е останется.
– А куда же мы денемся? – Андрей недоверчиво улыбнулся.
– Пропадёте, вымрете… Не от чеченцев, сами по себе. Ваши бабы топмоделями, артистками, проститутками хотят быть, только не матерями. Нация, которая мало рожает детей обречена. Настанет время, когда у вас почти не будет солдат. Вот тогда и настанет наше время… ну не наше, а наших детей, внуков. У меня уже двое детей есть и ещё будут. А у тебя?… Вот видишь. Вопрос даже не в вас, а в том кто займёт вашу землю в будущем. Ну, Восток, Сибирь… там китайцы заселят, а вот здесь… это будет наша земля.
– А не помёрзнете? Ведь холодно здесь для вас? – вновь с усмешкой осведомился Андрей.
– Ничего… Лет через тридцать здесь станет так же тепло как на Кавказе. Ведь идёт глобальное потепление климата, – на полном серьёзе отвечал Старший.
– Ты сам всю эту теорию придумал, или услыхал от кого?
– Зачем сам. Наши старики давно уже всё продумали и подсчитали. Чеченцы потому и влипли в войну, что не стариков своих, а молодых отморозков слушали. Здесь и без войны всё наше… детей наших будет. Вот я тебе и советую, иди к нам. Только так ты и себе и детям своим будущее обеспечишь, хозяином, а не рабом будешь.
– Что-то не очень верю я в вашу теорию… На Западе, вон тоже рожают мало, а ничего, живут, да ещё как, – усомнился Андрей.
– У них столько земли нет, им заселять уже нечего. Но они тоже обречены. Пройдёт время и арабов во Франции станет больше чем французов, турок в Германии больше чем немцев. Поверь, к концу двадцать первого века вся Европа будет исламской. И никакое НАТО, никакие атомные бомбы не помогут, свою же территорию бомбить не будут. Вы, христиане, слишком распустили своих женщин, они у вас командуют, голыми ходят. Это вас и погубит. Я потому и не стерпел, когда эта голая баба нас посмела обозвать. Я её просто поучить хотел, на место поставить…
Электричка подъезжала к райцентру. Старший заспешил:
– Ты подумай… Я ведь теперь твой должник, брат тоже. Если надумаешь, вот здесь сойдёшь. Знаешь, где мы коттеджи строим? Там целая улица. Спроси Магомеда или Османа, это брат мой. Нас там все знают… Ну, бывай, жду тебя… И за брата, спасибо…
6
Весь оставшийся путь Андрей пребывал в задумчивости. На своей платформе он сразу же увидел синий в горошек сарафан Тани. Она спешно шла вдоль вагонов, вглядываясь в выходящих пассажиров. Увидев Андрея, она кинулась к нему:
– Андрюша, ну наконец! Я места не нахожу, к каждой электричке выскакиваю… Куда ты ездил?
– Да так, проветрился немного, – Андрей, широко улыбаясь, взял девушку под руку.
– Ты не злишься на меня?… Я маме уже всё высказала… Ведь ты из такого ада вернулся, тебе же отойти, отдохнуть надо… А она… И я тоже хороша, как затмение какое нашло, прямо язык отнялся… Ты уж прости меня Андрюшенька, – на глазах Тани появились слёзы, и она доверительно привалилась своей русой головой к его плечу, готовая разрыдаться.
– Ты что Тань?… Успокойся… Люди же смотрят.
– А ты простишь меня?
– Да не за что… Ни в чём ты не виновата, и мать твоя тоже права.
– То есть как права? – Таня недоумённо смотрела на Андрея.
– Ну, в общем… Я тут подумал, время было… Действительно работу искать надо.
– Ой, да не спеши ты… Я училище заканчиваю, в больницу работать пойду, проживём.
– Никуда ты не пойдёшь, – словно отрубил Андрей.
– Как это? – ещё больше удивилась Таня. – Зачем же училась?… Я же медик.
– Это пригодится, а работать не будешь… Ну, разве что сначала, год… может два, не больше.
– А потом? – Таня совсем не понимала Андрея.
– А потом мы поженимся.
– Ну и что… разве я не буду работать?
– Не будешь, – вновь резко ответил Андрей. – Я с завтрашнего дня начинаю искать работу, такую, чтобы зарабатывать нормально… Москва вон рядом, там с подмосковной пропиской устроится всегда можно… и без чёрных обойтись, – последнюю фразу Андрей произнёс чуть слышно себе под нос.
– Что? – не расслышала Таня.
– Да так, ерунда, – не стал уточнять Андрей.
– А что же я буду делать, если не работать?… Мама сколько помню, только и говорит, самое страшное остаться без пенсии.
– Самое страшное – остаться без детей… Дома сидеть будешь.
– Это как?… Ты значит на работе, а я дома сиди. Что делать-то буду?
– Ох, Тань… вроде умная, а не поймёшь… Детей наших воспитывать будешь.
– Это всё можно совместить, все так делают. Работать, а ребёнка в ясли, потом в сад. Ты что маленький, не знаешь, – улыбалась Таня.
– Это ты как маленькая. Я тебе говорю не ребёнка, а детей… Иначе… Ишь чего удумали, без войны… Нет, без третьей мировой это вряд ли выйдет, – вновь под нос закончил Андрей.
– Что иначе?
– Иначе паранджу на старости лет оденешь, – зло ответил Андрей.
Таня смотрела на Андрея не понимая, шутит он, или говорит всерьёз…
Долг
Владимир Сергеевич Сиротин на пятьдесят пятом году жизни, овдовев, вдруг осознал, что ему незачем жить. Пока здравствовала жена, Ольга, вопрос о смысле жизни не возникал – они жили друг для друга. Это было больше чем привычка – за тридцать лет совместной жизни супруги как бы стали одним целым. У них имелся сын, но удивительное дело, насколько родители с трудом переносили даже дневную разлуку, настолько сын был к ним обоим совершенно равнодушен. Закончив институт, он женился и сразу ушёл жить в просторную квартиру состоятельных родителей жены, а своих почти не вспоминал, тем более, что в их материальной помощи совершенно не нуждался. Да и какую помощь могли оказать отставной подполковник и его жена домохозяйка. Это в советское время подполковничья пенсия превышала большую часть зарплат рабочих и служащих, но после крушения Союза…
Впрочем, Сиротину с женой стало намного легче, когда сын их покинул. Они уже давно заметили что он, по мере взросления, всё с большим трудом терпел отца с матерью, их почти детское обожание друг друга. Ему не дано понять, как это родители могут быть счастливы просто разговаривая, созерцая друг друга… что они серьёзно, без рисовки влюблены один в другого на шестом десятке… когда в доме шаром покати и лишнего рубля днём с огнём… В свою новую семью он вошёл как рука в перчатку по размеру. Новые родственники сделали всё, чтобы отгородить от «пагубного влияния» родителей зятя и родившегося внука. Ведь мальчик должен расти в строго деловой обстановке, с детства готовиться к неминуемой схватке «за место под солнцем», а не слушать расслабляющие сентиментальные сюсюкания бабушки и дедушки, их пустопорожние обмены комплиментами, слюнтяйскую заботу друг о друге…
Смерть жены для Сиротина оказалась равносильна тому, что он сам наполовину умер. Месяца два после он пребывал в полнейшем трансе, забывая есть, не различая дня и ночи… Потом медленно приходил в себя, всё более ощущая своё полное, глобальное одиночество. Впрочем, вскоре, нечто подобное цели существования на ближайшее время у него обозначилось. Это и побудило его к действию…
Они с женой имели небольшой НЗ в долларах. Сиротин взял деньги, пошёл на Рижский рынок. Там долго слонялся в надежде, что в нём проницательные торговцы сами увидят потенциального покупателя. Но к нему никто не подходил – видимо, его внешность была недостаточно «крутой». Тогда он сам подошёл к торговцу газовым и пневматическим оружием с физиономией а ля Сукачёв, набрался храбрости и…:
– Молодой человек… мне бы… я слышал, что здесь настоящий пистолет купить можно?…
– Ты что папаша… с бодуна что ли!?… А ну чеши отсюда, – парень тревожно заёрзал глазами по сторонам.
Сиротин крайне смущённый, отошёл – купить оружие так же, как в фильме «Ворошиловский стрелок» не получилось. Он уже намеревался так и уйти с рынка «несолоно хлебавши», когда к нему кто-то неслышно подкрался сзади…
– Не оборачивайся… стой спокойно… Тебе ствол нужен?
– Вообще-то да, – несколько растерянный от такого способа общения ответил Сиротин, вытянувшись по стойке смирно.
– Какой марки?
– Желательно Макаров… только с глушителем пожалуйста.
– Триста баксов.
– Хорошо.
– Патроны нужны?
– Да, конечно, – спохватился Сиротин, – четыре пачки.
– Бери шесть, на сто баксов для ровного счёта.
– Хорошо, – продолжал согласно кивать невидимому собеседнику Сиротин.
– Деньги давай.
– Но я хотел бы…
– Не боись. Давай бабки, стой здесь и через десять минут ствол и патроны будут у тебя…
Как ни странно его не обманули. Дома Сиротин с интересом рассматривал этот пистолет с затёртым напильником номером. Откуда он, похищен со склада службы РАВ какой-нибудь воинской части, а может взят у убитого офицера в Чечне? Так или иначе, пистолет у него был. Требовалось лишь восстановить навыки в стрельбе. Когда-то Сиротин стрелял весьма прилично, но уже десять лет не держал в руках оружия. Для тренировки пришлось ехать на дачу… хоть и не хотелись. Ведь именно там его Оля была подвергнута жестокому избиению, пытке, следствием чего и явилась её смерть…
2
Дачу, вернее домик в селе, они с женой купили в девяносто первом, последнем советском году, и первом после его увольнения из Армии в запас. Какое-то пятое чувство подсказало им вложить часть скопленных за время службы денег во что-то. Они и купили недорого небольшой домик у старушки, собравшейся доживать век у дочери в городе. Домик с банькой, да ещё участок в шестнадцать соток. От Москвы, правда, далековато, но ближе цены оказались неподъёмны. Конечно, можно было пойти по пути большинства прочих отставников: встать на очередь на участок, дождаться и возвести там дачу но… Сиротин боялся, что на возведение домика, и возделывание участка-целины ни у него, и тем более у страдающей гипертонией Оли просто не хватит сил. На поверку оказалось, что они выиграли втройне: и здоровье сберегли, и дом с участком приобрели, и успели вложить деньги, которые обесценились после развала Союза.
Этот домик стал для них отрадой. Все их помыслы, после заботы друг о друге, так или иначе были связаны с ним. Супруги, люди далёкие от земли, вдруг открыли для себя неведомое ранее удовольствие, лицезреть как из посаженного ими семени созревает урожай, причём с каждым годом всё больший. Они с гордостью привозили плоды своих трудов, овощи, соленья, варенья в семью, где жил сын. Там пренебрежительно, со скептическими улыбками принимали их подарки. Но Сиротин с супругой как бы этого не замечали. Они продолжали жить никому не завидуя, умудряясь получать удовольствие от того немногого, что имели, и более всего от общения друг с другом.