– Точно.
– Кто тебе такое сказал?
– Тот, кто когда-то был для меня важен.
Предполагалось, что каждый ответ должен был закрывать и вычеркивать у меня из головы соответствующий вопрос, но на самом деле он порождал тучу новых.
– Видишь ли, в чем дело, Джуд. Из-за тебя меня уже прозвали шлюхой, и не думаю, что станет хуже, если мы в самом деле будем встречаться.
– Намного хуже, – пробормотал он. А в следующую секунду его глаза вспыхнули гневом. – Подожди-ка. Говоришь, тебя тут называют шлюхой?
– Мм… – Я замялась – со вспышками его ярости мне уже довелось познакомиться. – Типа того.
Джуд с такой силой врезал кулаком по ближайшему шкафчику, что смял металлическую стенку.
– Тупые ублюдки, – прошипел он и вскочил на ноги. Покосился на меня. – Я сам тебя найду, Люс. Надо кое-что сделать.
– Джуд, – я забеспокоилась, – не стоит.
Потому что оно того действительно не стоило. До сих пор я не позволяла чьим-то мнениям руководить мной и указывать, что мне делать, и точно не собиралась начинать.
– Черта с два не стоит, – отозвался он, уже шагая по коридору.
Попавшиеся навстречу парни поздоровались с ним. В ответ Джуд снова врезал кулаком по шкафчику.
Пятым уроком стояла физкультура, и я была просто в восторге, когда тренер Рамштейн сказал, что форма нам не понадобится, потому что в спортзале проводят какое-то общешкольное собрание в честь начала учебного года.
Но мое приподнятое настроение снова свалилось в яму, когда я вошла в спортзал. Ощущение было такое, что вся школа не сводит с меня глаз. Оглядывая ряды учеников, я то и дело натыкалась на многозначительные взгляды и улыбочки. Некоторым хватало наглости даже прошептать слово на букву «ш» так громко, чтобы я услышала. Твою мать. Не хотелось бы, чтобы на меня ополчился весь Сауспойнт. Не очень-то справедливо получить такой титул, даже не заимев удовольствия сделать то, чем можно реально его заслужить.
Пробравшись в дальний конец спортзала, я опустилась на скамью. Вся она оказалась к моим услугам – рядом со мной никто не сел. Выпрямив спину, я огляделась. Так и есть, теперь на меня пялятся все.
– Пожалуйста, внимание! – раздался усиленный динамиками усталый голос – видимо, директора. Костюм, судя по всему, куплен лет десять назад, под глазами залегли тени. Гул в спортзале не стих ни на децибел. – Пожалуйста, внимание! – повторил директор в микрофон еще более уставшим голосом. Тяжелый же его ждет год, если он в первый день еле на ногах стоит.
Похоже, я была единственной, кто обращал внимание на директора. Поэтому, когда рядом кто-то вырвал у него микрофон, я первая сообразила, что происходит, и выругалась под нос.
– Заткнулись все, сукины дети! – Голос Джуда звенел в динамиках, и шум тут же стих.
Директор попытался отнять микрофон, но Джуд высоко поднял его над головой, и директор при всем желании не смог бы его достать. Покачав головой, Джуд многозначительно вздернул бровь, и директор отступил.
Джуд безошибочно отыскал меня глазами среди пары тысяч учеников. Его взгляд задержался на мне еще на секунду, а потом переключился на остальных.
– Я терплю вас, кучу ублюдков, только потому, что мне плевать, что вы там обо мне придумываете, – заговорил он в микрофон, расхаживая вокруг кафедры. – Но я ни секунды не намерен мириться с тем, что вы, уроды, пытаетесь испортить репутацию невинной девушки.
Мне хотелось глянуть в зал, чтобы насладиться зрелищем выпученных глаз и отвисших челюстей, но я не могла отвести взгляд от Джуда. Он защищал меня – не важно, каким способом, правильным или неправильным, – и это было офигительно сексуальное и самое романтичное событие, которое случалось в моей жизни.
– Люси Ларсон – мой друг. И думаю, все понимают, что, будь она просто случайной девушкой, с которой я переспал, меня бы здесь не было.
Джуд помолчал – то ли ожидая, что кто-то возразит ему, то ли, напротив, предупреждая не делать этого. Честно говоря, зная, каков Джуд в ярости, я боялась за того, кто рискнул бы поспорить, потому что его наверняка увезли бы с собрания в мешке для трупов.
– Если кто-нибудь хотя бы в мыслях посмеет назвать ее шлюхой, – он сжал кулак и посмотрел в зал, словно стараясь заглянуть в глаза каждому из учеников Сауспойнт-Хай, – то поторопитесь заказать костыли, потому что ноги я вам просто оторву.
Вот теперь и у меня челюсть отвисла. Ну да, зачем выделяться из коллектива-то?
– Если кому-то требуются дополнительные разъяснения по данному вопросу, можете получить их от меня на парковке. – Он позволил завуалированной угрозе еще с минуту повисеть в воздухе и только после этого вернул микрофон директору.
Тот переглянулся с кем-то из администрации. Усмехнувшись, в полной тишине Джуд под конвоем проследовал на выход.
– И первый день в школе можно считать неудавшимся, если мистер Райдер до конца пятого урока не окажется у меня в кабинете, так? – вздохнул директор.
– Ага. Но сегодня причина достойная, директор Рудольф, – отозвался Джуд и, обернувшись, весело мне подмигнул.
7
Мама дома – ее машина здесь. Именно это первым бросилось в глаза, когда я вернулась из школы. Она никогда не приходила с работы так рано. Уйти из офиса раньше пяти – пункт в списке ее личных смертных грехов. И конечно, решив нарушить собственное правило, она выбрала для этого худший на свете день. Я бы потратила время и припарковала «мазду» задом, если б мама то и дело не выглядывала из окна кухни. Она явно меня дожидалась. В такие моменты и понимаешь, что дальше падать некуда. Только карабкаться вверх.
Расстегнув ремень, я схватила рюкзак и отправилась навстречу неизбежному. Открыла сетчатую дверь, вздохнула и зашла внутрь. Все, чего мне хотелось, – взять из кухни яблоко, взбежать к себе наверх и прижаться к Рэмбо: сегодня последний день, когда мы можем быть вместе. Маленький мохнатый шарик так покорил всех Дарси за сутки, проведенные в их семье, когда я попросила подержать у себя собаку, что они просто влюбились в него. Младшие Дарси не давали родителям покоя, пока те не согласились взять собаку. Завтра меня ждет адская боль, когда вечером вернусь домой и увижу, что в любимом моем кресле-мешке больше никто не спит. Рэмбо – первый пес, которого родители разрешили оставить в доме. Подозреваю, им просто было неловко за ту ночь, когда они дрыхли сладким сном, а вольер пылал в огне. Но для того, чтобы мне позволили сделать то же самое со следующей собакой, должно произойти как минимум чудо, и я это знала.
Мама сидела за столом, перед ней исходили паром две чашки чаю. Самая широкая улыбка, какую только моя матушка способна изобразить, скользнула на положенное ей место, едва я появилась в дверях.
– Как прошел первый день в школе?
Отвратительно как никогда. Худший первый день в школе за всю мировую историю. Унизительно.
– Хорошо. – Я потянулась за чаем, раз уж она его налила.
– Может, что-нибудь особенное произошло? – Ее голос звучал чересчур заинтересованно.
К концу первого урока я удостоилась титула шлюхи всея школы.
– Да вроде нет. – Я пожала плечами.
– Уже появились новые друзья? – Мама глотнула чаю, все так же изучающе разглядывая меня, призрачная улыбка не сходила с ее губ.
Только новые враги. Целая куча.
– Ну так, несколько.
Нельзя лгать с такой легкостью.
– Видела кого-нибудь знакомого?
Мои родители явно не в числе поклонников Джуда. Знай они, как все обстоит на самом деле, то легли бы костьми, но вытащили меня из Сауспойнта и отдали в другую школу, даже в другом районе. А то и вовсе продали бы почки на черном рынке, чтобы снова засунуть меня в частную, лишь бы быть уверенными, что я не хожу по одним с ним коридорам. Меня саму в Сауспойнте бесило все, кроме одного-единственного момента. И пусть у меня там нет друзей и вряд ли когда-то появятся; пусть программа обучения включает то, что я изучила пять лет назад; пусть здание давно просит ремонта и насквозь пропахло спортивной сумкой…
Там есть Джуд. А все остальное не имеет значения.
– Неа.
Голос сорвался, и мама тут же насторожилась. Ну ладно, ладно, лгать действительно не так уж легко. И не то чтобы мне нравилось врать родителям – скорее это был вопрос выживания. Я говорила маме и папе то, что они хотели слышать, а в ответ они практически не лезли в мою жизнь.
– Я имею в виду, это же очень большая школа. Скоро встречу кого-нибудь знакомого.
– Хм, – пробормотала мама себе под нос, уставившись в чашку. Явно что-то задумала. Понятия не имею, что именно, но в любом случае ничего хорошего меня не ждет. – Сдается мне, что, когда ехала на работу, я видела остановку школьного автобуса возле «Последнего шанса», приюта для мальчиков.
Нельзя позволять ей перекрыть последний мой лучик света в темном царстве!
– На этом месте ты, видимо, ждешь, что я стану уверять тебя, будто вовсе не против, – кстати, может, это и правда к лучшему, – что перед выпускным классом меня вытащили из частной школы, потому что мы разорены и нам нечем за нее платить, и запихнули в невообразимо огромную государственную школу с рамками металлоискателей на каждом шагу, да? – взвилась я. – Потому что если так, то, может, хватит прикрываться этой темой со школьными автобусами и пора быть честными друг с другом?
Мама отставила чашку, потянулась пальцами к вискам. Впервые за целую вечность она не стала возводить свои ледяные стены, и оттого я не представляла, как теперь себя с ней вести.
– Есть новости от школы танцев, куда ты отсылала документы? – устало спросила она.
Я вздохнула, жалея, что вообще это сделала. Моя уверенность в себе просто не выдержит еще одного отказа.
– Нет.
Я постаралась подпустить в голос безразличия. Но, черт побери, конечно же, мне не безразлично. Мне бы очень хотелось попасть в одну из лучших в мире танцевальных школ. Потому что я танцовщица, танец определял мою жизнь с тех самых пор, как я впервые надела трико. Лучшей судьбы, чем выступать на сцене перед огромной аудиторией – насколько хватит сил или пока держат ноги, – я и не представляла. Учеба в ведущей танцевальной школе страны дала бы мне такую возможность.