сведений о торгах и промыслах, взимание недоимок и т. д.)[1590]. Этот документ свидетельствовал о намерении правительства всемерно расширить круг участников товарно-денежных отношений.
Однако предложенной предпринимательской свободой воспользовались далеко не все. Характерно, что купеческое сословие в 60-70-х годах XIX века стало пополняться в основном за счёт зарубежных предпринимателей. Начиная с 1860-х страницы «Полного свода законов Российской империи» пестрят уставами учреждённых иностранцами товариществ и обществ в разных отраслях промышленности[1591]. Даже в Москве за первые два десятилетия после отмены крепостного права среди включённых в первую купеческую гильдию числилось 60 иностранных подданных, 10 дворян и всего только 8 выходцев из крестьян[1592]. Получается, что местная предпринимательская активность уступала наплыву зарубежных дельцов. Конечно, здесь сказалось упразднение в 1863 году наиболее массовой третьей гильдии: ведь сразу повести крупное дело довольно трудно. Так или иначе, появление новых купцов, выросших на ресурсах внутреннего рынка, практически прекращается, позиции же известных фамилий закрепляются. С этого времени верхи торгово-промышленного сословия становятся гораздо менее подвижными, чем в дореформенный период; одновременно и купеческое звание теряет свою привлекательность[1593]. С другой стороны, эти процессы завершили формирование мощного купеческого клана, группировавшегося вокруг Москвы. Расширение иностранного присутствия действовало на представителей этого клана удручающе, поскольку здесь рассматривали внутренний рынок как свою исконную вотчину, где не должны хозяйничать чужаки.
Наиболее крупное столкновение купеческой элиты и иностранных деловых кругов произошло в ходе приватизации Николаевской железной дороги (1868 год). На этот прибыльный актив претендовали Московское товарищество, куда вошёл весь цвет купечества вместе со славянофильской интеллигенцией, и Главное общество российских железных дорог, учреждённое в Париже французскими финансистами и царскими придворными кругами. Продажа Николаевской дороги имела не только экономическое, но и общественно-политическое значение. В этом были уверены прежде всего участники товарищества: для них речь шла не столько о конкретной хозяйственной проблеме, сколько о направлении, по которому должна развиваться отечественная промышленность. В записке, направленной в правительство, говорится: «Русская предприимчивость не имеет в своём Отечестве поля, на котором она могла бы разрастись и развиваться. Все современные предприятия России, организуясь на иностранные капиталы, подпадают неизбежно под влияние иностранцев или руководимы ими, питают их промышленные силы и им несут свои прибыли и доходы…»[1594]. Однако правительственные верхи и император Александр II сделали всё, чтобы прибыльный актив достался Главному обществу российских железных дорог. Такое решение мотивировалось необходимостью поддержать стоимость акций этого предприятия, чему способствовала сделка с этим крупным транспортным активом[1595]. Возмущение сторонников Московского товарищества не имело пределов. М.Н. Катков на страницах своего издания сожалел, что «дело пришлось решить не в пользу Русского Товарищества», и высказал пожелание, чтобы лица, составившие его, «не покинули своё намерение послужить железнодорожному делу в России»[1596]. И действительно, «этим лицам» пришлось довольствоваться менее привлекательным: основные концессии получали те, кто был тесно связан с европейскими финансами и биржами; купечество при дележе могло рассчитывать лишь на менее привлекательные активы. В качестве компенсации правительство не стало чинить предпринимателям из народа препятствий в приобретении Курской железной дороги, и в 1871 году право на эксплуатацию этой ветки перешло под контроль московской группы[1597]. В целом же власти с большой долей скепсиса относились к стремлению крупного купечества предстать в роли локомотива экономики, считая их квалификацию и уровень образования совершенно недостаточными.
В 1870 году состоялся Петербургский торгово-промышленный съезд — столичная буржуазия легко получила на него высочайшее дозволение. Это был первый в истории страны крупный публичный форум, устроенный предпринимательскими кругами. Вскоре московская группа решила последовать их примеру и инициировать дебаты о нуждах торговли и промышленности на собственном съезде. В конце 1871 года к работе приступил распорядительный комитет по устройству мероприятия. Купечество Центрального региона буквально завалило комитет предложениями[1598], так что Обществу для содействия русской промышленности и торговли пришлось их ограничивать, чтобы повестка дня не оказалась сильно перегруженной. Наконец в мае 1872 года ходатайство о проведении съезда (на тех же основаниях, на каких был разрешён петербургский) поступило в Министерство финансов. Однако там после знакомства с программой и списком участников пришли к заключению, что намечаемый разговор несвоевременен, так как не может иметь практической пользы. Все перечисленные вопросы планировалось обсуждать в Государственном совете, а потому просьба осталась безрезультатной[1599]. От московского купечества просто отмахнулись.
Всё изменилось в начале 1880-х годов. Воцарение Александра III знаменовало собой сворачивание частного железнодорожного строительства, усиление таможенного протекционизма и т. д. Эти меры отражали общую корректировку модернизационных подходов в российских верхах. Разочарование в либеральном эксперименте, продвигаемом Рейтерном, естественным образом активизировало патриотические силы. А это, в свою очередь, означало, что пробил час русского купечества. Сложившаяся ситуация вдохновила его представителей, и теперь они жаждали продемонстрировать свои конкурентные преимущества, о которых столько говорили. В этом контексте совсем иначе зазвучала тема иностранных инвестиций, которые препятствовали раскрытию творческих сил местного бизнеса. Пробным камнем стала борьба с Русско-американской компанией, намеревавшейся построить сеть элеваторов, чтобы снизить затраты на транспортировку зерна, идущего на экспорт. По значимости это дело можно сравнить с приватизацией Николаевской железной дороги в 1868 году (о чём говорилось выше).
Русско-американский проект продвигал министр финансов Н.Х. Бунге. Сам он приветствовал крупные инвестиционные вложения в российскую экономику, но в этом деле должен был заручиться поддержкой Государственного совета[1600]. Купечество в лице Московского биржевого комитета и его политические союзники выступили резко против учреждения компании с иностранным участием. Газета «Московские ведомости» в пух и прах разнесла проект, отбросив представленные экономические расчёты. Издание предлагало сосредоточиться не на цифрах, а на том, в чьё полное распоряжение перейдёт хлебная торговля: этот исконно русский бизнес получат иностранцы, тогда как местным предпринимателям придётся довольствоваться теми крохами, которые Русско-американская компания пожелает им выделить. Слушания в Госсовете были названы в передовой статье «торгом со своей совестью»[1601]. А на возражение сторонников проекта, что, мол, в правлении компании присутствуют не только иностранцы, многозначительно замечалось: «между русскими подданными есть всякие»[1602]. Тем не менее большинство на общем собрании Госсовета проголосовало за Русско-американскую компанию (33 человека), против — только 8. Зато к её противникам присоединился сам государь император. Он выразил недоумение, каким образом это дело вообще дошло до Госсовета, и назвал представление Минфина «очень легкомысленным»[1603]. В результате Александр III утвердил мнение меньшинства, отметив в своей резолюции, что подобная коммерческая инициатива опасна для России. Эпизод с Русско-американской компанией стал вехой на пути минимизации иностранных инвестиций, а также первой серьёзной трещиной в отношениях императора и его министра финансов. Лишь благодаря усилиям государственного секретаря А. А. Половцова высочайшую резолюцию решили не обнародовать, чтобы не бросать явную тень на Бунге[1604].
Менее чем через два года тот, к большому удовлетворению патриотических сил, покинул ключевой пост в правительстве. С 1 января 1887 года ведомство возглавил И.А. Вышнеградский — креатура русской партии. Первым делом он посетил Нижегородскую ярмарку, где стал почётным и желанным гостем. Обращаясь к нему, председатель ярмарочного комитета П.В. Осипов заявил: русское купечество «знает, какое знамя поднято вашим высокопревосходительством и по какому пути решили вы вести русское государственное хозяйство»[1605]. Именно Вышнеградский принимает решение о резком повышении таможенных пошлин: они становятся самыми высокими в Европе. Чтобы обосновать этот шаг, из столичного Технологического института, где ранее трудился новый министр финансов, была приглашена группа профессоров во главе с Д.И. Менделеевым, которому поручалось выработать ставки по тарификации хозяйственных отраслей. Его обширную записку получили для заключения биржевые комитеты — там демонстрировали полную готовность упрочить таможенную систему страны