможно.
Он схватил Гуляру за волосы, приподнял и, сделав исключение, впервые заговорил с ведьмой напрямую:
– Что здесь произошло?
Гуляра молчала. Шестаков швырнул ее обратно на диван.
Какая разница. Сейчас все будет кончено. Священный ритуал превратился в какой-то цирк. Нужно быстрее покончить со всем этим.
Шестаков развернулся к столу, на котором лежали маска и меч. Пора было поставить в этой истории точку.
Следователь надел на лицо маску и снова превратился в того, кем себя с гордостью и удовольствием называл – в Шамана. Его рука легла на украшенную разноцветными перьями рукоятку мачете, вырезанную в виде кукурузного початка, с обвившейся вокруг него длинной голодной змеей.
На крыше стоящей напротив гостиницы Клара с Вадимом переглянулись: появится ли шанс лучше – неизвестно.
– Гулярочка, он прямо перед тобой, – проговорила Клара. – Стоит спиной. Развернись и выстрели.
Сжав покрепче обеими руками пистолет, Гуляра извернулась так, чтобы линия огня была примерно в том месте, где по ее ощущениям находился Шестаков.
– Молодец! Стреляй! – скомандовала Клара.
Гуляра нажала на спусковой крючок.
Она стреляла до тех пор, пока в магазине не закончились патроны, стараясь пускать пули «веером», в направлении, подсказанном Кларой.
После выстрелов и нескольких холостых щелчков курка, наступила тишина. А спустя пару секунд Гуляра услышала звук грузно падающего на пол тела.
– Я попала… Попала… Все кончено… – шептала Гуляра, которая не могла поверить в то, что этот почти безнадежный план сработал.
– Гулярочка…. Милая… – услышала она дрожащий голос Клары. – Боже мой…
– Все получилось… Иван! – крикнула Гуляра в надежде поскорее услышать родной голос. – Ваня!
– Будь ты проклята! – раздался возле самого ее уха громкий шепот знакомого и ненавистного ей мучителя. – Вот на этом тебе точно конец, ведьма!
– Ты промахнулась… Гуляра… – всхлипывающая Клара расставила точки над «i». – Гулярочка…
– Нет… Нет… – Гуляра замотала головой, словно в попытке избавиться от наваждения.
И в следующий миг получила мстительный удар кулаком в лицо. Шестаков снова изменил своим правилам – обычно он не причинял вреда невинному телу, захваченному ведьмой. Но сейчас его вывели из себя. Он ударил Гуляру еще раз, уже ногой. Разряженный "ТТ" отлетел в сторону.
«Где она взяла оружие?» – Шестаков был в яростном изумлении.
Чистая случайность, что большинство пуль приняло на себя окно, по которому во все стороны разбежались, похожие на молнии трещины. А также высокая спинка офисного кресла Филиппа, завалившегося по инерции на пол. Именно звук его падения и приняла Гуляра за упавшее тело шефа. Шестакова же, на самом деле, задела только одна из пуль – самая первая. Молниеносно среагировав на атаку, он мгновенно рухнул на пол и ужом отполз к дальней стене, покинув сектор обстрела.
Что-то непонятное происходило вокруг него, в чем не было возможности разобраться сходу.
Да и не станет он тратить сейчас на это время! Технически, чтобы спасти попавшую в рабство к ведьме душу, он должен отделить от тела ту его часть, на которую нанесена татуировка. И нет никакого жесткого правила, что это обязательно должна быть кожа! Отрубить ей голову, например, тоже вполне подойдет.