– Посмотрим, сколько же тут? Три для папы, одно для мистера Смита и ни единого – для мисс Суонкорт. И, папа, взгляни, одно из твоих писем – от кого, как ты думаешь? – от лорда Люкселлиана. И в нем что-то ТЯЖЕЛОЕ – какой-то сверток. Я нащупала его сквозь бумагу конверта, но не могу разобрать, что это.
– Интересно, ради чего лорд Люкселлиан решил мне написать? – сказал мистер Суонкорт одновременно с нею.
Он передал Стефану его письмо и открыл адресованное ему, и его лицо при этом приняло более сановитое выражение, чем обычно, то выражение лица, что бывает у небогатого джентльмена, когда тот собрался читать письмо, присланное ему пэром.
Стефан прочел свое послание с куда меньшим удовольствием, чем священник.
ПЕРСИ ПЛЕЙС, вечер четверга.
ДОРОГОЙ СМИТ!
Старина X. рвет и мечет из-за вашего столь долгого отсутствия ради эскизов церкви. Клянется, что вы доставляете больше хлопот, чем того заслуживаете. Он велел мне написать вам и передать, чтобы вы не задерживались долее, каковы бы ни были ваши соображения – что сам он управился бы за три часа с необычайною легкостью. Я напомнил ему, что вы еще не набили на этом руку, но сие замечание не произвело на него должного впечатления. В любом случае, говоря между нами и будь я на вашем месте, я бы не стал тревожиться о своем возвращении еще день-другой, если бы не желал воротиться немедленно. Я бы провел выходные в деревне и погулял в свое полное удовольствие. Он все равно будет разоряться, появитесь вы здесь в субботу или же пробудете за тридевять земель вплоть до утра понедельника.
Искренне ваш,
СИМПКИНС ДЖЕНКИНС
– Боже мой, какая неприятность! – вскричал Стефан, скорее en Fair[25], и смутился тем смущением, которое охватывает подчиненного человека, когда он по случайности где-то играет роль своего патрона и тем самым вырастает в собственных глазах до размеров равного тому, а потом новая случайность бесцеремонно сбрасывает его с облаков на землю.
– Что за неприятность? – отозвалась мисс Суонкорт.
К этому мгновению Смит уже вернул себе свою невозмутимость и сопровождающее ее достоинство профессионального архитектора.
– К сожалению, важные дела требуют моего немедленного присутствия в Лондоне, – ответил он.
– Что! Вы что, должны уехать немедленно? – воскликнул мистер Суонкорт, глядя на него в упор поверх своего письма. – Важные дела? У такого желторотого юнца, как вы, уже нашлись важные дела!
– По правде говоря, – сказал Стефан, покраснев и немного стыдясь того, что приходится ссылаться на обстоятельства, кои, пусть даже в малой степени, никоим образом от него не зависели, – по правде говоря, мистер Хьюби велел одному из своих служащих известить меня письмом, чтобы я возвращался домой; и я не смею его ослушаться.
– Ясно, ясно. Это политика – поступать так, вот что вы имеете в виду. Теперь я понимаю много больше, чем вы думаете. Он собирается в будущем сделать вас своим партнером. Я отметил это в тот самый миг, как прочел его письмо ко мне, присланное на другой день, и тот тон, в котором он описал мне вас. Он очень высокого о вас мнения, мистер Смит, иначе не стал бы так волноваться, чтобы вы поскорее вернулись.
Не могло прозвучать более неприятного для слуха Стефана замечания, чем это – перспектива ожидания партнерства с одним из самых востребованных лондонских архитекторов, которая была сейчас брошена ему в лицо, сколь бы несбыточной она ни была, по его представлениям. Он понял также и то, что, каким бы ни было мнение мистера Хьюби о нем, мистер Суонкорт определенно оценивал его очень высоко, раз возвел свои соображения на таком хлипком основании, кое, пожалуй, и основанием-то не было. И затем, необъяснимым образом, на его выразительное лицо набежало печальное облачко, и печаль эта была очень далека от всякой истинной возможной причины, что могла ее вызвать.
Эльфрида была поражена его грустным видом; даже мистер Суонкорт заметил его.
– Что ж, – сказал он бодрым тоном. – Не будем больше к этому возвращаться. Вам следует приехать к нам снова уже самостоятельно, не по делам. Приезжайте меня повидать, знаете, скажем, в ваши выходные – у вас, городских жителей, у всех есть каникулы, как у школьников. Когда будут ваши?
– Думаю, в августе.
– Очень хорошо; приезжайте в августе, и тогда вам не придется так торопиться. Я всегда рад видеть у себя человека из порядочного общества, с которым можно поговорить о том о сем, живя в этом диковинном ultima Thule[26]. Но, кстати говоря, я собираюсь вам кое-что предложить – вы же не уезжаете сегодня?
– Нет, сегодня я могу не уезжать, – сказал Стефан нерешительно. – Я могу не возвращаться в Лондон вплоть до утра понедельника.
– Очень славно; тогда я могу смело озвучить то, что собрался предложить. Вот письмо от лорда Люкселлиана. Думаю, вы слышали, как я рассказывал, что это землевладелец, постоянно проживающий в своем поместье, находящемся в здешних краях, и что он патрон этого прихода?
– Я… я его знаю.
– Сейчас он находится в Лондоне. Похоже, что он вырвался в город на денек-другой и прихватил с собой леди Люкселлиан. Он пишет ко мне с просьбой отправиться в его дом и поискать один документ в его личных бумагах, который он забыл взять с собой.
– Что же он прислал тебе с письмом? – настойчиво спросила Эльфрида.
– Ключ от его личного стола, где лежат бумаги. В таких делах он не любит доверять кому-то другому. Я уже не раз выручал его подобным образом. А предложение мое состоит в том, чтобы мы славно провели послеобеденное время там – все трое. Совершим прогулку к бухте Тарген, а вернемся домой через усадьбу Энделстоу; и в то время, пока я буду искать нужный документ, вы вольны бродить по комнатам, сколько душа пожелает. Я в любое время имею право распоряжаться в усадьбе, знаете ли. Само здание хоть снаружи и не представляет собой ничего, кроме великого множества фронтонов, внутри имеет великолепный холл, лестницу и галерею; и в последней найдется несколько замечательных портретов.
– Да, все верно, – сказал Стефан.
– Стало быть, вы там бывали раньше?
– Я видел особняк, когда проезжал мимо, – ответил он поспешно.
– О да, но я упоминал о внутреннем его убранстве. А тамошняя церковь Св. Эвала гораздо старше, чем наша церковь Св. Агнессы. Я произношу проповеди в обеих церквах поочередно, вообразите. Правду молвить, я нуждаюсь в помощнике; ездить через этот парк, что тянется на две мили, да в дождливое утро, не слишком-то приятно. Если б мое тело не было столь хорошо закаленным, каковым оно, благодарение Господу, является, – тут мистер Суонкорт бросил взгляд вниз, на свое тело, словно его закалка была видимой, – я бы хрипел да кашлял без умолку весь год напролет. Когда же семья лорда уезжает, там остается всего трое слуг, перед которыми я произношу проповеди. Ну, так, стало быть, мы уговорились ехать. Эльфрида, желаешь прокатиться с нами?
Эльфрида выразила согласие; и их маленькая компания разошлась после завтрака. Когда Стефан собрался выйти из дому и сделать несколько последних замеров церкви, священник проводил его до дверей с таинственным вопросительным выражением лица.
– Надеюсь, вы спокойно отнеслись к тому, что этим утром мы не стояли на молитве всей семьей? – прошептал он.
– Да, конечно, – отвечал Стефан.
– Говоря по правде, – продолжал священник шепотом, – мы не молимся регулярно; однако, когда у нас живут гости, я абсолютно убежден, что это необходимо делать, и я всегда это делаю. Но вы, Смит, что-то в вашем лице убедило меня в том, что я могу чувствовать себя как дома; коротко сказать, вы не станете говорить мне чепуху. Ах, это напомнило мне великолепный анекдот, который я слышал давным-давно, когда был таким же беспечным молодым человеком, – какая это была история!.. Но… – Тут священник покачал головой, замыкая самому себе уста, и мрачно рассмеялся.
– Была ли это стоящая история? – спросил молодой Смит, тоже улыбаясь.
– О да, но она слишком неприличная – слишком! Ни за что на свете вам ее не расскажу, и не просите!
Стефан пересек газон и, удаляясь, слышал, как священник тайком посмеивается над своими воспоминаниями.
Они выехали в три часа пополудни. Хмурое утро превратилось в яркий день, когда повсюду разливался бледный солнечный свет, однако солнца не было видно. Беспечно катился их экипаж – стука колес почти не слышалось, цокали копыта лошади, цокали почти мелодично на белой большой дороге с заставой, коя сменялась участком пути, что шел по самому краю холма, затем преображаясь в идеально прямую линию, которая будто бы полностью растворялась в белизне небес.
Бухту Тарген – обладавшую тем достоинством, что до нее было легко добраться, – должным образом осмотрели. Затем они не спеша проехали по бесчисленным проселочным дорогам, где прямого и ровного пути не набралось бы и на двадцать ярдов, и достигли владений лорда Люкселлиана. Женщина с двойным подбородком и полной шеей, как у королевы Анны с портрета кисти Даля[27], отворила им ворота парка; рядом с нею стоял маленький мальчик.
– Я подам ему что-нибудь, маленькому бедняжке, – сказала Эльфрида, доставая свой кошелек и торопливо его открывая. Из недр ее кошелька выпорхнула уйма листочков бумаги, словно стая белых птиц, которые закружились в воздухе и разлетелись вокруг.
– Ну, можно не сомневаться! – молвил Стефан с легким смешком.
– Какого черта все это значит? – спросил мистер Суонкорт. – Надеюсь, это не половинки банкнот, Эльфрида?
У Эльфриды был раздраженный и виноватый вид.
– Это просто мои записи, папа, – сказала она с запинкой, в то время как Стефан выскочил вперед и с помощью маленького сынишки сторожихи собирал листочки под колесами экипажа и копытами лошади, пока все разлетевшиеся бумаги не были вновь сложены вместе.