– Какие же вы все, мужики, мудаки! – резюмировала Тамара и неожиданно крепко обняла Елизавету Викторовну. – Все, подруга! Хватит. Мир.
Ошеломленная признанием мужа Шлиппе стояла посередине собственной кухни, как соляной столб. Обвившая ее, словно ласковый спрут, Тамара Николаевна успокаивающе наглаживала родственницу по плечу.
– Миленькая, да черт с ним, отпусти. Мой вон тоже хорош. Мы им попозже обоим устроим, я научу. Сядешь, может? Водички?
– Какая тут водичка… – буркнул Брыкун, исчез на минуту и вернулся с бутылкой коньяка, взятой из собственной квартиры.
Через десять минут он побежал за второй.
Больше Ивану в квартире Беринзонов делать было нечего. Женщины, наплакавшись, сидели, держа друг друга за руки, и безостановочно друг перед другом извинялись. Фантазируя, какого именно рода казни египетские они ниспошлют виноватым во всем на свете мужчинам. Виноватые мужчины, особенно Семен, вели себя тихо и пристыженно, изо всех сил стараясь стать невидимыми.
Ухода Ивана никто не заметил.
– И как ты понял, что это он? – спросила вечером у мужа Гуляра, после того, как он подробно рассказал ей, как провел день.
– Не трудно было, – с тихой гордостью ответил Черешнин. – Ты помогла, кстати.
– Да ладно. Чем?
– Ты, когда в чем-то виновата, глаза прячешь. И руки не знаешь, куда деть.
– Вообще глупости. И что?
– Во-первых, каждый раз, когда говорили о собаке, Беринзон взгляд опускал. А, во-вторых, если предположить, что собака отравилась, но не голубцами, то чем? В квартире, в которой живет микробиолог, проводящий опыты с ядами? Легкий вопрос. В общем надо было всего лишь надавить, он и признался.
После такого разбора Гуляре ничего не оставалось, как признать, что она имеет счастье быть супругой самого головастого детектива современной Москвы.
Поделиться этим неоспоримым фактом стоило еще с одним человеком.
– Привет, Клара! Звоню похвастаться! – бодро начал Черешнин в телефонную трубку. – Покушение на Тамару раскрыл.
– Понятно, молодец, – ответила Клара без особой радости.
– Вот бы и те дела, за которые деньги платят, так же легко раскрывались, да? – хохотнул Иван. – Там все так глупо оказалось…
– Хорошо, я поняла. Потом расскажешь, – перебила его Клара.
– Ты в порядке? – Черешнин что-то почувствовал. – У тебя голос как будто… Клара?
– Суд принял решение, – ответила она через секунду молчания. – У меня забирают Кирилла.
– Как же так? Ты же говорила…
– Банк не дал справку. Не успели. По их новым правилам, оказывается, в течение пяти рабочих дней. Ничего не стали слушать. Я налик в суд привезла, но в таком виде его отказались учесть.
Чем можно поддержать Клару в такой ситуации Иван не представлял.
– Клара, мне очень жаль. Если я чем-то могу помочь…
– Спасибо, пока нечем, – Красовская заговорила решительно. – Выход единственный. Завтра поеду с Владом говорить. Одна. Без адвокатов.
– Возможно, стоило сделать это давно.
– Возможно.
– Удачи тебе, Клара. Все будет хорошо.
– Угу, знаю. Но окей. Спасибо за все. Мне просто не повезло.
Короткие гудки положенной Кларой трубки завершили разговор.
«Всю жизнь мы ищем того, кто не понимает нас меньше других» – думал лежа в кровати Иван Черешнин.
Об этом, так или иначе, были все его сегодняшние приключения.
– Как здорово, что я тебя уже нашел, – прошептал он нежно уже заснувшей на его плече Гуляре.
Глава 19Допросы и аресты
Взяв на себя допрос Минкина, главного врача 225-й московской поликлиники, снятие показаний с ее гинеколога, Ашота Яновича Стибелиса, Бочаров доверил Гуляре.
«Это потому что я беременная?» – вертелась в голове Гуляры шутка в духе ее юморообильного супруга.
Она, впрочем, поручению была только рада. Сорокалетний гинеколог с армянским именем и латышскими отчеством и фамилией вызывал интерес и помимо дела с маньяком. Выглядел он как большинство «Ашотов»: смуглый, носатый, с синеющей на недавно выбритых щеках щетиной. Но обладал при этом характерным прибалтийским телосложением – по росту Стибелис вполне бы мог играть в баскетбол за сборную Минздрава.
– Почему, Ашот Янович, такая профессия? – прямо спросила Гуляра, налаживая доверительную атмосферу перед по-настоящему серьезными вопросами.
– Не мужская, имеете в виду? – добродушно рассмеялся Ашот, с первых же мгновений державшийся легко и непринужденно. – Я и сам над этим думал. Как врач, полагаю, корни в детстве. Мама работала в сельском медпункте, в дикой глуши. Я постоянно рядом, оставить не с кем. А там чего только не бывало: и раны зашивали при мне, и роды принимали. Такое случалось, что не сразу заснешь потом. Но привык. Помню, мне интересно было.
– Понятно, – прокомментировала помощница следователя. – А отец ваш? Прибалт?
– Совершенно верно, Янис Имантович, рижанин, – подтвердил гинеколог. – В командировку к нам приехал, студентом. Напился и с трактора слетел. Мать его выхаживала, так я и появился. Потом они, уже, когда в Москву переехали, развелись. Я его больше не видел. И, слава богу. Мама рассказывала, отец с «трактора» практически не слезал, знаете, – для ясности Стибелис щелкнул себя пальцами по горлу.
– Спасибо, вы откровенны, – отметила Гуляра.
– Да, что тут скрывать? – легко улыбнулся врач еще раз. – Я же через это тоже прошел. Генетический алкаш. Наследственный, по отцовской линии.
– Вы? – удивилась помощница следователя. Симпатичный доктор впечатления алкоголика не производил. – Серьезно?
– Самое главное, когда начинаешь с этим бороться – будь честен с собой, – доктор стал чуть серьезнее, но говорил все равно с улыбкой. – Признай проблему, подробно и в деталях проговори ее вслух. Лучшие специалисты научили, а я много у кого полечился. Вот этого правила во всем и придерживаюсь. Так что спрашивайте, не стесняйтесь – как следователю, вам это на руку.
Стибелис вновь рассмеялся располагающим к себе, добродушным смехом, заставив улыбнуться и Гуляру.
Контакт определенно был налажен. Настала пора переходить к вопросам, напрямую касающимся дела. В первую очередь требовалось выяснить, кто имел доступ к компьютерной базе.
– Строгого контроля не было, – признал врач. – Я, виноват, часто оставлял компьютер в системе. Просто забывал.
– То есть, кто угодно мог заглянуть? – сделала вывод Гуляра.
– Ну почему «кто угодно», – Стибелис не согласился. – Во-первых, только тот, у кого ключ от кабинета. А вот кабинет я всегда запираю, это точно, – заявил он твердо.
– Выходит, мы опять возвращаемся к Обухову. Не уборщиц же подозревать?
Гинеколог скептически пожал плечами, давая понять, что далеко не уверен, в подобном утверждении.
– Я, честно говоря, думаю, вы заблуждаетесь. Дядя Костя маньяк? Не могу себе представить.
– Да? – со встречным скепсисом отреагировала Гуляра. – А одна лишь его кличка, только она хотя бы, вас не настораживает?
Ашот Янович в ответ широко улыбнулся.
– А вы знаете, как он ее получил?
«Прибил кого-то?» – захотелось предположить Гуляре. Как еще заслужить прозвище одного из самых кровожадных киноманьяков?
– Мы всей поликлиникой ржали, – рассказал тем временем врач. – Костя вез образцы крови в соседнюю лабораторию, у нас центрифуга накрылась. И попал в аварию. «Скорая» на боку, половина контейнеров вскрылась. В салоне все в кровищи, включая Декстера. Ну, тогда он еще Костей был. Да у нас у каждого второго его фотка на мобильнике была. Где он с ног до головы в гемоглобине, как Дракула…
Гинеколог искренне рассмеялся, вспоминая картину профессиональных будней.
– Он вообще нормальный мужик, поверьте. А что грубит жестко… Он с зоны привык, там это вопрос выживания, сами знаете.
Гуляра вспомнила, как именно «грубил» санитар, и непроизвольно поежилась.
– Кстати, о фотографиях на телефоне, – продолжила она, раскрывая перед Стибелисом папку с делом. – Полюбуйтесь. Вот что нашли у него на телефонной карточке.
Врач довольно равнодушно осмотрел кровавые снимки. Не было похоже, чтобы они произвели на него хоть какое-то впечатление.
– И что? – спросил он спокойно.
– Как что? Может здоровый человек такое проделать с кем – то?
Стибелис заговорил с ней тоном, каким опытный специалист успокаивает мнительного пациента.
– Судя по всему, вы ошибаетесь в главном. Ничего с этими людьми дядя Костя не «проделывал». Это, скорее всего, пострадавшие, к которым вызывали «скорую».
Гуляра недоверчиво склонила голову.
– Вы не представляете, – продолжал Ашот Янович, – что люди сами себе причиняют. И, по секрету, в любом медучреждении похожие фото у каждого второго сотрудника. А в хирургии у каждого первого.
– Зачем? – Гуляра была поражена.
– Во-первых, чисто поржать, – очень просто ответил врач. – Медики – циничные люди, это общеизвестно. Во-вторых, снимок можно переслать коллеге, проконсультироваться. Или в свободное время посмотреть, чтобы принять решение по операции. И так далее. Понимаете?
– Почему же тогда, как только зашел разговор о фотографиях, Обухов затребовал адвоката?
– Потому что такие фото нам, в принципе, делать запрещено, – Ашот Янович развел руками. – В договоре есть у каждого, отдельным пунктом. Не имеем права без согласия пациента, каким бы дебилом он не оказался, – Стибелис кивнул на снимки, ярко иллюстрирующие правоту его слов. – Тем более Костя простой санитар, то есть снимал не для медицинских целей, явно. Типа, хобби, я думаю.
Гуляра вспомнила, что именно этим словом на допросе Декстер свою страшную коллекцию и назвал.
– Я думаю, нам придется разбираться по каждой фотографии отдельно. Слишком все серьезно, – резюмировала она. – Пока не будет установлен каждый изувеченный, подозрения сняты не будут.
– Понятно, – вздохнул гинеколог. – Да, вот тут он попал. Хорошо, если просто уволят, без исков. Конечно, когда разберутся с тем, что никакой он не убийца.