Теперь давайте рассмотрим последний рубеж, самый многообещающий и самый страшный: возможность улучшения таких когнитивных способностей, как память, концентрация внимания, обработка информации, а однажды, вероятно, и интеллект, определение которого остается расплывчатым. В отличие от роста, когнитивные способности дают не только позиционное преимущество. Если бы все были немного умнее, скорее всего, нам всем жилось бы лучше. Даже если бы умнее стала лишь часть населения, это могло бы пойти на пользу всему обществу.
Раньше всего улучшению может подвергнуться наша память, и здесь, к счастью, вопрос решается проще, чем с интеллектом. Память уже улучшили, например, у мышей путем совершенствования генов NMDA-рецепторов в нервных клетках. У человека совершенствование этих генов может помочь предотвратить старческую потерю памяти, а также улучшить память более молодых людей[437].
Возможно, мы сумеем повысить собственные когнитивные способности, чтобы и дальше мудро использовать свои технологии. Проблема только одна – в мудрости. Из всех сложных компонентов человеческого интеллекта мудрость, вероятно, самый трудно постижимый. Чтобы выделить генетические компоненты мудрости, нам, возможно, придется сначала постичь сознание, но я подозреваю, что в текущем столетии этого не случится. Тем временем мы должны задействовать конечные запасы мудрости, выделенные нам природой, чтобы понять, как применять открытые нами техники редактирования генома. Без мудрости изобретательность опасна.
Глава 42. Кому решать?
Твит оказался провокационным, даже чуть более провокационным, чем задумывалось. В нем говорилось:
Мечтаешь стать сильнее? Или умнее? Мечтаешь о ребенке, который будет блистать в учебе или в спорте? Или о ребенке без наследственных #заболеваний? Может ли #РедактированиеГенома человека сделать возможным это и многое другое?
Так в октябре 2019 года обычно сдержанная Национальная академия наук США попыталась спровоцировать “широкую общественную дискуссию” о редактировании генома, о необходимости которой упоминалось на множестве тематических конференций. В твите была ссылка на тест и видео, в котором объяснялось, как происходит редактирование зародышевой линии.
Видео начиналось с того, что пять “обычных людей” наклеивали стикеры на схематический рисунок человеческого тела и представляли, какие бы изменения хотели внести в собственный геном. “Думаю, я хотел бы быть повыше”, – сказал один. Другие желания были такими: “Я хотел бы изменить свою жировую массу”, “Давайте предотвратим облысение”, “Нужно избавиться от дислексии”.
Даудна в этом видео объясняла, как работает CRISPR. Затем показывалось, как люди обсуждают возможность конструирования генома своих будущих детей. “Создать совершенного человека? – размышлял мужчина. – А ведь это здорово!” Другой отмечал: “Хочется, чтобы у твоего ребенка были лучшие качества”. Женщина добавляла: “Если бы у меня была возможность выбрать лучшую ДНК для своего ребенка, я бы точно сделала его умным”. Другие упоминали о своих проблемах со здоровьем, таких как дефицит внимания и высокое давление. “Я бы точно от этого избавился, – сказал один мужчина о своей болезни сердца. – Я не хочу, чтобы моим детям пришлось с этим жить”[438].
Биоэтики в твиттере сразу взорвались негодованием. “Какая ошибка! – написал Пол Нёпфлер, исследователь рака и биоэтик из Калифорнийского университета в Дейвисе. – Кто в пресс-службе Национальной академии наук решил опубликовать этот нелепый твит и ссылку на страницу, где с возмутительным оптимизмом говорят о наследуемом редактировании генома человека и тривиализации идеи о создании дизайнерских детей?”
Твиттер, разумеется, не лучшая платформа для обсуждения биоэтики. Хорошо известно, что в любой дискуссии на онлайн-форумах уже через семь реплик находится человек, который во всем усматривает нацизм. В ветках обсуждения генной инженерии для этого хватало и трех реплик. “Мы до сих пор в Германии 1930-х?” – написал один человек. Другой добавил: “Где можно почитать оригинал на немецком?”[439]
Не прошло и дня, как Национальная академия наук сдала позиции. Твит удалили, а видео изъяли из интернета. Представитель академии извинился за сообщение, которое “вводило в заблуждение, что применение редактирования генома для «усовершенствования» человеческих характеристик считается допустимым или воспринимается легкомысленно”.
Эта поднявшаяся ненадолго буря показала, что призывать к широкому общественному обсуждению моральных аспектов редактирования генома гораздо проще, чем устраивать его. Она также подняла вопрос о том, кому решать, как применять инструменты редактирования генома. Как мы убедились при рассмотрении мысленных экспериментов в прошлой главе, многие вопросы о редактировании генома сложны не только потому, что непонятно, какое следует принять решение, но и потому, что неясно, кто должен его принимать. Как часто бывает в вопросах политики, желания индивида могут противоречить интересам общества.
Большинство важных вопросов морали можно рассмотреть с двух конкурирующих точек зрения. Одна делает акцент на правах личности, личной свободе и уважении к личному выбору. Эта традиция восходит к Джону Локку и другим мыслителям эпохи Просвещения XVII века и признает, что у людей разные представления о благе, а потому государство должно давать им свободу делать собственный выбор, если при этом они не причиняют вред окружающим.
Другая точка зрения рассматривает справедливость и мораль сквозь линзу того, что наиболее выгодно обществу и, возможно, даже целому виду (как в случае с биоинженерией и климатической политикой). К примерам можно отнести требование вакцинировать школьников и носить маски во время пандемии. Акцент на общественном благе в ущерб личным интересам может принимать форму утилитаризма Джона Стюарта Милля, который предполагает стремление к процветанию общества даже за счет ограничения свободы отдельных людей. Он также может принимать форму более сложных теорий общественного договора, где моральные обязательства проистекают из соглашений, заключаемых для создания общества, в котором мы хотим жить.
Сторонники этих противоположных позиций формируют два лагеря в самом фундаментальном политическом противостоянии нашего времени. С одной стороны находятся те, кто хочет дать людям максимум личной свободы и свести к минимуму нормативно-правовое регулирование, налогообложение и вмешательство государства в частную жизнь граждан. С другой – те, кто выступает за общественное благо, предоставление выгод всему обществу, минимизацию вреда, который бесконтрольный свободный рынок может причинить нашей работе и окружающей среде, и ограничение эгоистичных действий, вредящих обществу и планете.
Современные принципы каждого из лагерей были сформулированы в двух важных книгах, написанных пятьдесят лет назад: “Теории справедливости” Джона Ролза, где предпочтение отдается общественному благу, и “Анархии, государстве и утопии” Роберта Нозика, где акцент делается на моральном фундаменте индивидуальной свободы.
Ролз перечисляет правила, которые мы приняли бы, если бы собрались, чтобы заключить договор. По его словам, чтобы удостовериться, что все “справедливо”, нам следует представить, какие бы правила мы разработали, если бы не знали, какое место каждый из нас займет в обществе и какими природными способностями мы будем обладать. Ролз утверждает, что за таким “занавесом неведения” люди решат, что неравенство допустимо лишь в той степени, в которой оно дает выгоду всему обществу, и особенно наименее привилегированным его слоям. В результате Ролз в своей книге признает генную инженерию справедливой, только если она не усиливает неравенство[440].
Нозик, книга которого стала ответом его гарвардскому коллеге Ролзу, тоже вообразил, как из анархии естественного состояния появляется общество. Он утверждает, что вместо сложного общественного договора должны приниматься общественные нормы, которые устанавливаются, когда индивиды совершают добровольный выбор. Его основной принцип состоит в том, что индивидов нельзя использовать для достижения общественной или моральной цели, поставленной другими людьми. В связи с этим Нозик отдает предпочтение минимальному государству, функции которого ограничены обеспечением безопасности граждан и соблюдения договоров, но которое почти не участвует в нормативно-правовом регулировании и перераспределении благ. В сноске он рассуждает о генной инженерии и занимает либертарианскую позицию сторонников свободного рынка. Он утверждает, что не нужно осуществлять централизованный контроль и соблюдать установленные надзорными органами нормы, а нужно открыть “супермаркет генов”. Врачам следует “выполнять (в рамках определенных моральных ограничений) индивидуальные заказы будущих родителей”[441][442]. После того как Нозик написал эту книгу, понятие “супермаркет генов” стало расхожей фразой, используемой как сторонниками, так и противниками идеи о том, чтобы отдать решения в сфере генной инженерии на откуп индивидам и свободному рынку[443].
Нашу дискуссию обогатят две научно-фантастические книги: “1984” Джорджа Оруэлла и “О дивный новый мир” Олдоса Хаксли[444].
Оруэлл описывает мир, в котором Большой Брат, неусыпно следящий за каждым лидер, использует информационные технологии, чтобы централизовать в