С Робином Ловелл-Бэджем и Мэтью Портеусом
Сначала Даудна и другие организаторы не хотели приглашать Цзянькуя, но передумали за несколько недель до саммита, когда до них дошли слухи, что он лелеет мечты (или бредовые идеи) о редактировании человеческих эмбрионов. Кое-кто из организаторов решил, что, если привлечь его к работе саммита, у него, возможно, пропадет желание заниматься редактированием зародышевой линии[386].
Получив шокирующее письмо от Цзянькуя, Даудна разыскала номер телефона Балтимора и связалась с ним, когда он выезжал в аэропорт. Они договорились, что Даудна поменяет билет и прилетит в Гонконг на день раньше, чем планировала, чтобы у них было время встретиться с другими организаторами саммита и выработать план действий.
Когда она приземлилась в Гонконге на рассвете в понедельник, 26 ноября и включила телефон, оказалось, что Цзянькуй отчаянно пытался связаться с ней по электронной почте. “Спустя какую-то долю секунды после приземления в аэропорту я получила целую кучу писем от Цзянькуя”, – сказала Даудна Джону Коэну из Science. Цзянькуй ехал в Гонконг из Шэньчжэня и хотел как можно скорее встретиться с ней. “Я должен сейчас же с вами поговорить, – писал он. – Ситуация вышла из-под контроля”[387].
Даудна не ответила ему, поскольку хотела сначала увидеться с Балтимором и другими организаторами саммита. Вскоре после того, как Даудна заселилась в отель Le Méridien Cyberport, где разместились участники саммита, в дверь ее номера постучал коридорный, который сообщил ей, что Цзянькуй просит как можно скорее ему позвонить.
Она согласилась встретиться с Цзянькуем в фойе отеля, но первым делом поспешила собрать часть организаторов в конференц-зале на четвертом этаже. Балтимор уже сидел там вместе с Джорджем Дейли из Гарвардской медицинской школы, Робином Ловеллом-Бэджем из лондонского Института Фрэнсиса Крика, Виктором Дзау из Национальной академии медицины США и биоэтиком Альтой Чаро из Университета Висконсина. Никто из них не читал статью, которую Цзянькуй отправил в Nature, поэтому Даудна показала им полученную от него копию. “Мы спешно собрались, чтобы решить, не исключить ли выступление Цзянькуя из программы саммита”, – вспоминает Дзау.
Организаторы быстро пришли к выводу, что Цзянькую все же стоит выступить. Они даже сочли, что очень важно не позволить ему самому отказаться от выступления. Ему решили выделить время для сольной презентации, чтобы он мог рассказать, какие знания и методы применял при создании CRISPR-детей.
Через пятнадцать минут Даудна спустилась в фойе на встречу с Цзянькуем. Она взяла с собой Робина Ловелл-Бэджа, который был модератором в секции Цзянькуя. Они втроем сели на диван, и Даудна и Ловелл-Бэдж сказали Цзянькую, что хотят, чтобы он в своей презентации пояснил, как и почему решил провести такой эксперимент.
Цзянькуй ответил, что предпочел бы представить заготовленные слайды, не касаясь вопроса о детях CRISPR. Услышав это, Ловелл-Бэдж, и без того обычно бледный, побелел как мел. Даудна вежливо отметила, что Цзянькуй предлагает абсурдную вещь. Он спровоцировал самый громкий за много лет скандал в научном мире и никак не мог уйти от разговора о нем. Казалось, это удивило Цзянькуя. “Думаю, он был не только тщеславен, но и до странности наивен, – вспоминает Даудна. – Он намеренно спровоцировал взрыв, но хотел сделать вид, что ничего особенного не произошло”. Даудна и Ловелл-Бэдж убедили его поужинать с несколькими представителями организационного комитета, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию[388].
Когда Даудна выходила из фойе, пораженно качая головой, ей встретился Дуаньцин Пэй, учившийся в Америке китайский специалист по биологии стволовых клеток, который руководит Институтом биомедицины и здоровья в Гуанчжоу. “Вы слышали?” – спросила она у него. Когда она сообщила ему подробности, Пэй не поверил своим ушам. Они с Даудной были приятелями и регулярно встречались на конференциях, в том числе и на первом международном саммите в Вашингтоне в 2015 году, и Пэй неоднократно заверял американских коллег, что в Китае действуют законы против редактирования зародышевой линии человека. “Я уверял людей, что в нашей системе все тщательно контролируется и лицензируется, поэтому ничего подобного не может произойти”, – позже сказал мне Пэй. Он согласился вечером прийти на ужин с Цзянькуем[389].
Ужин – кантонский шведский стол в ресторане на четвертом этаже отеля – прошел напряженно. Цзянькуй сразу занял оборонительную позицию и даже с некоторым вызовом рассказывал о том, что сделал. Он вытащил ноутбук, чтобы показать свои данные и результаты секвенирования ДНК эмбрионов. “Мы ужасались все сильнее”, – вспоминает Ловелл-Бэдж. Ученые задавали ему вопрос за вопросом: кто-то наблюдал за процессом предоставления информированного согласия? почему он счел, что редактирование зародышевой линии эмбрионов было необходимым с медицинской точки зрения? читал ли он руководства, принятые академиями медицины из разных стран? “Я полагаю, что выполнил все указанные критерии”, – ответил Цзянькуй. Он утверждал, что университет и больница, где он работал, знали о его планах и дали ему разрешение, “но теперь, увидев негативную реакцию, отрицают это, бросая [его] на произвол судьбы”. Когда Даудна перечислила причины, по которым не было никакой “медицинской необходимости” редактировать зародышевую линию для предотвращения заражения ВИЧ, Цзянькуй дал волю чувствам. “Дженнифер, вы просто не знаете Китай, – сказал он. – Быть ВИЧ-положительным – ужасный позор, и мне хотелось дать этим людям возможность жить нормальной жизнью и завести детей, которых у них иначе могло бы и не быть”[390].
Атмосфера за ужином накалялась. Через час на смену слезным объяснениям Цзянькуя пришел гнев. Он резко встал и бросил на стол несколько купюр. Ему грозят смертью, сказал он, и поэтому он отправляется в другую гостиницу, названия которой сообщать не будет, чтобы его не смогла найти пресса. Даудна поспешила за ним. “На мой взгляд, очень важно, чтобы в среду вы рассказали о своей работе, – сказала она. – Вы придете?” Он задержался и согласился выступить, но потребовал, чтобы к нему приставили охрану. Он боялся. Ловелл-Бэдж обещал договориться с Гонконгским университетом, чтобы на саммите присутствовала полиция.
Одна из причин, по которым Цзянькуй держался с вызовом, состояла в том, что, по его мнению, в Китае, а может, и во всем мире его должны были провозгласить героем. Первые китайские новостные сообщения действительно воспели его подвиг. В правительственной газете People’s Daily тем утром вышла статья под заголовком “Первые в мире генетически модифицированные дети, на генном уровне защищенные от СПИДа, родились в Китае”, в которой работу Цзянькуя назвали “эпохальным достижением Китая в сфере технологий редактирования генома”. Однако вскоре произошла перемена в отношении к Цзянькую, поскольку даже китайские ученые выступили с критикой его действий. Тем же вечером статья пропала с сайта People’s Daily[391].
После того как Цзянькуй покинул ресторан, организаторы принялись обсуждать план действий. Пэй проверил смартфон и сообщил, что группа китайских ученых выступила с заявлением, осудив Цзянькуя. Пэй перевел его текст для остальных присутствующих. “Прямые эксперименты над человеком – форменное сумасшествие, – заявили ученые. – Это серьезный удар по мировой репутации и развитию китайской науки, особенно в сфере биомедицинских исследований”. Даудна спросила Пэя, исходит ли заявление от Китайской академии наук. Нет, ответил Пэй, но его подписали более ста ведущих китайских ученых, а значит, заявление носит официальный характер[392].
Даудна и другие присутствовавшие на ужине поняли, что им, как организаторам саммита, тоже нужно выступить с заявлением. Но они не хотели высказываться слишком резко, опасаясь, что Цзянькуй откажется от презентации. Честно говоря, признается Даудна, они действовали не только в интересах науки. Саммит был у всех на устах, все взгляды были направлены на Гонконг, и было бы обидно, если бы Цзянькуй вернулся в Шэньчжэнь и они упустили бы шанс поучаствовать в этом историческом событии. “Мы сделали очень краткое и довольно мягкое заявление, за которое подверглись критике, – говорит Даудна, – но нам хотелось обеспечить, чтобы он все же выступил на саммите”.
Пока Даудна и ее коллеги ужинали, Цзянькуй продолжал реализацию своей продуманной рекламной кампании: видеоролики были загружены на YouTube, статья в Associated Press вызвала массу интереса, а написанный им возвышенный очерк об этике наконец оказался размещен на сайте The CRISPR Journal (хотя позже редакторы его удалили). “Нас всех поразило, что он был довольно молод и любопытным образом сочетал в себе надменность и удивительную наивность”, – говорит Даудна[393].
Ровно в полдень в среду, 28 ноября 2018 года, наконец настало время выступления Хэ Цзянькуя[394]. Модератор секции Робин Ловелл-Бэдж поднялся на сцену. Ему сложно было скрыть свое волнение. Он нервно трепал свои песочные волосы, а очки в роговой оправе придавали ему сходство с Вуди Алленом, только он при этом еще больше был похож на студента-чудика. Еще он выглядел осунувшимся. Позже он сказал Даудне, что накануне так и не смог заснуть. Посматривая в заметки, он призвал собравшихся вести себя прилично, поскольку опасался, что участники саммита ринутся на сцену. “Прошу вас не прерывать его выступление, – сказал он, а затем взмахнул рукой и добавил: – Я сохраняю за собой право отменить презентацию, если аудитория будет слишком шуметь и мешать лектору”. Но в тишине раздавались лишь щелчки фотоаппаратов десятков фотографов, стоявших в задних рядах.