ойдя больше половины пути до Сент-Лансеса, она предпочла Сент-Лансес.
Но сейчас Эльфрида об этом не помнила. Все, что ее заботило, – что таким образом исполнилась ее необъяснимая прихоть: как бы признание того, что сегодняшнее безрассудство совершается не по ее вине. Приступ дурного настроения обессилил ее, и казалось невозможным, чтобы она могла и дальше придерживаться намеченного плана. И совершенно непонятными оставались мотивы, что повлияли на ее решение: они пересилили обещание, данное ею Стефану, пересилили саму любовь к нему и пробудили в ней сильнейшее желание сдержать данное самой себе слово, пусть даже это был такой ребяческий зарок, что прозвучал десять минут назад.
Она больше не колебалась. Пэнси скакала, как боевой конь Адониса, словно тот направлял ее бег. И вот уж показались пестрые крыши и причудливые фронтоны великого множества домов Сент-Лансеса, который раскинулся в низине, а ее тропинка пролегала выше, и, спустившись с холма, она въехала во двор гостиницы «Сокол». Миссис Бакль, хозяйка гостиницы, вышла из дверей, чтобы встретить ее.
Суонкортов здесь хорошо знали. Отец и дочь не единожды останавливались в этой гостинице, чтобы переменить костюмы для верховой езды на привычную одежду путешествующих по железной дороге.
Не прошло и четверти часа, как Эльфрида опять появилась в дверях, одетая в повседневное платье, и отправилась на железнодорожную станцию. Она ничего не говорила миссис Бакль о своих планах, и предполагалось, что она вышла в город за покупками.
Спустя час и сорок минут она оказалась в объятиях Стефана на железнодорожной станции в Плимуте. Они обнялись не на платформе – в тайном убежище дальнего зала ожидания.
Выражение лица Стефана предвещало дурные новости. Он был бледен и уныл.
– Что случилось? – спросила она.
– Мы не можем пожениться здесь сегодня, моя Эльфи! Я должен был знать это и задержаться тут подольше. В своем невежестве я этого не сделал. Я получил лицензию на заключение брака, но она действительна лишь в моем лондонском приходе. Как ты знаешь, я приехал сюда только вчера вечером.
– Что же нам делать? – спросила она беспомощно.
– Остается единственное, что мы можем сделать, любимая.
– Что же это?
– Уехать в Лондон на поезде, который сейчас отходит, и пожениться там завтра.
– Пассажиры поезда, который отправляется в 11:50 в Лондон, просьба занять свои места! – послышался голос кондуктора на платформе.
– Ты едешь, Эльфрида?
– Я еду.
Спустя три минуты поезд отправился, унося с собою Стефана и Эльфриду.
Глава 12
– Прощай, – закричала она и взмахнула лилейной рукою[64].
Утренние облака поднимались и росли, и постепенно они заволокли все небо, солнце скрылось в них, да в тот день более не показывалось и после ушло с небосклона, а вечер перешел в наступление – казалось, вот-вот хлынет дождь из нахмуренных туч. Дождевые капли мелкой дробью застучали в окно вагона поезда, в коем ехали Стефан с Эльфридой.
Путешествие из Плимута до Паддингтона[65], пусть даже на самом быстром поезде-экспрессе, оставляет столько свободного времени, которое нечем заполнить, что это способно остудить любую пылкую страсть. Воодушевление Эльфриды давно улеглось, и последние минуты путешествия она провела, сидя в непонятном ступоре. Она встрепенулась лишь от лязганья в хитросплетении рельсов, по которым пробирался их поезд, стремясь ко въезду на железнодорожную станцию.
– Это и есть Лондон? – спросила она.
– Да, любимая, – отвечал Стефан с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. Для него, как и для нее, реальность столь же сильно расходилась с мечтаниями.
Она взглянула в окно, усеянное дождевыми каплями, стараясь увидеть все, что только можно было различить сквозь пелену дождя, и рассмотрела одни лишь фонари на станции, зажженные только что, которые мигали в сыром воздухе, да ряды каминных труб, что неясно вырисовывались на фоне неба. О том, сколько колкостей градом сыплется на девушек с дурной репутацией, Эльфрида знала ровно столько же, сколько ведала непуганая дичь о тех опасностях, что таились для нее в первом выстреле Робинзона Крузо. Однако теперь она начала прозревать.
Поезд остановился. Стефан выпустил нежную ручку, которую он держал весь день, и вышел из вагона, помогая ей спуститься на платформу.
Эта высадка на незнакомую землю, казалось, стала той последней каплей, что повлияла на принятое ею втайне решение.
Она посмотрела на своего нареченного полным отчаяния взглядом.
– О Стефан! – закричала она. – Я так несчастна! Я должна снова уехать домой… я должна… я должна! Прости мне мои злосчастные колебания. Я не хочу, чтобы это произошло здесь… это не я… это не ты!
Стефан смотрел на нее как зачарованный и не говорил ни слова.
– Ты позволишь мне вернуться домой? – умоляла она. – Я не хочу причинять тебе беспокойство, и можешь меня не провожать. Я не хочу виснуть на твоей шее тяжким грузом; просто скажи, что ты согласен на то, чтоб я вернулась домой, что ты не будешь ненавидеть меня за это, Стефан! Будет лучше, чтобы я немедленно вернулась домой; это и впрямь лучше, Стефан.
– Но не можем же мы вернуться сейчас, – стал просить он ее в ответ.
– Я должна! Я вернусь!
– Как? Когда ты хочешь уехать?
– Немедленно. Мы можем уехать сейчас же?
– Если ты должна уехать и считаешь, что для тебя будет неправильным здесь оставаться, любимая, – сказал он печально, – тебе следует ехать. Ты должна делать только то, что тебе хочется, моя Эльфрида. Но ты действительно предпочитаешь уехать сейчас, не лучше ли будет остаться до завтра и уехать, став моей женой?
– Да, да… очень… что угодно готова отдать, лишь бы уехать сейчас. Я должна, я должна! – кричала она.
– Мы должны были сразу выбрать одно из двух, – сказал он мрачно. – Никогда не браться за это или же не возвращаться, не поженившись. Я не хотел бы говорить это, Эльфрида, честное слово, не хотел бы, но ты обязательно должна знать, что, воротившись домой незамужней, ты непоправимо очернишь твое доброе имя во мнении тех, кто когда-либо об этом услышит.
– Они не узнают, и я должна вернуться.
– О Эльфрида! Это моя вина, что я тебя увез!
– Ничего подобного. Из нас двоих я старшая.
– На один месяц, и что с того? Но не будем теперь об этом говорить. – И он оглянулся по сторонам.
– Есть ли какой-нибудь поезд до Плимута, который отправлялся бы вечером? – спросил он у кондуктора.
Кондуктор прошел мимо и не ответил.
– Есть ли поезд до Плимута сегодня вечером? – спросила Эльфрида другого.
– Да, мисс, на 8:10, отправляется через десять минут. Вы пришли не на ту платформу; ваша на другой стороне. Пересядете в Бристоле на ночной почтовый. Пройдите-ка вниз по той лестнице, а потом по-над дорогой.
Они побежали вниз по лестнице. Эльфрида бежала впереди к железнодорожным кассам и ринулась к вагону с кондуктором, стоящим у двери.
– Покажите ваши билеты, пожалуйста.
Они вошли – движения людей на платформе стали убыстряться до тех пор, пока не начали летать вверх-вниз, как челноки в ткацком станке: свисток поезда – взмах флага – человеческий окрик – поезд со стоном выпустил пар, – и они полетели обратно в Плимут, и до них донеслись следующие слова, когда поезд уже тронулся:
– Эти двое молодых людей мчались на поезд изо всех сил, будьте уверены!
Эльфрида отдышалась.
– И ты тоже едешь, Стефан? Почему же?
– Я не покину тебя до тех пор, пока не доставлю в целости и сохранности в Сент-Лансес. Не думай обо мне хуже, чем я есть, Эльфрида.
И затем они с грохотом неслись на поезде сквозь ночь, возвращаясь обратно той же дорогой, по которой они прибыли. Небо прояснилось, и над ними засияли звезды. Двое или трое пассажиров, что ехали с ними в одном вагоне, большую часть времени сидели с закрытыми глазами. Стефан время от времени проваливался в сон; одна Эльфрида не смыкала бессонных глаз и с трепетом отсчитывала час за часом.
Забрезжил день, и, когда немного рассвело, они увидели, что едут вдоль морского побережья. Красные скалы нависали над ними и, удаляясь на некоторое расстояние, становились багровыми на фоне синевато-серого неба. Взошло солнце и бросило резкие лучи света на их усталые лица. Прошел еще час, и окружающий мир погрузился в свои дела. Они подождали еще совсем немного, и поезд сбросил скорость, поскольку впереди замаячила платформа Сент-Лансеса.
У нее мороз прошел по коже, и она погрузилась в печальную задумчивость.
– Я не предвидела все последствия, – сказала она. – Любой встречный будет моей гибелью. Если хоть кто-нибудь узнает меня, то, полагаю, я буду навеки опозорена.
– Тогда все, что скажут встречные, будет ложью; и какое это имеет значение, даже если они станут болтать? Я все равно стану твоим мужем рано или поздно, это несомненно, и тогда докажу на деле, что ты чиста.
– Стефан, когда мы были в Лондоне, я должна была выйти за тебя замуж, – сказала она твердо. – То была просто моя самозащита. Я теперь понимаю больше, чем понимала вчера. Мой единственный шанс, что теперь остался, – не быть раскрытой; и мы должны отчаянно бороться за это.
Они вышли на платформу. Эльфрида опустила на лицо густую вуаль.
Женщина с красными морщинистыми веками и блестящими глазами сидела на скамейке в здании железнодорожной станции. Она впилась взглядом в Эльфриду с тем выраженьем в глазах, в чьей силе узнавания нельзя было ошибиться, но значение коего было неясно; затем перевела взгляд на вагон, из которого они оба только что вышли. Казалось, во всей этой сцене она усмотрела некую грязную историю.
Эльфрида отпрянула назад и повернула в другую сторону.
– Кто эта женщина? – спросил Стефан. – Она так и впилась в тебя глазами.
– Миссис Джетуэй – вдова и мать того молодого человека, на чьем могильном камне мы сидели как-то ночью. Стефан, она мой враг. Хоть бы Господь был ко мне милосерден и мне удалось скрыть от НЕЕ все произошедшее!