– А нельзя было оставить заумные разговоры на утро? – поинтересовалась я, просовывая руки в рукава. – Я сейчас не особо хорошо соображаю.
– Черт, я сделаю все возможное, чтобы объясниться и чтобы ты меня поняла, – помолчав с минуту, теребя свою шапку, наконец начал Джуд. – Мои понятия о добре и зле так перепутались, что то, что я считаю ошибкой, остальные считают правильным. А то, что я считаю правильным, все считают ошибкой.
Мне хотелось обнять его и утешить, о чем бы он сейчас ни переживал, но я чувствовала себя слишком резко отвергнутой, чтобы поддаться своим желаниям.
– И ты так говоришь, потому что то, чем мы только что занимались, казалось тебе правильным, а значит, это ошибка? – Классическое определение каши в голове.
Джуд кивнул.
– Мне нужно пересмотреть свои критерии, что правильно, а что нет, Люс, и пока я не разберусь со всей этой хренью, мне придется быть с тобой очень осторожным.
Я откинулась на кровать, уткнулась лицом в подушку.
– Осторожность – это не то, что я планировала для себя сегодня вечером, – проныла я. Из-за подушки голос звучал глухо.
– Я знаю, – он погладил меня по ноге. – Но так будет правильно.
Подняв голову, я вскинула бровь. Невинно улыбаясь, спросила:
– Правильно для Джуда или для всех остальных?
Мою подколку не заметили.
– Сам не знаю, – признался он. – Но должен знать наверняка, прежде чем мы закончим… – он многозначительно посмотрел на кровать, – …то, что начали.
– Тогда, – я села и подвинулась ближе к нему, – побыстрее разбирайся с этой своей хренью, Райдер. – Прижалась губами к его губам и, когда все внутри меня начало закипать, с сожалением отстранилась.
– Слушаюсь, мэм. – Джуд улыбнулся, провел большим пальцем по моей щеке. – Я просто хочу, чтобы все было правильно, ладно? Чтобы все было идеально.
Угу. Это было бы здорово, живи мы в идеальном мире.
– Если ты ждешь, чтобы все стало идеально и правильно, так я сэкономлю тебе время и сообщу, что этого никогда не случится. – Я сплела свои пальцы с его. – Но если ты смотришь на меня и говоришь себе, что хочешь быть со мной, а я смотрю на тебя и знаю, что хочу быть с тобой, так лови момент, детка. Потому что идеальнее не бывает.
Он кивнул, пожимая мою ладонь.
– Ты офигенно умная, Люс. – Поднялся на ноги, чмокнул меня в лоб. – Утром увидимся.
Теперь это уже начало смахивать на бред сумасшедшего.
– Конечно, увидимся. – Я поймала Джуда за руку. Откинула покрывало, похлопала по свободному пространству рядом с собой.
Меня и кровать он разглядывал с таким видом, словно решал уравнение. И я даже догадалась, какое именно.
– Правильно или ошибка?
Джуд криво усмехнулся и признался:
– Не знаю.
– Зато я знаю, – заявила я, дергая его за руку.
Еще пару секунд он сопротивлялся, но в конце концов, то ли сдавшись моей настойчивости, то ли решив уравнение сам, заполз под одеяло и прижал меня к себе так крепко, что я едва могла дышать.
Давно уже мой сон не был таким спокойным и умиротворенным.
22
Было рано. Так рано, что солнце едва успело задуматься о том, что пора бы вставать. Утром в воскресенье я обычно позволяла себе поспать, но сегодня спать не хотелось совсем. Сомневаюсь, что я заснула бы, если б даже хотела.
Я проснулась с тем же сосущим ощущением в животе, что и последние четыре года, – непонятно, то ли в обморок свалюсь, то ли меня сейчас стошнит. Отвратительное чувство не отпускало, но Джуд – он остался на всю ночь и так и не выпустил меня из объятий – во сне чуть крепче прижал меня к себе, и наступивший день сразу стал казаться чуточку легче.
Пробормотав во сне что-то нечленораздельное, Джуд уткнулся лицом мне в шею. Даже ночью он не снял свою шапку. Мне кажется, это не очень полезно для головы – надо давать ей дышать хоть изредка. Не знаю, откуда возникло чувство, словно я делаю что-то неправильное, но я тихонько потянула шапку и сняла ее.
Волосы у него были такие короткие и тонкие, что казалось, Джуд и вовсе лысый. Но что это? Я заметила рубцы на коже, тянувшиеся от макушки к шее. Мне уже приходилось видеть такие шрамы, и я знала, что это, – шрамы от ожогов. Я мягко погладила их пальцами, словно желая стереть эти отметины с кожи Джуда, а заодно и выкинуть событие, от которого они появились, из его памяти.
Спину Джуда тоже исчертили шрамы. Иные рубцы короткие и тонкие, но большинство – толстые и длинные, словно спина однажды была разорвана в клочья и сшивал раны человек, впервые державший в руках иголку с ниткой. Как Джуд выжил после такого?
Мои пальцы скользили по шрамам, и мне снова стало плохо, даже еще хуже, чем в момент, когда я проснулась, – я не могла и не хотела представлять, что случилось в жизни с человеком, который сейчас спал рядом со мной.
Внезапно Джуд открыл глаза. Несколько секунд он смотрел на меня умиротворенно и сонно, но потом он разглядел потрясение на моем лице и сообразил, что голова его не прикрыта. Он выхватил у меня свою шапку и резко сел.
– Ты что делаешь? – крикнул Джуд, натягивая шапку обратно на лоб. Кроме злости в его голосе была боль.
Я прошептала, тоже садясь в кровати:
– Что с тобой произошло?
Ни слова не говоря, он вскочил, бросился в противоположный конец комнаты и натянул свою серую футболку с длинными рукавами.
– Те парни над тобой издевались? – произнесла я, мысленно жалея, что так легко догадалась.
Джуд обхватил руками голову.
– Не те самые парни, но не так важно кто, – напряженно ответил он. – Когда я впервые оказался в приюте. Больше пяти лет назад.
– За что? – Я склонилась к нему, попыталась взять за руку. – Что ты им сделал?
Он оттолкнул мою ладонь:
– Приветственный подарок.
– О господи, – выдохнула я, невольно задумавшись, перестанет ли когда-нибудь кошмар, в который превратилось прошлое Джуда, его мучить. – А шрамы?
Джуд перевел на меня глаза. Совсем черные.
– Ты не захочешь знать.
Он был прав – и ошибался.
– Я хочу, – прошептала я.
– А я не хочу рассказывать об этом, – ответил он, дыша так тяжело, что я видела, как поднимается и опускается его грудь.
– Хорошо. – Я сглотнула, вдруг осознав, что в душе у Джуда столько же шрамов, сколько и на теле, если не больше. – Прости меня.
– Я не хочу, чтобы ты меня жалела, – резко ответил он, – и я не хочу ворошить свое детство в угоду твоей девчачьей психоаналитической фигне. Я раковая опухоль, Люс. И говорил тебе об этом с самого начала. Чтобы понять мои слова, вовсе не нужно знать все гадкие подробности.
– Нет, нужно, – возразила я, сопротивляясь инстинкту, который звал просто подойти и обнять Джуда. – Их нужно знать, чтобы понять, как излечиться. Позволь мне помочь тебе, – попросила, вновь потянувшись к нему.
– Твою мать, Люс. – Он принялся расхаживать по комнате. – Я же не один из твоих подопечных. Я не жалкая собачонка, которую можно спасти от усыпления. Не нужно, чтобы меня спасали, и я, черт возьми, не хочу, чтобы меня спасали. – Помолчав, он наконец поднял на меня глаза. – Так что хватит стараться.
Мне следовало отступиться, но…
– Нет, – уверенно заявила я.
Джуд смерил меня злобным взглядом:
– Я не хочу, чтобы меня спасали.
Я прикусила язык, чтобы не расплакаться.
– Нет, хочешь.
– Нет, – голос его дрогнул, – не хочу.
Попятившись, Джуд задел край комода и стоявшую на нем коробку, которую я вчера принесла с чердака. Она упала, ее содержимое рассыпалось по полу. Выскочив из кровати, я принялась все быстро собирать, пока Джуд не обернулся. Но не успела. Он присел на корточки, чтобы помочь мне, и вдруг вцепился взглядом в то, что было в моих руках. Помрачнев и выхватив фотку из моих пальцев, он поднялся, не сводя с нее взгляда, словно увидел призрак.
– Откуда ты знаешь этого парня?
Глубокий вдох.
– Это мой брат.
– Джон Ларсон был твоим братом? – Джуд смотрел на меня не мигая.
Вот теперь я не сдержалась – расплакалась. Это утро принесло уже слишком много ужаса, и даже будь я из стали, не смогла бы удержать себя в руках. Я поглядела на фотографию в пальцах Джуда. Мой брат, в футбольной форме, в выпускном классе. Пять лет тому назад.
– Да. – Я утерла слезы.
Джуд побледнел, снимок выпал у него из рук.
– А твоего отца зовут Уайат?
Я кивнула, поднимая фотку. Джуд развернулся, засадил кулаком в стену. Его рука прошла через гипсокартон, подняв облако белой пыли.
– Как ты могла скрывать от меня такое? – рявкнул он, дрожа всем телом.
Я была сбита с толку, растеряна, расстроена – не знаю, какое из этих чувств преобладало.
– Я же говорила, что мой брат умер. – Положила фотографию Джона на колени. – Извини, что не сообщила обстоятельства его смерти во всех подробностях.
Джуд подошел к окну, долго глядел на улицу. Его плечи учащенно поднимались в такт дыханию.
– Подробности бы в этой ситуации не помешали, – наконец произнес он.
– Да о чем ты, черт возьми? – прошептала я. Все рушилось, разваливалось на глазах, и можно было лишь гадать, чем все закончится.
Он обернулся, посмотрел мне прямо в глаза:
– Мое полное имя – Джуд Райдер Джеймисон.
Это имя ударило меня, будто током.
– Мой отец, – продолжал он, вцепившись в подоконник, – попал в тюрьму за то, что стрелял в подростка и убил его.
Я встряхнула головой, так что волосы мотнулись туда-сюда.
– Хватит, – попросила, задохнувшись. Все вышло из-под контроля, мне хотелось соскочить с этого поезда, пока он не рухнул в пропасть.
– Моего отца зовут Генри Джеймисон. – Джуд помолчал, глядя в окно. – Мой отец убил твоего брата.
Фотография Джона выскользнула из рук, спланировала на ковер. Я была на грани истерики, но онемела от ужаса и не могла двинуть пальцем. Лишь твердила себе, что это не по-настоящему, что это просто невозможно. Я не могла влюбиться в человека, чей отец убил моего брата. Бог не настолько жесток.