е кредитного, уподобившись бумажным деньгам. Чтобы остановить поступление в Россию обесценившегося серебра, способного ослабить прилив жёлтого металла, правительство в 1894 году ограничило приём серебряного рубля, впервые выразив недоверие к нашим старинным деньгам и отав предпочтение золоту как денежному капиталу[1696]. Этот переход от предполагаемого биметаллизма к золотому стандарту значительно сузил рамки финансового маневра.
И тем не менее предпринятые финансовые преобразования имели в целом поистине революционное значение: они вводили Россию в систему международного денежного оборота, а следовательно, снимали препятствия для циркуляции капитала по всем развитым странам. Купеческая буржуазия очень скоро уяснила, куда ведёт дело преемник их любимца Вышнеградского: Витте не просто выступал за индустриальное развитие, ведущую роль он предназначал банковским структурам, чьи возможности были связаны с иностранным капиталом. Характерно, что ключевым советником Витте в тот период стал глава Петербургского международного банка А.Ю. Ротштейн, которого называли «главнокомандующим всех соединённых сил столичной биржи и банков»[1697]. Он стоял во главе дельцов, ратовавших за скорейший переход на золотой рубль, т. е. за широкий приток иностранного капитала, ставку на который традиционно делали петербургские банки. Но главное, что открытие международных финансовых рынков явно пришлось по вкусу самому императору. Как передавал министр внутренних дел И.Л. Горемыкин, государь был недоволен критикой перехода на золотую валюту и говорил, что на месте самого Горемыкина он уже давно принял бы меры против всей этой болтовни[1698]. Правда, позиция Николая II не была глубоко продуманной. Молодой император, пока мало знакомый с финансовыми тонкостями, не имел ясного понятия о том, полезна или вредна предполагаемая денежная реформа[1699]. И когда Витте утверждал в своих мемуарах, «что Россия металлическому золотому обращению обязана исключительно императору Николаю II», он явно преувеличивал[1700]. Точнее будет сказать, что масштабная денежная реформа венчала многолетние усилия просвещённой бюрократии, к которой присоединился государь[1701].
Без преувеличения можно сказать: подобного удара купеческое сообщество не испытывало давно, пожалуй, со времён подзабытых гонений 1850-х. «Московские ведомости» прогнозировали грядущие трудности: «наша фабрично-заводская деятельность развивается под охраной покровительственного таможенного тарифа и ещё более курса кредитного рубля… много ли найдётся у нас таких производств, которые будут в состоянии выдержать конкуренцию с их товарами?»[1702] Нерадостные перспективы подтолкнули к активным действиям. В январе 1899 года Московский биржевой комитет принял постановление о вредной роли иностранного капитала и об опасности расширения сферы его влияния в российской экономике[1703]. Купечество выступило против насильственного насаждения промышленности чуждыми зарубежными элементами, равнодушными к тому, что станет с Россией, «когда они, набив свои карманы и истощив источники её богатств, с презрением её покинут»[1704]. Деловой мир Москвы недоумевал: почему иностранные дельцы, перешагнув через границу, начинают теснить русские предприятия, которые не находят теперь защиты со стороны собственного государства?
Купеческое негодование слилось с черносотенными протестами, которые также сосредоточились на дискредитации иностранного бизнеса и критике золотого стандарта. Публицист Г. Бутми писал: «Золотая валюта, путём вздорожания золота и увеличения бремени всех долгов, разоряет частные имущества, разоряет народы, увеличивает могущество международных банкиров, способствует быстрому росту воздвигаемой ими международной твердыни из миллиардов долгов, подчиняющих евреям и народы, и их производства»[1705]. Правомонархист Б.В. Никольский крайне негативно оценивал привлечение иностранного капитала, в виде дивидендов выкачавшего из России все соки[1706]. Подобные взгляды развивал также известный публицист С.Ф. Шарапов. Верный последователь И.С. Аксакова и М.Н. Каткова, он опасался, что не только южные регионы, но и Первопрестольная не справится с нашествием, «грозящим в недалёком будущем на развалинах русской и народной Москвы воздвигнуть новую Москву иностранную»[1707]. Эта позиция находила отклик и в верхах — у тех, кому активность Витте пришлась не по душе[1708].
Одним из недовольных был вел. кн. Александр Михайлович, пытавшийся нейтрализовать инициативы министра финансов, подавая императору всеподданнейшие записки о пагубности зарубежных инвестиций, в частности в нефтяные районы Закавказья[1709]. Правда, борцы с иностранным засильем не всегда демонстрировали идейную твёрдость. Тот же Шарапов прекратил выпады против правительства, как только (при посредничестве князя М.М. Андроникова) нашёл контакт с Витте. А министр в знак признательности выделил ему фактически невозвратную ссуду на разработку какого-то нового типа плуга для крестьянских хозяйств[1710]. Когда же в апреле 1906 года Витте окончательно покинул правительство и, следовательно, уже не имел возможности оплачивать сельскохозяйственные эксперименты Шарапова, тот вновь публично (теперь на съезде объединённого дворянства) предстал в образе беспощадного обличителя золотого рубля, иностранщины и т. д.[1711] Подобные метаморфозы происходили и с упомянутым вел. кн. Александром Михайловичем. Он претендовал на первосортные бакинские земли, чтобы сбыть их с большой прибылью, а потому и просил Николая II выделить ему для начала 25 десятин — разумеется, без торгов, дабы уберечь русские ресурсы от инородцев[1712]. Но в 1902 году великий князь утратил интерес к русским интересам в нефтяной отрасли, поскольку нашёл новую сферу приложения сил — руководство внешним торговым флотом и портами России.
Во второй половине последнего десятилетия XIX века приток зарубежных инвестиций стимулировал небывалый хозяйственный подъём. Если в начале 1890-х годов Комитет министров утверждал около 12 уставов новых акционерных обществ в год, то в конце — свыше 400[1713]. Промышленный бум во многом обеспечивался иностранными вливаниями, для которых создавались благоприятные инвестиционные условия. Например, в конце 1896 года было учреждено бельгийское общество «Сумские машиностроительные мастерские» с основным капиталом 1 млн 620 тыс. рублей, разделённым на 3240 акций по 500 франков каждая. Этому предприятию разрешалось оплатить лишь 20 % объявленной суммы, остальное — по мере надобности. Акции общества должны быть именными, но только до полной их оплаты: затем по желанию собственников они могли переоформляться на предъявителя. Правлению разрешалось находиться в г. Жильи (Бельгия), там же проводить и общие собрания[1714]. И подобных примеров в журналах Комитета министров того времени немало. Именно такие предприятия в 18971913 годах обеспечили общий рост иностранных промышленных инвестиций в 4,4 раза[1715].
Деловая пресса констатировала, что значительное увеличение обращения золота, покончив с прежней денежной системой, открыло новые горизонты экономического развития[1716]. Бесконечные колебания курса кредитного рубля в прежнее время играли роль своеобразной таможенной заставы, отделявшей нас от европейского денежного рынка. Теперь же, когда этой заставы нет, страна «получила возможность пользоваться благами дешёвого заграничного кредита»[1717]. Близкие к правительству издания неустанно расхваливали проводимую политику и давали отпор её противникам. Минфиновская «Торгово-промышленная газета» подробно рассказала о том, как ведущие европейские державы использовали иностранные финансовые ресурсы для подъёма своих экономик. И России необходимо последовать этому проверенному опыту[1718]. Образец для подражания — Пётр Великий: он «стремился овладеть для своей страны знаниями опередившей нас Европы»[1719]. «Санкт-Петербургские ведомости» писали: часто приходится слышать о нашествии иностранцев и о порабощении нас англичанами, немцами, французами, бельгийцами, которые совершенно заслоняют русского человека. Но это же «наше излюбленное средство — сваливать с больной головы на здоровую — и указывать на инородцев… как на источник многих зол и бед, что отвлекает внимание от истинных причин наших неурядиц»[1720]. Доводы в пользу заграничных инвестиций сочеталась с критикой отечественных предпринимателей, не способных должным образом отвечать на модернизационные вызовы.
Таков случай с саратовскими купцами: они написали ходатайство, поддержанное местной городской думой, о недопущении иностранных бизнесменов в Россию. Поводом стало намерение французов проложить нефтепровод из Грозного в Волжский регион