Эльфрида унесла это послание к себе в комнату и прочла из него несколько фраз, а потом ОТЛОЖИЛА его с тем, чтобы прочесть остальное завтра, не желая быть настолько экстравагантной, чтобы прочитывать все залпом и получить все удовольствие разом. Тем не менее она не могла устоять перед искушением прочитать еще немножко, поэтому снова развернула письмо и, наперекор дурным опасениям, прочла его до конца одним духом. Наконец, письмо было внимательно прочитано еще раз и спрятано в ее кармашек.
Что же это? Еще один пакет для Эльфриды, который она не заметила, спеша открыть письмо от Стефана. То был старый номер «Презента», в котором содержалась статья о ее книге, присланный ей, как было обещано.
Эльфрида прочитала статью, вся сжалась в комочек, а потом взяла журнал и побежала в гардеробную миссис Суонкорт, чтобы облегчить или хотя бы умерить свое раздражение, прислушавшись к проницательным суждениям своей мачехи.
Теперь она безутешным взором смотрела в окно.
– Не обращай на это внимание, дитя мое, – сказала миссис Суонкорт после того, как самым внимательным образом прочла статью. – Я не вижу, что в этой рецензии такого ужасного, в конце-то концов. Кроме того, все уже забыли ее к этому времени. Я уверена, что начало у нее достаточно хорошее для любой книги, которая была когда-либо написана. Только послушай – она гораздо лучше звучит, когда читаешь вслух, чем когда ты изучаешь ее молча: «„ПРИ ДВОРЕ ЗАМКА КЕЛЛИЙОН. РОМАН О СРЕДНИХ ВЕКАХ“. Автор: ЭРНЕСТ ФИЛД. В надежде на то, что мы ненадолго избежим монотонных повторений утомительных деталей в современном социальном пейзаже да исследований неинтересных характеров или неестественных разоблачений сенсационных заговоров, мы берем эту книгу в руки с удовольствием. Мы были склонны обманывать себя надеждой, что, возможно, некая новая история вдруг зазвенит, повествуя о донжоне, цепях и доспехах, о щеках, покрытых глубокими шрамами, о нежных девах, переодетых пажами, – что это будет хорошая история, какой мы не слышали с давних пор». Ну, по моему мнению, это очень хорошее начало, и можно гордиться тем, что это писал человек, который никогда тебя не видел…»
– Ах, да, – пробормотала Эльфрида горестно. – Но вы читайте дальше, читайте!
– Что ж, остальная часть написана в довольно-таки недобром тоне, я вынуждена признать, – сказала миссис Суонкорт и продолжала читать вслух: «Вместо этого мы оказываемся в руках некой молодой леди, едва ли достигшей совершеннолетия, судя по тому жалкому способу, которым она задумала скрыть свой пол, указав мужское имя на титульном листе».
– Я не жалкая! – сказала Эльфрида с негодованием. – Он мог назвать меня как угодно, но только не так.
– И впрямь, ты не такая. Ну, что ж: «В руках молодой леди… главы романа которой посвящены просто неправдоподобным турнирам, башням и авантюрам, которые выглядят плоскими копиями похожих сцен из романов мистера Дж. П. Р. Джеймса[77], а также напоминают самые фантастические страницы „Айвенго“. Наживка столь кричаще искусственна, что даже самый легковерный простак не купится на нее». Ну, моя дорогая, я не вижу причин для серьезных жалоб на его слова. Это доказывает, что ты достаточно умна, чтоб заставить его вспомнить сэра Вальтера Скотта, что само по себе является успехом.
– О да, несмотря на то что мне никогда не написать хороший роман самостоятельно, я могу хотя бы напомнить ему о тех, кто может! – Эльфрида намеревалась саркастически бросить эти слова в лицо своему невидимому врагу, но поскольку она обладала не большим сарказмом, чем лесной голубь, то язвительные слова превратились просто в милый лепет, слетевший с прелестных губ, которые немедленно надулись от обиды.
– Конечно, и это уже что-то. Твоя книга достаточно хороша, чтобы быть плохой, говоря об обыкновенной литературной манере, и она не стоит сама по себе в меланхолическом одиночестве, что было бы гораздо хуже, чем обыкновенная уязвимость. «В наши дни этот интерес к историческому роману имеет все шансы на успех; сие необходимо для того, чтобы читатель вдруг подпал под очарование какого-то почти истлевшего собрания легенд; чтобы он, в дополнение к побужденью заняться исследованиями старины да в своей неослабной вере в блистательный ореол Средневековья приобрел изобретательную способность, когда над деликатностью его чувства будет сильно преобладать умение спаять воедино волнующие эпизоды живого разнообразия элементарных человеческих страстей». Ну, это скучное словоизлияние к тебе и вовсе не относится, Эльфрида; это он явно настрочил для того, чтобы придать своей статье объема. Дай-ка взглянуть, где же он к тебе возвращается… не упоминает о тебе вплоть до самых последних фраз, по правде говоря. Вот где он окончательно с тобой разделывается: «Но возвратимся к тому маленькому роману, который мы взяли в качестве темы этой статьи. В общем-то мы далеки от того, чтобы отзываться пренебрежительно о способностях писательницы. Она обладает определенной гибкостью, коя позволяет ей обыгрывать стиль повествования, который свойствен ей одной, стиль, который можно назвать милым лепетом о волнующих безделицах, – особый дар тех, для кого симпатизировать обществу тех мирных времен привычно, как хлеб насущный. Там, где имеет значение домашний жизненный опыт и естественные детали, кои делают персонажей живыми, кои можно представить без анахронизмов, слишком разительных, она изредка бывает удачлива; и в целом мы считаем себя вправе заявить, что книга стоит того, чтоб заглянуть в нее ради тех отдельных моментов, которые не имеют абсолютно ничего общего с подлинной историей». Что ж, я полагаю, это было задумано как сатира; но перестань думать об этом как о чем-то большем, чем оно есть, моя дорогая. Уже пробило семь. – И миссис Суонкорт дернула за сонетку, зовя служанку.
Атака обладает большей пикантностью, чем гармоничное воспевание. Письмо Стефана находилось в полнейшем согласии с ее обычным душевным состоянием, а статья была полной противоположностью этому. И незнакомец, не имеющий ни имени, ни образа, ни возраста, ни внешнего облика, а один только могучий голос, естественным образом оказался интересной новинкой для леди, кою он избрал мишенью своего обращения. Когда Эльфрида отходила ко сну, в ту ночь она любила того, кто написал ей письмо, но думала о том, кто написал статью.
Глава 16
Рисую образы в уме я[78].
В один из дней, около трех недель спустя, трио Суонкортов спокойно сидело в гостиной особняка Скалы, что находился в Энделстоу и принадлежал миссис Суонкорт, ведя непринужденную беседу да делая праздный обзор последнего месяца-двух, что они провели в городе, кои обернулись ощутимой скукой даже для людей, чьих родовитых знакомых можно было перечесть по пальцам.
Обычный сезон в Лондоне, где компанию ей составила ее многоопытная мачеха, так развил чувства Эльфриды, что ухаживание за ней Стефана стало ей казаться эмоционально бедным и в ее памяти неизбежно отодвинулось на несколько лет назад – оно отошло на периферию ее мыслей, в детское прошлое. Когда речь заходит о нашем умственном опыте, таком, как зрительные наблюдения, наш собственный опыт начинает казаться нам истощением того, от чего мы прогрессировали.
Эльфрида сидела в низком кресле, листая свой роман с меланхолическим интересом, – она в первый раз взяла его в руки с тех пор, как познакомилась с замечаниями, что легли в основу статьи для «Презента».
– Все еще думаешь об этом рецензенте, Эльфи?
– Не о нем лично, однако я думаю о его мнении. Право слово, просматривая мою книгу после того, как прошло уже столько времени, я нахожу, что, с одной стороны, он оценил ее достаточно правдиво.
– Нет, нет, я бы не стала теперь показывать ему белый флаг! Представь только: из всех читателей на свете сам автор переходит на сторону неприятеля. Как же станут сражаться солдаты Монмута[79], если сам Монмут бросился наутек?
– Я не собиралась переходить на его сторону. Но я думаю, что он прав, приводя некоторые свои доводы, хотя у него есть и неправильные. И поскольку он обладает определенным правом на мое уважение, я еще больше сожалею о том, что в одном-двух случаях он так ошибочно оценил мои побуждения. Мне больше досадно оттого, что меня не поняли, чем оттого, что выставили в ложном свете; а он понял меня неверно. Я не могу быть спокойна, пока где-то есть человек, который день за днем продолжает приписывать мне намерения, коих я никогда не питала.
– Он не знает твоего имени, и у него явно не было о тебе ни малейших сведений. А уж к этому-то времени он, вне всяких сомнений, и думать забыл о том, что такая книга существует на свете.
– А вот я был бы определенно рад, если б ты ему указала, где именно он ошибся в одном-двух случаях, – сказал священник, который до этого времени хранил молчание. – Видите ли, критики продолжают писать, и их никогда не поправляют, и с ними никогда не спорят, и поэтому они никогда не становятся лучше.
– Папа! – воскликнула Эльфрида, вся просияв. – Напиши ему!
– По правде говоря, лучше я ему напишу, когда выпадет случай увидеться с ним, – отвечал мистер Суонкорт.
– Сделай это! И объясни ему, что молодая особа, которая написала эту книгу, взяла мужской псевдоним не из тщеславия или самонадеянности, а оттого только, что боялась, что это сочтут дерзким, если она опубликует книгу под своим именем, и что она не предназначала ее для таких знатоков, как он, а адресовала свое творение, как подсластитель истории, молодым людям, чтоб те могли приобрести вкус к тому, что происходило в их родной стране сотни лет назад, да чтобы пробудить в них желание глубже погрузиться в сей предмет. Ох, здесь столько всего нужно объяснить; как я хотела бы написать ему это сама!
– Что же, Эльфи, я скажу тебе, как мы сделаем, – отвечала миссис Суонкорт, которая находила своеобразный буколический юмор в идее раскритиковать самого критика. – Ты напишешь ясный отзыв о том, в чем именно он ошибся, а я перепишу это и отошлю как свое собственно