Мужчина молча помахал ей рукой, не вставая с крыльца.
– Пап! Помоги.
Красавица обошла пикап и отбросила вниз левый борт его кузова. Оказывается, в нем кто-то лежал – долговязый белый мужчина, одетый по-городскому, не подававший никаких признаков жизни, кроме тихих, коротких стонов.
– Дьявол, кто это? Где ты взяла этого гринго?
– Увязался за мной после таверны Фредо. Он из русской делегации.
– К Фредо до сих пор кто-то ходит? Несмотря на те помои, которые он выдает за национальную кухню?
– Только туристы. Я-то туда только в туалет забегаю.
– Если бы они знали, что он во все подмешивает свинячий кал и выдает его за наши приправы… – мужчина сокрушенно покачал головой. – Так что с ним? Налакался?
– Судя по всему. Но, по-моему, у него еще и жар. Свалился прямо мне на руки, посередине разговора. Предлагал жениться, кстати.
– Занесем его внутрь. Дам ему собачьего сала, хе-хе… Пусть прочистит организм. Если небесам будет угодно, за пару дней поставлю его на ноги.
Через пару часов стемнело. Ярко-темная ночь, обычная для субтропиков, заполнила промежутки между силуэтами низких сельских домов, холмов и деревьев, поглотив их до самого рассвета.
Мужчина сидел во дворе, на плетеном соломенном стуле с продранной спинкой, с невысоким стеклянным стаканчиком в руке, в нижней части которого подрагивала налитая на полпальца крепкая, за 60 градусов, кактусовая водка рекуэло. На большом деревянном ящике, заменявшем во дворе стол, осталась неубранная после ужина посуда. Электрического освещения, от одной единственной лампочки на вкопанном посередине двора столбе, вполне хватало, чтобы вместе с луной и звездами сделать наступившую темноту пригодной для работы. Раскрашенная маска Тлалока висела на том же столбе, в ожидании, когда на ней высохнут нанесенные краски.
На крыльцо, потягиваясь и зевая, вышла черноволосая красавица, крепко вздремнувшая после дороги. Она подошла к отцу и, обняв его за плечи, поцеловала в ставшую седой и щетинистой к ночи щеку.
– Поешь. Я приготовил альяку. Возьми на кухне.
– Спасибо. Попозже. Лучше я выпью с тобой рекуэло. Кстати, я привезла тебе брусок змеиного дерева.
– Вот за это спасибо! – пока красавица ходила в дом за вторым стаканом, мужчина громко и искренне порадовался подарку. – Просто так его не достать. А махагони и испанский кедр у меня в печенках сидит! Скучные, никчемные деревья, что про них расскажешь туристам? Другое дело змеиное дерево. Хоть и трудно режется, зато одно название…
Дочь резчика вынесла себе такой же стул и такой же стакан, как у отца, налила себе выпить и уселась рядом с ним, направив взгляд в звездное небо. Отец что-то заметил. Он аккуратно откинул прядь длинных черных волос с шеи дочери, чтобы рассмотреть получше.
– Сделала новую татуировку? – хмыкнул он.
– А что? У тебя самого их полно.
– Мне это нужно по работе. Кто поверит в индейского вождя и шамана, на котором ни одного ритуального рисунка? Смотри! Вот, я придумал новые.
Отец вынул из нагрудного кармана рубашки несколько сложенных вчетверо листков с небрежными, но четкими карандашными рисунками. Девушка с интересом взяла их в руки и, развернув под светом лампы, рассмотрела.
– Прикольные, – одобрила она. – Я бы себе выбрала.
Она положила бумажки на стол, перед светящимся от полученного одобрения отцом.
– Как там мой ухажер?
– Нормально. Все время повторяет русские слова. Что такое «Ведь-ма»?..
– Бруха. Он так называл меня. Но он и по-испански говорит, если что.
– Ага, понятно. Бруха. Что ж! Уж кого-кого, а мужчин ты околдовывать умеешь. Хотелось бы, правда, чтобы кто-нибудь наложил уже чары и на тебя. Желательно из министерства туризма.
– Пап, не начинай! – дочка допила то, что оставалось в стакане, залпом. – Мне надо доучиться в университете. А потом, ты же знаешь, я не собираюсь возвращаться сюда, мучиться с нашим проклятым семейным бизнесом до конца своих дней.
– Как ты можешь так говорить?! – горько воскликнул отец. – А на что мы оплачиваем твою учебу? Бросить все на полпути… Для кого я своими руками строил этот древний храм?
– В который никто не ездит, – дочь поднялась и начала убирать со стола грязную посуду. – На кой черт все это нужно, если это некому продать?
– Нам просто нужно обновить экспозицию. Придумать что-нибудь интересное, шокирующее. С жертвоприношениями, с кровавыми обычаями.
– Папа, – дочь стояла над ним со стопкой тарелок в руках и мягко улыбалась. – Даже самый малограмотный студент-историк разоблачит твои россказни за минуту. Ты так неуклюже их придумываешь… Начиная с того, что ни ацтеков, ни майя на этих землях сроду не было. А араваки вели тихий, мирный, скучный, по-твоему мнению, образ жизни.
Девушка понесла посуду на кухню, а расстроенный отец в раздражении плеснул себе еще водки в стакан.
– Помогла бы лучше, такая умная! – крикнул он ей вслед. – Кому будет интересно слушать о какой-нибудь… Масатеотль? – назвал он первое пришедшее на ум имя из индейского пантеона.
– Чем тебе не угодила богиня цветов и плодородия? – крикнула в ответ с кухни дочь. – Ее чтили и майя, и араваки. Устраивали в её честь празднества и танцы в цветочных масках. Красиво! Теоретически – можно подумать над подобным шоу для туристов…
– О! – отец издал стон искреннего страдания. – Что это, если не смертельная тоска! Да сравни, например, с… Шипе-тотеком! «Владыка со снятой кожей» – вот это звучит! Насылающий слепоту и чесотку, ходящий в куртке из содранной человеческой кожи, зашнурованной на спине…
– Бррр… – вышедшая на крыльцо девушка передернула плечами, как от озноба.
– Или Тласольтеотль! А? – продолжал отец.
– Это ради которой девственницам отрубали головы, чтобы полить кровью ее статую? – за свое детство, благодаря отцу, она познакомилась со всеми странностями поклонения местным богам и многое из этой области помнила.
– Ты путаешь с богиней маиса, – поправил отец, – безобидной Чикомекоатль. Тласольтеотль – это «пожирательница дерьма».
– Фу! Вспомнила.
– Ничего не «фу»! Пожирая дерьмо, она очищала человечество от грехов. На празднике в её честь, кстати, тоже приносили в жертву девушку, из кожи которой потом изготавливали куртку для жреца.
– Святой Иисус…
– А в годы засухи ей приносили в жертву мужчину – привязывали к столбу и метали в него дротики. Капающая кровь…
– Символизировала дождь, я помню, – красавица села обратно за стол к отцу и тоже подлила себе в стакан немного спиртного. – Какой-то пунктик был у наших предков насчет натягивания на себя чужой кожи. Холоднее тогда тут было что ли…
– Ведь-ма… – задумчиво проговорил отец. – Может сочинить что-нибудь из этой серии? Как ты думаешь?
Они не спеша пили и разговаривали еще несколько часов. Вспоминая прошлое и обсуждая будущее – в том числе и их неказистый, приходящий в упадок, семейный бизнес.
– Я спать, – наконец сказала девушка. – Позвони с утра в полицию – его, наверное, ищут. Меня не упоминай, пожалуйста, а то уволят к чертовой матери. Ты же знаешь, сколько сейчас желающих на любое рабочее место.
– Скажу, что нашел на дороге без сознания. Не беспокойся.
На следующий день черноволосая красавица-студентка уехала на учебу в Колумбию, заканчивать последний курс университета в Боготе. Отец же, как и обещал, дозвонился до полиции. Правда, лишь на пятый день. На бесплатном номере трубку никто не брал, а звонить на платный фальшивый вождь индейского племени и жрец построенного им же храма считал для себя невозможным.
Проверенные народные средства постепенно привели гринго в себя. На второй день он смог съесть полтарелки приготовленной хозяином хэрвидо – куриной похлебки с овощами. На третий, на дрожащих от слабости ногах сумел выйти во двор на солнышко. Затем дела с его здоровьем пошли на лад еще уверенней.
Говорил обессиленный гринго мало. В основном, слушал хозяина и кивал головой. Болезнь вытянула из него много сил и не вмешайся со своими снадобьями мнимый шаман, чем бы все это закончилось, неизвестно.
Когда стало ясно, что за гринго скоро приедут, хозяин провел для гостя экскурсию. Показал ему весь храм, и, заодно, благо иностранец сносно понимал по-испански, проверил на нем свеженькую, только что выдуманную для туристов легенду.
Наконец за ним приехали.
«Спасибо, русский!» – кричал вслед увозившему вылеченного пациента автобусу единственные известные ему на этом языке слова отец черноволосой красавицы – поставщицы влюбленных в нее до полусмерти гринго.
Странно, но вместе с отъездом, из ритуального уголка пропала шаманская маска, которую он недавно смастерил для храма. А так же мачете с рукояткой, вырезанной им (с огромным трудом!) из куска редкого змеиного дерева. Рукоять, как и маску, он так же старательно стилизовал под Тлалока – сделал ее в форме обвитого змеями початка маиса. Дополнительно, исключительно для красоты, приделав к ней живописные перья, из хвоста попавшегося под руку амазона.
– Дьявол! – по своему обычаю ругался себе под нос «шаман». – Какому идиоту пришло в голову их стащить? Чертовы мальчишки, которым вечно нечего делать, кроме как слоняться по округе и заниматься мелкими пакостями…
– …слава богу, русские так отблагодарили, что теперь можно потратиться и на новые! – уже спокойно и радостно говорил он вечером того же дня по скайпу своей дочери. – Да! И вот, что я еще придумал: нам нужен сайт в интернете. Со всей этой историей, про ведьм и магические татуировки, которые лишают их силы…
Даже скверная связь не могла скрыть явную досаду дочери. Но отец был непреклонен.
– Не надувай щеки! Ты же учишься на программиста! Тебе что, трудно? Тем более, что история получилась просто шикарная. Гринго, например, слушал очень внимательно. Мне показалось, он от нее без ума.
– Хорошо, пап. Будет тебе сайт, – не стала сопротивляться студентка. – Но дальше ты с ним уже сам, я объясню как.
Удовлетворенный отец с благодарностью воздел руки к небу.