[152]. Был в Минфине также сотрудник, находившийся не только в служебных, но и в доверительных отношениях с министром. Речь о начальнике департамента железнодорожных дел В.В. Максимове, коего даже называли «оруженосцем Витте». В ходе громкого дела о крахе купца С.И. Мамонтова Максимов подозревался следствием в коррупции, и всемогущий тогда министр вывел того из-под удара, уволив со службы[153]. Однако в мемуарах сам Витте счёл нужным дистанцироваться от своего бывшего любимца, указав, что тот «достался» ему от Бунге[154].
Тем не менее современные исследователи продолжают утверждать, что именно Витте привлёк в Министерство финансов «новую группу технически грамотных подчинённых»[155]. Справедливости ради заметим, что тот действительно пополнил состав ведомства, правда этот кадровый вклад был весьма своеобразным. Прогрессивный министр усиленно продвигал главным образом знакомых по прежней службе в Киеве. С назначения начальником департамента Минфина и далее он делал ставку на бывших сослуживцев по Юго-Западной железной дороге, и некоторые из них оказались не очень хорошо знакомы с русской грамотой. По ведомству тогда ходил анекдот: кто-то из них адресовал прошение в «министерство финанцев»[156]. Подчеркнём: среди назначений, инициированных непосредственно Витте, крайне мало удачных. Так, в мемуарах он списал свои первоначальные колебания в проведении денежной реформы на товарища министра А.Я. Антоновича, явно не соответствовавшего должности: «В деталях, конечно, он меня сбивал»[157]. Вице-директор департамента окладных сборов Н.А. Брежский, приглашённый из Киева, не смог найти общего языка с не доверявшими ему сотрудниками. В министерстве он был «как в загоне», и вскоре его забыли[158]. Пост вице-директора кредитной канцелярии Витте предоставил Мерингу, сыну крупного киевского домовладельца, за женитьбу на его дочери (приёмной) от первой жены[159]. Зато всем запомнился начальник этой самой кредитной канцелярии Б.Ф. Малишевский, за которым ещё в Киеве закрепилось прозвище Умалишевский. Это был математик-пессимист, «плохой администратор, вовсе не знавший России, относившийся предубеждённо ко всему русскому, но зато сочувственно ко всему польскому»[160]. А однажды на глаза министру финансов попался директор Киевского ремесленного училища по фамилии Анопуло, и он забрал того в своё ведомство — заведовать отделом коммерческого образования[161].
Очевидно, что Витте никак не мог быть тем центром притяжения, вокруг которого группировались действительно реформаторски настроенные силы. К сожалению, упрощённый взгляд историографов на бюрократическую элиту Николая II не стимулирует вдумчивого отношения к этому периоду. Применительно к началу царствования Александра II всё предельно ясно: вожаком просвещённой бюрократии был вел. кн. Константин Николаевич, руководивший Морским министерством — кузницей либеральных кадров. Этот царский родственник собрал плеяду сотрудников, которые затем заняли ключевые правительственные посты и проводили Великие реформы. А в правление Николая II, когда бюрократия «стремительно вырождалась», такого центра быть уже просто-напросто не могло. И эту функцию довелось осуществить таланту со стороны — возглавившему Минфин Витте. Если же уйти от этих почти столетних штампов, то придётся признать: кузница реформаторских кадров существовала и в начале XX века, но отнюдь не под началом Витте. Стоит только обратить внимание на истинную роль Сольского в верхах, как обнаружится и значение государственной канцелярии — аппарата Госсовета.
В литературе эту структуру считают чисто техническим органом. В середине XIX века во многом так оно и было, однако затем всё изменилось. С вступлением на престол Николая II деятельность госканцелярии значительно усложнилась; она превратилась в мозговой центр по подготовке законопроектов, её руководители и сотрудники определяли взаимоотношения ведомств, вносившие на рассмотрение в Госсовет сметы, проекты, прошения и т. д[162]. Объём работ резко возрос, соответственно вырос и штат: с трёх-четырёх десятков служащих к концу XIX столетия он увеличился до 115 человек[163]. Но главное, здесь аккумулировались реформаторски настроенные кадры. Начало этому было положено ещё в правление Александра III: приверженцы подобных взглядов намного комфортнее чувствовали себя в стенах Государственного совета, нежели в правительственных ведомствах. В результате председателями департаментов становились известные участники Великих реформ эпохи Александра II: Н.И. Стояновский, А.П. Николаи, А.А. Абаза, Э.В. Фриш, Д.М. Сольский[164]. Они подбирали под стать себе статс-секретарей, помощников и вносили прогрессивный дух во многие законопроекты, в подготовке которых участвовали.
Новое назначение госканцелярии обеспечило приток туда действительно талантливых и работоспособных людей. Как отмечали знатоки, её сотрудники представляли собой круги самые культурные, самые дисциплинированные и самые европеизированные из всех, что существовали тогда в России[165], при этом они отличались особой работоспособностью и управленческими навыками[166]. Как следствие, значительно вырос престиж госканцелярии: «попасть в неё считалось большой удачей»[167]. «По широким горизонтам, по требовавшейся от служащих эрудиции, трудности школы, беспощадно провалившей отстававших и не успевавших, ни одно другое учреждение не способно было выдвигать персонал, более подходивший, в смысле бюрократической подготовки, к занятию высших государственных должностей»[168]. Отметим, что одним из таких «несправившихся» оказался В.Д. Набоков — будущий видный член кадетской партии. Его «попросили» оттуда за откровенное нежелание заниматься чем-либо серьёзно, а старания отца, бывшего министра юстиции, настаивавшего, чтобы сыну дали при увольнении похвальную характеристику, оставили без внимания[169].
И этот случай не был единичным: фаворитизм здесь действительно сводился к минимуму, поскольку работа «требовала значительного умственного развития, большого навыка и немалого труда»[170]. Приведём такой пример: в Госсовет было внесено разработанное Д.И. Менделеевым Положение о мерах и весах и переделано там практически заново. Учёный пришёл в ужас, однако, вникнув в исправления, «не только признал их правильными, но ещё счёл долгом выразить благодарность чинам канцелярии за их сложную, кропотливую, добросовестную работу»[171]. В то время сотрудниками канцелярии становились крупные учёные — профессора Петербургского университета: Н.М. Коркунов, Н.Д. Сергиевский, известный юрист А.Л. Боровиковский. Современники говорили, что госканцелярия — это нечто вроде «гражданской гвардии»[172]. В её лице «служивый Петербург, как бы предчувствуя предстоящую ему преобразовательную работу, уже запасался людьми, стягивая к себе… свежие умственные силы»[173]. Даже в консервативных кругах канцелярия Госсовета рубежа XIX–XX веков пользовались серьёзной репутацией. Как впоследствии писал В.П. Мещерский, «хотя мы называли его главным очагом либерализма, но мы уважали это учреждение»[174]. Нельзя отрицать исторический факт: деятели и сотрудники старого Госсовета были люди государственные, порядочные, добросовестные; люди знания и большого опыта; люди, за немногими исключениями, самостоятельные[175].
Назовём выходцев из госканцелярии, ставших министрами уже в новом политическом формате, после учреждения в 1906 году Государственной думы: В.Н. Коковцов, Н.Н. Покровский, С.В. Рухлов, П.А. Харитонов, А.Ф. Трепов, Д.А. Философов, А.С. Ситишинский, Д.П. Голицын, С.Г. Федосьев, П.М. Кауфман. Как шутили, это действительно была «подлинная академия министров»[176]. На служащих канцелярии как на «энциклопедистов по всем сферам правительственной деятельности» был огромный спрос в министерствах и ведомствах[177]. И безусловно, её значение в политико-экономической жизни гораздо выше по сравнению с Морским министерством — кузницей реформаторских кадров начала царствования Александра II. Канцелярия выполняла аналогичную функцию, но результаты оказались весомее, а кадровые возможности несоизмеримо шире. Это объясняется тем, что здесь уже действовала система, тогда как при вел. кн. Константине Николаевиче её фактически заменял его личный секретарь А.В. Головнин. Будучи доверенным лицом видного царского родственника, он рекомендовал патрону своих либерально настроенных знакомых и сослуживцев: с кем-то учился в лицее, кого-то встречал в салоне вел. кн. Елены Павловны и т. д.[178] В начале же XX столетия реформаторский кадровый пул концентрировался уже не вокруг какой-либо личности, а вокруг определённого центра, т. е. госканцелярии. Признанным авторитетом и лидером в ней был Д.М. Сольский. Его видели законным продолжателем российской реформаторской линии, идущей от М.М. Сперанского. Иными словами, Сольский с полным на то правом олицетворял эту преемственность.