[796]). Хорошо известно, что отношения между семьями государя и вел. кн. Николая Николаевича примерно с 1912 года были натянутыми: камнем преткновения стала фигура Распутина, попавшего ко двору как раз благодаря супруге великого князя. И император не без колебаний отказался от командования войсками; при отъезде Николая Николаевича в Ставку даже не приехал на вокзал, прислав вместо себя дворцового коменданта Воейкова[797]. Верховный главнокомандующий не мог не осознавать шаткость своего положения, так что планы Кривошеина по повышению роли Думы пришлись ему явно по душе. Сотрудничество между ними стремительно налаживалось; вместе они дали жизнь общественным организациям для помощи фронту — Земскому и Городскому союзам, ЦВПК, — которые наполнились оппозиционно настроенной публикой. Закономерно, что великий князь быстро превратился и в любимца Госдумы.
Сближению во многом способствовал и тот факт, что Николай Николаевич олицетворял неприятие распутинщины, поразившей, по убеждению многих, российский трон. Кружок Распутина — Вырубовой стал синонимом «тёмных сил» при дворе, против них жаждали объединиться представители прогресса, и поддержка великого князя была как нельзя кстати. Ситуация в чём-то напоминала Великие реформы начала 1860-х годов, когда вел. кн. Константин Николаевич (младший брат Александра II) патронировал либеральные преобразования сверху, но провести прямую параллель едва ли можно — и прежде всего из-за личности самого Николая Николаевича. Мягко говоря, он был далёк от либерализма и даже не пытался поддерживать либеральное реноме: об этом усиленно заботились те, кто был заинтересован изображать из него знамя. А Николай Николаевич действовал в соответствии со своими представлениями: устраивал еврейские гонения в прифронтовой зоне, не стесняясь арестовывать местных раввинов[798]; отдал приказ арестовать известного московского предпринимателя Ю.П. Гужона, позволившего себе избыточную критику военного командования на Промышленном съезде в начале июня 1915 года[799]. Последнее событие буквально потрясло всю Первопрестольную, кинувшуюся вызволять председателя Московского общества фабрикантов и заводчиков[800]. Удивительно, но репутацию того, с кем связывали большие надежды, это никак не испортило.
Прелюдией к образованию Прогрессивного блока стали назначения депутатов на руководящие посты в правительстве весной 1915 года, впервые за всё время существования Думы. По замыслу Кривошеина, это продемонстрирует её возрастающую роль в общей системе власти. Заместителем самого Кривошеина в Главном управлении земледелия и землеустройства стал бывший членом Думы В.В. Мусин-Пушкин, а товарищем министра внутренних дел — товарищ председателя ГД кн. В.М. Волконский. Надо сказать, что эти шаги были чётко выверены опытным царедворцем, коим, без сомнения, являлся Кривошеин. Так, Мусин-Пушкин получил место одновременно с перемещением оттуда графа П.Н. Игнатьева в министры народного просвещения. Предлагая Николаю II данную комбинацию, Кривошеин прекрасно понимал, что она будет воспринята благосклонно: Игнатьев был давно и хорошо знаком императору по совместной службе в Преображенском полку. Более того, родной брат Игнатьева продолжал служить там же. Они оба пользовались особым расположением Николая II: в узких кругах знали, что Игнатьеву дозволено говорить государю вещи, «которых в то время никто себе безнаказанно позволять не мог»[801]. Правда, он, как и многие выходцы из гвардейской среды, «был, в сущности, лишён определённых политических убеждений» и хотел лишь покрасоваться либерализмом и всем понравиться»[802]. Расчёт Кривошеина полностью оправдался, и так прошло первое назначение думца на высокий правительственный пост. Во втором случае, с князем В.М. Волконским, тоже не обошлось без придворной «прокладки». Занимая должность товарища председателя Госдумы, князь не оставлял надежд возглавить МВД. В этом его поддерживал приближённый к Николаю II флигель-адъютант князь В.Н. Орлов — родственник Волконского[803]. К тому же этот депутат с аристократической «прокладкой» давно состоял в дружеских отношениях с младшей сестрой императора вел. кн. Ольгой Александровной, которая покровительствовала ему и «тихонечко приводила» к императору[804]. Зная эти обстоятельства, Кривошеин беспроигрышно переместил Волконского из нижней палаты на пост товарища министра внутренних дел.
Следующим шагом стало удаление из состава правительства пользовавшихся у общественности дурной репутацией ряда министров: военного — В.А. Сухомлинова, внутренних дел — Н. А. Маклакова и юстиции — И.Г. Щегловитова. Кривошеин убеждал в этом императора ещё до начала Первой мировой войны, получив карт-бланш после смены кабинета (конец января 1914 года). Уже в мае ему удалось добиться согласия императора на увольнение вышеперечисленных лиц[805]. Осведомлённые люди говорили: поначалу записка, направленная государю, встретила отрицательное отношение; однако в связи с ширящимся недовольством не только политических групп, но и торгово-промышленного сословия предлагаемые шаги были признаны целесообразными; кадровые изменения намечались на осень 1914 года[806]. Всё это вносило заметное напряжение в работу Совета министров: например, глава МВД Маклаков прервал деловое общение с Кривошеиным и при встрече на заседаниях они не подавали друг другу руки[807]. Разразившаяся война отсрочила отставки, однако дело было благополучно доведено до конца во время боевых действий. Вел. кн. Николай Николаевич также выступил горячим сторонником кадровых перемен. Их приурочили к открытию работы Государственной думы и съездов общественных организаций, призванных демонстрировать единение нации и верхов. Исходя из подобных соображений, общественную организацию — Центральный военно-промышленный комитет — украсили ещё одним членом царской фамилии в лице вел. кн. Михаил Михайловича, ставшего представителем ЦВПК в Лондоне[808].
Однако все эти ходы оказались напрасными, когда Николай II решил лично возглавить войска и отправить вел. кн. Николая Николаевича на второстепенный Закавказский фронт. Часть членов правительства и думцев сочли эту отставку крайне нецелесообразной, но причины возмущения лежали гораздо глубже: император, вопреки разговорам о доверии общества, принял крайне важное решение без совета с министрами, и это было расценено как нежелание утверждать новую властную модель, прислушиваться к мнению общественности. В правительстве начались бурные дискуссии, и оформление Прогрессивного блока, по сути, стало форсированным ответом на неожиданное решение государя. Множились слухи и предположения: мол, Николай II находится под влиянием «тёмных сил». Свита вел. кн. Николая Николаевича даже уговаривала его «во имя спасения отечества» командование не сдавать, а если потребуется, то и арестовать государя; правда, поразмыслив сутки, великий князь отказался от этой затеи»[809]. В свою очередь Николай II выразил возмущение играми вокруг правительства общественного доверия, найдя перемену государственного управления в военных условиях невозможной[810].
Наибольшее недовольство, как вспоминал министр финансов П.Л. Барк, вызвал раскол в кабинете министров: невозможно представить, сказал император, чтобы в полку часть офицеров обратилась к командиру с ходатайством об увольнении своих товарищей. Эта аналогия между Советом министров и полком Барка как представителя либерально-финансовой бюрократии удивила: он не ожидал, что государь приравняет солидарность среди членов кабинета к корпоративному духу военной среды[811]. В результате реформаторские усилия потерпели полное фиаско: целая группа министров была вынуждена покинуть кабинет. Можно сказать, что Кривошеин не сумел выступить в той роли, которую в начале XX столетия сыграл Д. М. Сольский. Тогда, пусть и с трудностями, но удалось осуществить чаяния не одного поколения и приступить к реформированию политической системы, однако следующий этап оказался неудачным. Добавим, что Кривошеин ещё лелеял какие-то надежды, например, осенью 1916 года он убеждал минского губернатора князя В.А. Друцкого-Соколинского, что время его правительства просто «ещё не настало», и предложил тому пост министра земледелия в своём будущем кабинете; губернатор отнёс это на счёт оскорблённого самолюбия бывшего царского фаворита[812]. Обиды на Николая II у Кривошеина звучали явственно: нежелание эволюционировать в сторону парламентской монархии он объяснял тем, что император так навсегда и остался учеником Победоносцева[813].
Провал форсированно установить парламентскую модель управления повлёк за собой размытие финансово-экономической бюрократии как главного субъекта модернизации страны. После бурных внутриполитических событий лета 1915 года представители реформаторского крыла оказались деморализованными, утратив инициативу в кадровых назначениях. Любопытно, что Николай II всё же совершил то, чего от него так настойчиво добивались. Впервые в российской истории на министерских постах оказались представители законодательных учреждений, правда из правых фракций. Князя