В 2020 году организаторы конференции попытались воссоздать его атмосферу в канале Slack и комнате Zoom, которую называли #виртуальный-бар. Они объяснили, что хотят “открыть возможность для судьбоносных знакомств, которая была бы в баре «Блэкфорд»”. Я решил посмотреть на это своими глазами. В первый вечер подключилось человек сорок. Каждый из них неловко представился, словно на коктейльной вечеринке. Затем модератор разделил нас на группы по шесть человек и отправил в отдельные комнаты в Zoom. Через двадцать минут время вышло, и нас в случайном порядке распределили в новые комнаты. Как ни странно, такой формат работал относительно неплохо, когда разговоры сводились к конкретным научным вопросам. Особенно интересными получились дискуссии на такие темы, как техники синтеза белков и создание в компании Synthego оборудования для автоматизированного редактирования клеток. Но никакой непринужденной болтовни, которая помогает сдобрить обычный разговор и поддержать эмоциональные связи, не получалось. Потому что не было ни бейсбольного матча, ни заката, которым можно вместе любоваться, сидя на террасе. Я ушел, посетив две комнаты.
Лаборатория в Колд-Спринг-Харбор была основана в 1890 году. Ее организаторы верили в магию личных встреч. Они привлекали интересных людей в чудесное место и давали им возможности для взаимодействия, включая разговоры в хорошем баре. Красота природы и радость нерегламентированного человеческого общения – мощная комбинация. Даже если люди не взаимодействуют друг с другом – например, как в тот раз, когда восхищенная молодая Дженнифер Даудна встретила стареющую легенду Барбару Макклинток на дорожке, идущей через кампус в Колд-Спринг-Харбор, – им идет на пользу атмосфера, заряженная творческой энергией.
Пандемия коронавируса изменила многое, и все больше конференций теперь будет проводиться виртуально. Это печально. Если COVID не убьет нас, это сделает Zoom. Как отмечал Стив Джобс, который построил штаб-квартиру для Pixar и спланировал новый кампус для Apple, идеи рождаются при судьбоносных встречах. Непосредственное взаимодействие особенно важно на начальном этапе обсуждения идей и формирования личных связей. Как учил Аристотель, человек – социальное животное, и его инстинкт к общению невозможно полностью удовлетворить онлайн.
Тем не менее в том, что коронавирус расширил диапазон нашей совместной работы и открыл нам новые возможности для обмена идеями, будут и плюсы. Ускорив наступление эпохи Zoom, пандемия раздвинет горизонты научного сотрудничества, которое станет еще более глобальным и краудсорсинговым. Прогулка по каменным мостовым Сан-Хуана стала катализатором сотрудничества Даудны и Шарпантье, но технологии Skype и Dropbox позволили им и двум их постдокам на протяжении шести месяцев работать вместе, находясь в трех странах, и расшифровывать CRISPR-Cas9. Поскольку люди уже привыкли видеть друг друга в прямоугольниках на компьютерном экране, командная работа станет более эффективной. Я надеюсь, что в конце концов найдется баланс и вознаграждением за наши эффективные виртуальные встречи станет шанс встречаться лично в таких местах, как кампус лаборатории в Колд-Спринг-Харбор.
По завершении научного доклада Даудны на конференции молодой исследователь задал ей личный вопрос: “Что в самом начале подтолкнуло вас заняться CRISPR-Cas9?” Даудна ответила не сразу, поскольку ученые нечасто задают подобные вопросы после технической презентации. “Все началось с чудесного сотрудничества с Эмманюэль Шарпантье, – сказала она. – Я навеки в долгу у нее за то, что мы сделали вместе”.
Ответ интересный, ведь за несколько дней до этого Даудна сказала мне, как ей горько, что их с Шарпантье пути разошлись как в личной жизни, так и в науке. Она пожаловалась, что по-прежнему чувствует холодность, исходящую от Шарпантье, и спросила, не заметил ли я каких-нибудь намеков на причины этого в наших разговорах. “В истории CRISPR меня больше всего печалит то, что Эмманюэль мне очень нравится, но наши отношения разладились”, – сказала она. В старших классах и колледже Даудна изучала французский и даже подумывала заняться французским вместо химии. “Я всегда представляла себя француженкой, и Эмманюэль в некотором роде напомнила мне об этом. В определенной степени я ее обожаю. Мне хотелось бы, чтобы мы и дальше оставались близки в профессиональной и личной сфере и могли бы вместе наслаждаться наукой и всем остальным, что давала нам дружба”.
Когда она сказала мне об этом, я предложил ей пригласить Шарпантье выступить на виртуальной конференции в Колд-Спринг-Харбор. Даудна ухватилась за эту возможность и через другого организатора, Марию Джасин, предложила Шарпантье выступить с речью в честь Розалинд Франклин или сделать доклад на любую другую тему. Я после этого связался с Шарпантье и посоветовал ей принять предложение.
Сначала она сомневалась, а затем ответила, что в этот период должна виртуально присутствовать на другой конференции. Джасин и Даудна сказали, что позволят ей выбрать день и время выступления, но Шарпантье отказалась. Почувствовав недоговоренность, я попробовал зайти с другой стороны: я предложил ей поговорить со мной и Даудной в Zoom на следующий день после конференции. Я сказал, что хочу включить их воспоминания в заключительную часть этой книги. К моему удивлению, она поддержала эту идею. Она даже написала Даудне, что с нетерпением ждет этого звонка.
В результате мы встретились онлайн в воскресенье после конференции. Я подготовил список вопросов. Но как только Даудна и Шарпантье подключились к звонку, они принялись говорить и обмениваться новостями, сначала немного скованно, как люди, которые давно не видели друг друга, но через несколько минут уже оживленнее. Даудна стала называть Шарпантье уменьшительным именем Маню, и вскоре они уже смеялись. Я отключил камеру, чтобы на экране остались только они, а сам просто слушал.
Даудна рассказала, каким высоким вырос ее сын Энди, дала Шарпантье взглянуть на полученную от Мартина Йинека фотографию его новорожденного ребенка и пошутила о состоявшейся в 2018 году церемонии вручения наград Американского онкологического общества, на которой Джо Байден сказал им с Шарпантье, что не собирается баллотироваться в президенты. Она поздравила Шарпантье с успехом, которого ее компания CRISPR Therapeutics добилась в Нэшвилле, где проходило клиническое исследование нового метода лечения серповидноклеточной анемии. “Мы опубликовали свою статью в 2012 году, а сейчас на дворе 2020-й и кого-то уже вылечили от болезни”, – сказала Даудна. Шарпантье кивнула и рассмеялась. “Нам можно порадоваться тому, как быстро все произошло”, – согласилась она.
Постепенно беседа становилась все более личной. Шарпантье вспомнила начало их сотрудничества, когда они вместе пообедали на конференции в Пуэрто-Рико, прошлись по мощеным улицам и зашли в бар. Она отметила, что часто, встречая другого ученого, понимаешь, что не сможешь с ним работать. Но в их случае все было наоборот. “Я сразу поняла, что мы сработаемся”, – сказала она Даудне. Затем они принялись вспоминать, как полгода круглые сутки работали с помощью Skype и Dropbox, пытаясь разобраться в CRISPR-Cas9. Шарпантье признала, что переживала всякий раз, когда отправляла Даудне фрагменты статьи, которую они писали вместе. “Я думала, что тебе придется исправлять мои ошибки в английском”, – пояснила она. Даудна ответила: “У тебя прекрасный английский, и, насколько я помню, это тебе пришлось исправлять мои ошибки. Писать статью вместе было интересно, потому что мы мыслим по-разному”.
В конце концов они, казалось, наговорились, и тогда я включил камеру, чтобы задать вопрос. “За последние несколько лет вы отдалились друг от друга как в науке, так и в личной жизни, – сказал я. – Вы скучаете по своей дружбе?”
Шарпантье поспешила объяснить, что случилось. “Мы много путешествовали, чтобы посещать церемонии вручения наград и другие мероприятия, – сказала она. – Мы только и делали, что общались с людьми, и свободного времени совсем не оставалось. Отчасти проблема заключалась в том, что мы обе погрязли в делах”. Она с тоской вспомнила ту неделю, которую они провели в Беркли в июне 2012 года, когда заканчивали работу над статьей. “Есть даже фотография, где мы стоим у твоего института, там у меня еще такая забавная стрижка”, – сказала она, имея в виду тот снимок, которым открывается семнадцатая глава этой книги. Тогда они в последний раз получили возможность расслабиться вместе, добавила Шарпантье. “После этого началось безумие, потому что наша статья произвела фурор. У нас почти не осталось времени на себя”.
Услышав это, Даудна улыбнулась и рассказала еще больше. “Дружить мне было не менее приятно, чем заниматься наукой, – призналась она. – По-моему, ты очаровательна. С тех самых пор, когда я учила французский в школе, я представляла, как живу в Париже. И ты, Маню, стала для меня воплощением этой фантазии”.
Напоследок они обсудили возможность нового сотрудничества. Шарпантье сказала, что получила стипендию на проведение исследований в США. Пока COVID не внес свои коррективы, Даудна планировала провести весенний семестр 2021 года в творческом отпуске в Колумбийском университете. Они договорились скоординировать свои отпуска. “Может, весной 2022 года в Нью-Йорке?” – предложила Даудна. “Я буду очень рада встретиться с тобой, – ответила Шарпантье. – Мы сможем снова поработать вместе”.
Глава 56. Нобелевская премия
Девятого октября 2020 года в 2:53 ночи крепко спавшую Даудну разбудила настойчивая вибрация телефона, который она перевела в беззвучный режим. Она была одна в гостиничном номере в Пало-Алто, куда приехала на небольшую конференцию по биологии старения, первое за семь месяцев с начала коронавирусного кризиса мероприятие, которое она посетила лично. Звонила репортер из журнала