[1351] Кстати, в фонде горемыкинского Особого совещания о мерах к укреплению крестьянского землевладения (1905) содержатся материалы о кустарной промышленности. В частности, обширный доклад члена совета МЗиГИ, председателя кустарного комитета князя Ф.С. Голицына с ключевой мыслью: «Нигде фабрика не приносит столько вреда, как в России, стране земледельческой»[1352]. В годы столыпинской реформы Ермолов, назначенный в Госсовет, тесно сотрудничает с А.В. Кривошеиным. Встав во главе ГУЗЗа, тот с энтузиазмом воспринял идею промышленности, опирающейся на сельское хозяйство, кустарные промыслы, а не насаждаемую сверху[1353]. Кривошеин принимает эстафету проведения съездов кустарей. Интересно, что их организатором также становится кривошеинский родственник по линии жены Сергей Морозов (родной брат погибшего Саввы Морозова).
С трибуны этих форумов звучит: экономическая доктрина о неизбежности поглощения мелкого производства крупным неверна, за некоторыми исключениями. Деревообрабатывающая, прядильно-ткацкая отрасль, создание земельных орудий и техники — вот те сферы приложения народного труда, в которых промыслы постепенно трансформируются в серьёзное производство[1354]. У него неоспоримое преимущество: лучшее знакомство со вкусами и нуждами местного потребителя. С целью более широкого доступа кустарей к кредиту поддерживаются инициативы по созданию Московского губернского кустарного банка, по расширению действующей аналогичной структуры в Перми[1355]. Кривошеин всячески подчёркивает: выросшая из кустарных промыслов промышленность — национальна[1356]. В первую очередь это выгодно характеризовало Московский промышленный регион, исторически выросший на ресурсах внутреннего рынка с большой долей производства товаров народного потребления. И ныне, по замыслам устроителей съездов, следовало идти таким естественным путём: в ход запущен термин «наша промышленная деревня»[1357]. В качестве почётного гостя на съездах присутствовал Ермолов, чьи заслуги в выработке такой политики признаны неоценимыми[1358]. На повестку дня вставала дилемма: «механическое насаждение или «органическое развитие», что отражало разные пути промышленного развития[1359]. Развернувшаяся накануне Первой мировой войны дискуссия во многом предваряла те политические баталии 1920-х годов, когда уже в советских верхах будут «ломаться копья» вокруг приоритетов НЭПа.
Модернизация сельского хозяйства зависела не только от крестьянского переустройства, кооперативных импульсов, но и от реализации инфраструктурных программ, что требовало серьёзных капиталовложений. Бюджет сельскохозяйственного ведомства за 1908–1914 годы увеличился с 37 до 146 млн рублей[1360]. По сравнению с недавним прошлым это были беспрецедентные суммы, даже в Госдуме отмечали, что ассигнования по отдельным статьям приближались к европейским показателям[1361]. Конечно, для отечественной сельской отрасли даже такие расходы оставались недостаточными, чего, кстати, никто не отрицал. Выход виделся не только в мобилизации бюджетных источников, но и в привлечении иностранного капитала, чтобы с его помощью покрывать значимую часть потребностей. Например, оросительные работы в Туркестане и в Закавказье, о чём ГУЗЗ проявляло повышенные заботы; от этого зависело снабжение сырьём текстильной отрасли. В качестве инвесторов Кривошеин усиленно лоббировал московских купеческих тузов, что в глазах Минфина не выглядело оптимальным. Последние не могли быстро аккумулировать нужные суммы, а главное, не обладали соответствующим опытом. Поэтому для организации этого дела рекомендовали американского предпринимателя Дж. Гаммонда, с успехом орошавшего пустыни США и Мексики; его имя было известно в международном аграрном бизнесе, финансовых сферах. Правительство предложило ему провести исследования среднеазиатских территорий, что тот согласился сделать за собственный счёт. В случае же благоприятных итогов просил предоставить ему земли для разработки, причём в равных долях с теми, кто не затратил на экспедиции деньги и труд[1362].
Однако это не произвело на Кривошеина ровно никакого впечатления. Несмотря на рекомендацию Минфина, он обратился в МИД с просьбой запросить у нашего посольства информацию о фирме Гаммонда[1363], одновременно начав интригу против выгодного, казалось бы, предложения. Главным козырем стала борьба с зарубежным засильем в экономике. Кривошеин развил мысль: участие иностранцев в оросительных предприятиях связано с долгосрочной арендой или правом собственности, к чему следует относиться осторожно. Нужно видеть разницу между иностранными подданными и АО, с одной стороны, и русскими товариществами, куда входят иностранцы, — с другой. Для первых любое участие в оросительных делах «должно быть вовсе запрещено», а вот вторых можно допускать. Несложно догадаться, что под последними подразумевались московские купеческие фирмы[1364]. В письме в Министерство юстиции начальник ГУЗЗа резюмировал: «Участие иностранных капиталов более целесообразно было бы допустить в других, менее благоприятных и привлекательных для частных предпринимателей местностях»[1365]. Наблюдая за всем этим, Коковцов недоумевал: стоит только начать переговоры с каким-либо крупным иностранным инвестором, «как перед нами становится в виде обвинительного акта грозный призрак распродажи России»[1366]. Министр финансов вопрошал, как мы собираемся расширять площадь наших хлопковых посевов: эти работы сопряжены не только с большими деньгами, но и с огромными знаниями. Деньги так или иначе можно найти, но со знаниями у нас дефицит, без них мы крупных шагов в этой области не сделаем[1367].
Аналогичная ситуация создалась и в ходе дискуссий о постройке элеваторной сети, необходимой для успешной хлебной торговли. Государственный банк уже давно осуществлял в этой сфере крупные операции, но не мог в должной мере следить за сохранностью зерна, отдаваемого в залог под выдаваемые ссуды, что нередко вело к злоупотреблениям. Расширение кредита требовало надёжных зернохранилищ, а значит, серьёзных капиталовложений. Чтобы снизить бюджетную нагрузку, Минфин предложил разделить затраты с тем же американским предпринимателем Дж. Гаммондом, который уже запустил элеваторную сеть в США[1368]. По утверждённому правительством плану он брался возвести объекты, после чего элеваторы переходили в российскую собственность. Для их эксплуатации планировалось учредить акционерное общество, где 55 % находилось у государства, 20 % поступило бы в свободную подписку, а 25 % доставалось непосредственно подрядчику, в расчёт за произведённые работы[1369]. Но на пути переговоров вновь встал Кривошеин, хотя интересы московского купечества на сельскохозяйственной ниве были невелики. В оросительных проектах он сорвал сделку с Гаммондом, прикрываясь авторитетом Столыпина, однако после гибели премьера методы Александра Васильевича несколько изменились. Теперь он делал ставку на Госдуму: многообещающий «роман» с нижней палатой развивался у него стремительно. Ряд депутатов посчитали планы Минфина не отвечающими государственным интересам и потребовали участия в важном деле земских учреждений; соответствующий законопроект внесён думцами в марте 1912 года[1370].
В результате имя Дж. Гаммонда перестало встречаться в совещаниях о постройке элеваторной сети[1371]. Между тем земские деятели, на чью «созидательную мощь» был расчёт, уклонились от участия в этом деле. Их не заинтересовало даже льготное кредитование со стороны казны: они не пожелали погружаться в производственные хлопоты, обещавшие быть весьма обширными[1372]. В итоге эти заботы легли на Государственный банк — минфиновскую структуру, чей устав не предусматривал подобного строительства. Тем не менее Госбанк мог вести комиссионные операции как неотъемлемую часть системы зернохранилищ, принимать зерновые бумаги-варранты, по аналогии с процентными бумагами, имел тесные отношения с учреждениями мелкого кредита, связанными с хлебными заготовками[1373]. Поручить же это дело Министерству земледелия или торговли и промышленности правительство сочло невозможным: одно ведомство оказалось бы на стороне производителей, второе — скорее всего, поддержало торговцев. Госбанк в этой ситуации выглядел самым нейтральным: ему легче было согласовывать различные позиции[1374]. Определение Госбанка в качестве оператора постройки элеваторной сети Коковцов решил провести в исполнительном порядке, что ему было несвойственно. Если бы издержки на сооружение, как пояснил министр финансов, относились к расходной смете, тогда без законодательных учреждений не обойтись. Однако данное строительство является активной операцией: при выдаче ссуд под хлеб будет удерживаться некоторая сумма в погашение произведённых расходов