– Ах, ты не знаешь!
Они стояли, беседуя, на лужайке около дома, и Найт показался в их поле зрения, медленно спускаясь с холма петляющей походкой. Когда Эльфрида встретилась с ним, на душе у нее стало гораздо легче – теперь все стало куда проще. Ответственность за ее неверность, казалось, отчасти перешла с ее плеч на плечи ее отца. Однако некоторые мрачные мысли по-прежнему ее одолевали.
«Ах, если бы он только знал, как далеко я зашла в отношениях со Стефаном, и при этом сказал мне то же самое, насколько счастливее я бы была!» – вот что очень часто приходило ей на ум.
В тот день влюбленные отправились на конную прогулку на час-другой; и, хотя старались вести себя как можно незаметнее, поскольку похороны леди Люкселлиан, кои прошли в очень тесном семейном кругу, были только вчера, они все же сочли нужным проехать рядом с церковью Восточного Энделстоу.
Ступени, ведущие в склеп, как было сказано, находились снаружи церкви, непосредственно под стеною придела[148]. Будучи верхом, и Найт, и Эльфрида могли их видеть поверх кустарников, скрывающих кладбище.
– Смотрите, склеп как будто еще открыт, – сказал Найт.
– Да, он открыт, – отвечала она.
– Что это за человек, который там рядом стоит? Каменщик, я так понимаю?
– Да.
– Интересно, это случайно не Джон Смит, отец Стефана?
– Думаю, это он и есть, – отвечала Эльфрида с запинкой.
– Ах, и кто бы мог подумать? Я хотел бы узнать у него, как поживает его сын, мой праздный протеже. И, по описанию твоего отца, внутри склеп выглядит очень интересно. Думаю, нам надо его осмотреть.
– Не кажется ли вам, что это не самая лучшая идея? Разве там сейчас не находится лорд Люкселлиан?
– По всей вероятности, это не так.
Эльфрида дала свое согласие, поскольку ей больше ничего не оставалось делать. Ее сердце, кое сначала задрожало от ужаса, успокоилось, как только она поразмыслила о характере Джона Смита. Спокойный, скромный человек, можно быть уверенной, что он будет обращаться с нею, как раньше, несмотря на то что она состояла в любовной переписке с его сыном, и это может придать ее поведению больше показного и неестественного. Таким образом, не испытывая особой тревоги, она приняла руку Найта, после того как сошла с лошади, и прошла с ним между могилами и к склепу. Глава каменщиков узнал ее, как только она к нему приблизилась, и, как всегда, приподнял свою шляпу с уважением.
– Я знаю, что вы – мистер Смит, отец моего давнего друга Стефана, – сказал Найт сразу же, как только он изучил взглядом загорелые и грубые черты лица Джона.
– Да, сэр, я он самый и есть.
– Как здоровье вашего сына? Я получил от него всего одну весточку с тех пор, как он уехал в Индию. Полагаю, он вам рассказывал обо мне – о мистере Найте, с которым он познакомился в Экзонбери несколько лет назад.
– Да, это я слыхал. Со Стефаном все прекрасно, благодарю вас, сэр, и он в Англии; по правде говоря, он дома. Короче говоря, сэр, он здесь, внизу в склепе, осматривает гробы усопших.
Сердце Эльфриды забилось, как пойманная птица.
Найт был поражен.
– Что ж, это уму непостижимо, – тихонько пробормотал он, и сказал громче: – А он знает, что я гощу в этих краях?
– Я не могу сказать с определенностью, сэр, если правду молвить, – отвечал Джон, не желая никаким боком оказаться втянутым в запутанную историю, о коей он больше догадывался, чем знал точно.
– Не сочтет ли это вторжением семья усопшей, если мы спустимся в склеп?
– Ох, Господь с вами, сэр, конечно нет; целые толпища народу спускались туда. Он оставлен открытым специально.
– Мы идем вниз, Эльфрида.
– Боюсь, там воздух спертый, – сказала она с подкупающей мольбой.
– Ох, нет, мисс, – сказал Джон. – Мы побелили известкой[149]стены и арки в тот день, как склеп открыли, как мы всегда и делаем, и снова побелили их известкой утром до похорон; и воздух там такой же приятный, как в житнице.
– Тогда я хотел бы, чтобы вы сопровождали меня, Эльфи, как-никак, вы и сами происходите из этой семьи.
– Мне не по душе идти туда, где смерть представлена столь выразительно. Я побуду с лошадьми, пока вы все осмотрите там, – они могут забрести куда-нибудь.
– Что за вздор! Я и помыслить не мог, что ваши чувства столь неустойчивы, что их может так легко привести в расстройство несколько свидетельств нашей бренности, но оставайтесь здесь непременно, если вы так напуганы.
– Ох, нет, я не напугана, не говори так.
Она с несчастным видом подала ему руку, думая о том, что, возможно, разоблачение может произойти с тем же успехом как сразу, так и десять минут спустя, ибо Стефан конечно же проводил бы своего друга до лошади.
Сначала мрак склепа, что освещался только парой свечей, был слишком густым, чтобы позволить их глазам различить что-то определенное; но, пройдя немного вперед, Найт рассмотрел перед темными домовинами, вытянувшимися вдоль стен, молодого человека, который стоял и делал записи в блокноте для рисования.
Найт сказал лишь одно: «Стефан!»
Стефан Смит, не будучи в том же абсолютном неведении относительно Найтова местопребывания, как Найт был относительно его, в тот же миг узнал своего друга и превосходно видел силуэт красавицы, что стояла за его спиной.
Стефан прошел вперед и пожал ему руку, ни слова не говоря.
– Почему ты не писал мне, мой мальчик? – спросил Найт, никак не обозначив для Стефана присутствие Эльфриды. Для эссеиста Смит по-прежнему остался деревенским мальчиком, которому он покровительствовал и о котором заботился – одним словом, тем, с кем формально знакомить леди, помолвленную с ним самим, казалось Найту неуместным и абсурдным.
– А вы почему мне не писали?
– Ах, ну да. Почему я не писал? Почему мы оба не писали друг другу? Это вопрос, на который мы не всегда можем ответить ясно, опасаясь признаться самим себе в том, что были глупы. В любом случае, я о тебе не забыл, Смит. И теперь мы встретились; и мы должны встретиться снова и поговорить гораздо дольше, чем здесь это удобно в таких условиях. Я должен знать во всех подробностях твою жизнь. То, что ты процветаешь, это я понял, и ты должен научить меня этому.
Эльфрида стояла позади. Стефан понял значение ее взгляда и немедленно догадался, что она никогда не упоминала его имени Найту. Его такт и умение избегать катастрофы в отношениях были главными качествами, кои сделали его интеллектуально респектабельным, и в этом он далеко превзошел Найта – в общем, он решил мирным путем выйти из создавшегося положения, не задев никоим образом чувства Найта или Эльфриды, вознамерившись сделать для этого все возможное. Его старое чувство признательности Найту никогда не оставляло его полностью, а его любовь к Эльфриде была теперь великодушной.
Едва смея наблюдать за ее движениями, он видел, что она будет вести себя с ним так, как он сам поведет себя с ней; и если он поведет себя как незнакомец, она сделает то же самое, дабы избежать неловкого положения. Обстоятельства благоприятствовали этому, и желательно было, чтоб он держался с Найтом как можно более скрытно и сократил встречу насколько возможно.
– Опасаюсь, что мое время пребывания здесь будет настолько кратким, что я не могу позволить себе даже это удовольствие, – сказал он. – Я уезжаю завтра. И до того момента, пока я не отплыву на континент и в Индию, что будет через две недели, у меня едва ли будет свободная минута.
Разочарование Найта и его недовольные взгляды, когда он услышал этот ответ, причинили Стефану столько же сильной боли, как и тогда, когда он увидел Эльфриду с ним под руку. Слова о нехватке времени в буквальном смысле были правдивы, однако тону, которым их произнесли, было далеко от искренности. Стефан был бы бесконечно рад побеседовать с ним, как в прежние времена, и считал колоссальной для себя утратой, что ради спасения женщины, в глазах которой он обратился в ничто, ему приходится умышленно отталкивать своего друга.
– О, мне жаль это слышать, – вымолвил Найт, которому изменил голос. – Но, разумеется, если у вас важные дела, которые требуют вашего внимания, ими не должно пренебрегать. И если это будет наша первая и последняя встреча, позвольте мне сказать, что я желаю вам успеха от всего сердца!
Тон Найта смягчился к концу речи, торжественность места стала влиять на него и очистила его сердце от ребяческой и мимолетной обиды на слова.
– Вот ведь странное место для нашей встречи, – продолжал он, озираясь вокруг.
Стефан ответил кратким согласием, и после этого воцарилось молчание. Черные очертания гробов теперь можно было различить гораздо яснее, чем при первом взгляде на них, белесые стены и арки сильно выделяли их контуры, делая из них выпуклые рельефы. То была картина, коя врезалась в память всем троим как незабываемая веха в истории их отношений. Найт, с оживленным выражением лица, стоял между своими спутниками, но немного впереди их, Эльфрида стояла справа от него, а Стефан Смит – слева. С правой стороны белый дневной свет слабым потоком лился внутрь склепа и казался голубоватым по контрасту с желтым светом свечей, что горели у стен. Эльфрида застенчиво отступила назад и стояла ближе всех к выходу, и она больше всех была залита дневным светом, в то время как Стефан стоял полностью в свете свечей, и тот край неба, который был виден выше верхних ступеней, что вели в склеп, казался ему пятном голубовато-стального цвета, и ничем больше.
– Я побывал здесь два или три раза с тех пор, как склеп был открыт, – сказал Стефан. – Мой отец здесь занимался подготовкой ко всему, как вы знаете.
– Да. Что вы делаете? – спросил Найт, глядя на блокнот для рисования и карандаш, кои Стефан держал в руках.
– Я делал зарисовки некоторых элементов церкви и после этого занимался тем, что копировал некоторые имена со здешних гробниц. Прежде чем я уехал из Англии, я делал много работы подобного рода.