[29]. То есть только пройдя ряд идейных метаморфоз, Витте утрачивает налёт славянофильства и решительно вживается в образ государственного деятеля иного типа.
Содержательную уязвимость Витте с лихвой компенсировал решимостью окунаться с головой в дела, а «его непосредственность и отсутствие царедворческих привычек» импонировало Александру III, который видел в этом «внешнее проявление прямоты и искренности»[30]. В деловой хватке чиновника государь смог воочию убедиться в ходе конфликта Минфина с Министерством путей сообщения по поводу строительства железнодорожной ветки Рязань — Казань. На совещание у императора глава финансового ведомства Вышнеградский взял Витте, который помог буквально «размазать» оппонентов[31]. Когда Александр III решил отставить главу МПС А.Я. Гюббенета, то после просмотра ряда кандидатов, изъявивших желание видеть на месте товарища министра именно Витте, он, ни с кем не посоветовавшись, сделал последнего управляющим Министерством путей сообщения[32]. Вышнеградский в душе остался этим крайне недоволен[33]. Кадровое решение императора стало неожиданным ещё и потому, что в МПС Витте ненавидели, а взаимные оскорбления едва не довели его и Гюббенета до дуэли, о чём судачил весь Петербург[34]. Однако это нисколько не помешало Александру III уже в конце 1892 года переместить своего протеже ещё выше — в кресло министра финансов. Причём Вышнеградский, из-за болезни вынужденный покинуть этот пост, уже прямо говорил императору о нецелесообразности такого назначения. Он даже предлагал выделить из Минфина вопросы торговли, таможни, передав их в ведение МПС, т. е. под Витте, а финансы поручить кому-то более подготовленному, но Александр III остался непреклонен[35].
Принимая предложение возглавить ключевое ведомство правительства, Витте прекрасно понимал, какие трудности подстерегают его на этом поприще; должность, дававшая большую власть, могла обернуться полным фиаско. Поэтому он озаботился поиском союзников и прежде всего подумал о близком к Александру III министре двора графе И.И. Воронцове-Дашкове. Этого сановника связывала совместная служба с виттевским дядей Р.А. Фадеевым: когда-то оба начинали на Кавказе адъютантами князя А.И. Барятинского. Затем они не прерывали отношений, обменивались визитами, а Воронцов-Дашков помнил ещё юного фадеевского племянника, боготворившего своего славянофильски настроенного родственника[36]. Витте не скрывал подчёркнутого почтения перед министром двора, часто повторял, что с детства был очарован его «рыцарской натурой»; портрет Воронцова-Дашкова даже украсил кабинет только что назначенного министра финансов на Мойке[37]. Однако надёжной опоры из представителя императорского окружения не получилось. Его активность к середине 1890-х годов резко понизилась, не менее шести месяцев в году он стал проводить в своём обширном тамбовском имении, занимаясь сельскохозяйственными экспериментами[38]. Конечно, граф сочувствовал Сергею Юльевичу, например, содействовал перемещению минфиновца А.С. Ермолова в кресло министра земледелия (для Витте, правда, это больше напоминало избавление от авторитетного сотрудника, нередко выступавшего с критикой)[39]. Но использование Воронцова-Дашкова в постоянном режиме оказалось проблематичным, тем более когда после назначения Кавказским наместником в 1897 году тот вообще отбыл из Петербурга[40].
Главная ставка Витте при Александре III была связана с преемником графа Д.А. Толстого на ключевом правительственном посту министра внутренних дел — И.Н. Дурново. Как подчёркивали современники, тот «пользуется полным доверием государя и каждый день получает более и более влияния»[41]. Его благосклонность Витте завоёвывает тем, что присоединяется к комбинации, имевшей целью сделать главой МПС директора хозяйственного департамента МВД А.К. Кривошеина. Получив назначение в Минфин, Витте «решительным образом» рекомендует своим преемником в путейское ведомство именно Кривошеина, поскольку очень «нуждался в поддержке Ивана Николаевича Дурново»[42]. Эти старания были нелишними и ещё по одной причине. Переезд Витте в Петербург ознаменовался одной неприятной ситуацией, настроившей против него столичный свет. Дело в том, что в киевский период его поддерживал адмирал Н.М. Чихачёв, возглавлявший тогда Российское общество пароходства и торговли (РОПиТ), которому принадлежала Одесская железная дорога[43]; там начинал служить молодой Витте, и Чихачёв ему покровительствовал. Особенно сблизила их Тилигульская катастрофа 1875 года, когда обоих пытались привлечь к ответственности за халатность на линии, повлёкшую гибель людей[44]. Но всё обошлось, и на карьерах того и другого эта трагедия не отразилась. Более того, адмирал с 1888 года встал во главе Морского министерства, а Витте спустя год оказался в кресле начальника департамента Минфина. Чихачёв, довольный этим обстоятельством, даже сватает одну из своих дочерей, коих у него с полдюжины, за Витте. Однако тот женится на Матильде Лисаневич. Негодование адмирала и сочувствующего ему столичного бомонда не знает границ: на репутации оскорбившего почтенного человека, казалось, поставлено несмываемое пятно[45]. С императором вопрос о женитьбе как раз и помог утрясти новый союзник И.Н. Дурново[46]. Но вот с петербургскими верхами, где Витте предстояло вращаться, дело обстояло гораздо сложнее. И здесь он сделал выбор, который в дальнейшем без преувеличения позволил ему состояться как государственному деятелю вопреки неблагожелательному настрою элиты.
В своих мемуарах об этом судьбоносном для себя моменте Витте упоминает сухо: «Я посоветовал государю назначить Сольского, бывшего государственного контролёра, который оставил пост отчасти потому, что с ним был удар, а отчасти потому, что он по политическому направлению подходил больше к направлению Александра II, т. е. был так называемого либерального направления»[47]. На наш взгляд, в этой фразе — ключ к пониманию виттевских успехов на государственной ниве. Речь идёт о должности руководителя департамента экономии Государственного совета — это серьёзная аппаратная позиция: там рассматривались и утверждались сметы всех ведомств. Понятно, что никакой министр финансов не мог полноценно функционировать, не имея поддержки руководителя этой ключевой структуры. У Витте перед глазами был пример Вышнеградского, чей авторитет во власти значительно уступал А.А. Абазе — в то время как раз руководителя департамента экономии Госсовета. Подчёркивая своё привилегированное положение, тот нередко действовал по своему разумению, не считаясь с министром и создавая ему значительные сложности. По свидетельству очевидцев, он из Вышнеградского просто «верёвки вил»[48].
Витте же, не располагавший аппаратными ресурсами, тем более не смог бы противостоять столь мощной фигуре. Более того, отношения между ними стали натянутыми. Причиной послужил уход Гюббенета с должности министра путей сообщения: Абаза стремился, чтобы этот пост занял его протеже М.Н. Анненков, тоже известный в отрасли человек, которому с начала 1880-х годов прочили министерское кресло. Выбранный же Александром III вариант весьма опечалил бывалого аппаратного бойца; он счёл, что выскочка «похитил место», и намеревался «травить» его в высших учреждениях[49]. Перемещение же Витте в Министерство финансов, которым в 1880–1881 годах руководил сам Абаза, не на шутку раздразнило ветерана российской политики. Тот сразу начал вставлять палки в колёса новому главе финансового ведомства. Первый же пакет фискальных законопроектов, с которым Витте вышел через месяц после назначения, подвергся Госсоветом уничижительной критике как непроработанный, а введение некоторых налогов, например соляного, отменённого при Бунге, сочли вообще нецелесообразным[50]. Ситуация для новоиспечённого министра финансов складывалась тревожная, и он приложил максимум усилий, чтобы на этом критически важном посту (главы департамента Государственного совета) оказался другой человек — Дмитрий Мартынович Сольский (1833–1910). Роль Сольского в российской государственной жизни второй половины XIX — начала XX столетия практически никто не считает ключевой, его имя известно лишь узкому кругу специалистов. Справедливости ради отметим: одним из немногих, кто выделил этого человека из бюрократической элиты, охарактеризовав его близким к Витте, стал советский историк И.Ф. Гиндин[51]. Однако сосредоточенный на кипучей деятельности самого Витте, Иосиф Фролович не развил своё наблюдение, из-за чего упустил немало существенного.
Окончив с золотой медалью Александровский лицей, Сольский попал во II отделение Е.И.В. канцелярии (кодификация законов), где прослужил с 1853 по 1867 год, пройдя путь до заместителя руководителя этого учреждения в ранге товарища министра. Его продвижению способствовал главноуправля